Джей Брэндон - Волк в овечьем стаде
— У нас есть няня, — сказала она.
— А когда у Томми день рождения, миссис Олгрен?
— В марте.
— Вы помните, что подарили ему в последний день рождения?
Она была готова отразить любой удар. Подарки сыну были ее гордостью.
— Компьютерную игру, которую он давно просил. «Познавательная география». Игрок путешествует по всему свету, пытаясь отыскать спрятанные предметы. Томми столько узнал, о чем я и понятия не имею! Он поражает меня.
— Каковы правила этой игры?
— Протестую, — вставил Элиот. — Вопрос не относится к делу.
Я возразил.
— Я пытаюсь выяснить причину лжи Томми, ваша честь. Адвокат первым поднял этот вопрос.
Элиот как-то странно посмотрел на меня. Он, по-моему, не понимал, куда я гну. Судья Хернандес отклонил его протест, скорее всего, он решил, что я сам посажу себя в лужу.
— И все-таки как играют в эту компьютерную игру, миссис Олгрен?
— Вам следует спросить у Томми, — ответила она снисходительно. — Он знает.
— Так он один в нее играет?
— Да, — призналась она. — Обычно один.
— Когда вы в последний, раз ездили на отдых всей семьей, миссис Олгрен?
Она выглядела озадаченной.
— Мы с Джеймсом выбрались на природу… по-моему, этим летом… Нет, это было…
— Вы втроем, миссис Олгрен.
Она колебалась. Потом стала оправдываться.
— Мы не распоряжается своим временем. У Джеймса вообще нет отпусков, да и я постоянно загружена работой.
Я терпеливо ждал. У нее так и не нашлось ответа.
— Томми, наверное, играет с друзьями, — продолжил я. — Кто его лучший друг?
— Стив, — тут же выпалила она. — Стив Петерсон. Он…
— Томми не общается со Стивом больше года, миссис Олгрен, — спокойно возразил я.
Элиот высказал протест, ссылаясь на то, будто я оказываю давление, но это уже не имело значения. Памела Олгрен была ошеломлена.
— Как сейчас зовут лучшего друга Томми? — снова спросил я ее.
Она напрягла память в поисках ответа, но безуспешно.
— У него в классе есть приятель, — медленно проговорила она, больше импровизируя, чем вспоминая. — Томми рассказывал о нем. Джейсон. Он упоминал о нем. Не знаю, лучший это друг или нет. Он дружит со многими детьми.
— К вам приходят его приятели? — спросил я.
— Нет. Но некоторые ребята живут по соседству. Иногда я вижу Томми с ними, они катаются на велосипедах или…
Я дал ей выговориться, тем временем изучая ее, женщину, о которой давно уже составил мнение. Уверен, все присутствующие тоже.
— Обвинение не имеет вопросов, — произнес я в тишине сводчатого зала суда.
Элиот помедлил, прежде чем приступить к допросу. Я был уверен, что у него нет определенного плана действий. Я уже выжал все из показаний матери Томми.
— Вы поверили сыну, когда он обвинил Остина Пейли в изнасиловании? — с налету спросил он.
— Не сразу, — ответила миссис Олгрен.
— Вы обратились в полицию?
— Нет.
— Вы прибегали к помощи врача?
— Несколько позже.
— Врач сам позвонил вам, так?
— Да, он узнал обо всем от школьной медсестры.
— Вы отказывались верить мальчику даже тогда, когда случившееся получило огласку? Вы опасались новых неприятностей. Правда?
Элиоту пришлось повторить вопрос, потому что миссис Олгрен, похоже, не собиралась отвечать. Она пребывала в нерешительности, ее молчание становилось тягостным.
— Мы не были уверены, — наконец выдавила она из себя.
— Он уже однажды солгал? — настаивал Элиот.
— Да, — еле слышно ответила Памела Олгрен.
Элиот, казалось, даже сочувствовал ей. Но я подозревал, что он думал обо мне, а не о Памеле.
— Защита закончила, — сказал он.
— Миссис Олгрен, — я не стал сбавлять темпа, — в первый раз Томми тут же отказался от лжи, как только ему не поверили, так?
— Да, — согласилась миссис Олгрен. Она уже отвечала, кажется, автоматически.
— Он не упорствовал ни одного дня?
— Нет.
— На этот раз, обвинив Остина Пейли, он стоял твердо на своем?
— Да, — ответила миссис Олгрен. — Он ни за что не хотел отказываться от своих слов.
Со стороны могло показаться, что ее растерянность — результат упрямства Томми, нежелания сына избавить ее от неприятностей. Следовало тут поставить точку, все уже поняли, чего стоило семье это обвинение.
— Больше нет вопросов.
Элиот покачал головой.
— У меня тоже.
Памела понуро покинула свидетельское место. Я подумал, что она опрокинет мой стол. Ее взгляд уткнулся в Остина. Она остановилась, и кровь отлила от ее лица, но не от страха перед преступником, а от мысли, в каком виде она предстала перед людьми благодаря ему. Он смотрел в другую сторону.
Бекки наклонилась ко мне и спросила:
— Ты уверен?
В ту же секунду судья Хернандес громко поинтересовался, есть ли у меня еще свидетели? Я поднялся и ответил на заданный мне вопрос:
— Обвинение вызывает Томми Олгрена.
Томми был в здании суда. Я приказал забрать его из школы, когда решил его повторно допросить, но оставил мальчика в неведении относительно причин своего поступка. Он занял свидетельское место, не подозревая, что у меня на уме. Томми, казалось, нервничал. Его взгляд метался по залу, он вглядывался в лица присяжных, как будто они что-то от него скрывали.
— Томми. — Мой голос заставил его вздрогнуть. Я поднял руку. — Этот человек изнасиловал тебя? Остин Пейли?
Томми мельком взглянул в нужном направлении, затем повернулся ко мне.
— Да.
— Когда это случилось?
— В мае, два года назад, — тихо проговорил он, пожимая плечами.
— Некоторое время назад, — я повысил голос, — ты сказал родителям, что тебя изнасиловал другой мужчина. Помнишь?
— Да.
— Кого ты обвинил?
— Мистера Риза, нашего соседа. — Томми говорил тихо, но отчетливо, с детским упрямством. Он был готов сопротивляться.
Я сбавил обороты.
— Это была правда, Томми?
— Нет, — ответил он.
— Точно?
— Он… — начал Томми, но запнулся. — Нет. Все это неправда.
— Зачем ты обманул родителей?
Всему есть объяснение. Немотивированные поступки — редкость. Человек, вломившийся в дом и убивший пятерых, в конце концов объяснит, почему он это сделал. Томми не был исключением. Когда он стал оправдываться, то все поняли, что он еще очень мал.
— Я поступил плохо, но мистер Риз обидел меня. Однажды я играл с Ронни, его сыном, мы перекидывали мяч из моего сада в его и обратно, а мистер Риз приказал нам прекратить, а то мы сломаем забор. Хорошее дельце! Как можно сломать забор мячом! Мистер Риз отобрал у нас мяч. Но мяч был мой! Я вежливо сказал ему: «Мистер Риз, это мой мяч». Но он даже не обернулся.
— Но потом он отдал мяч?
— Нет. Я спросил на следующий день у Ронни, и он ответил, что мяч все еще у отца.
— Так вот почему ты придумал, будто мистер Риз надругался над тобой?
— Не только поэтому, — торопливо возразил Томми. — Однажды я возвращался домой из школы и порвал на их участке веревку, когда бежал, а мистеру Ризу она была нужна. Он так разозлился! Ругался и наказал меня.
— Наказал?
— Он ударил меня, по… — Томми показал рукой место, которому обычно достается в таких случаях.
Я очень надеялся, что многие родители в зале вспомнят, что значит для ребенка обида, как долго она сохраняется в его памяти. Дети, несмотря ни на что, считают, что мир справедлив.
— Вот почему ты сказал родителям, что мистер Риз изнасиловал тебя?
— Да, — ответил Томми мрачно, считая, что его поступок оправдан.
Пауза затянулась, взоры присяжных обратились в мою сторону. Я приступил к тому, для чего вызвал Томми.
— Вопросов нет, — произнес я.
Со времени появления Томми в зале за столом защиты велись бурные дебаты, при желании я мог бы выдвинуть протест. Но меня порадовало случившееся в рядах неприятеля. Теперь стало ясно, о чем шла речь. Оба адвоката посмотрели на Остина, который кивнул в сторону Бастера. Элиот откинулся на спинку кресла, как всегда невозмутимый, но это была всего лишь маска Бастер энергично подался вперед, надел очки, просмотрел свои записи, затем сурово взглянул на Томми.
— Ты понимал, Томми, — начал он, — как серьезно взрослые воспримут это обвинение?
Томми, по всей видимости, впервые задумался над этим.
— Не знаю, — сказал он.
— Как так? Тебе не приходило в голову, что ты наносишь вред мистеру Ризу?
— Я знал, что родители разозлятся, но я тоже был зол на него.
— Почему ты просто не пожаловался родителям? Разве нельзя было попросить отца забрать мяч?
Томми нахмурился, приготовившись к долгому объяснению, но затем передумал:
— Не знаю, — упрямо повторил он.
Думаю, обвиняемому несладко приходится в такие моменты. Остин знал цену этим показаниям. Он бы выкрутился, если бы адвокат пробил брешь в рассказе мальчика. Но при всем желании Остин не мог крикнуть адвокату, как болельщик на стадионе: «Давай! Врежь ему!» В своей адвокатской практике я часто указывал подзащитным, как следует вести себя в подобных случаях: полный серьезности, легкая симпатия к потерпевшему, за которой скрывается жалость. Но ничего не поделаешь, своей ложью потерпевший это заслужил! Можно подобрать соответствующее выражение лица. Я пытался что-нибудь вычитать на лице Остина. Он умел владеть собой. Он смотрел на Томми, как будто ему предстояло вынести вердикт в отношении мальчика. Он слушал его, сочувственно покачивая головой.
