Оке Эдвардсон - Зов издалека
— Хочешь сказать, что эти… за ней приглядывают?
— Не исключено. Думаю, да. Приглядывают.
Винтер остался один. Достал из портфеля копию таинственной записки, которую впервые увидел на столе у Бейера, и сравнил ее с полученной у датчан. Все то же самое, только почерк другой. Стрелки и линии повторяют друг друга. Больше всего похоже на карту… Слева наверху кружочек… возможно, помечен какой-то дом. Буквы и цифры… условленное время — да, скорее всего… а дальше? Количество? Чего? Людей? Денег? И того и другого? Сокращенное до инициалов название места? Его охватило непонятное возбуждение, чувство, что он понемногу приближается к разгадке. Что-то движется вперед, становится яснее, и есть надежда, что прояснится окончательно. Он пытался совершить путешествие в прошлое, чтобы вернуться в настоящее с новыми знаниями. На столе перед ним в памяти компьютера хранились фрагменты искомого ответа. «Вернусь домой, — подумал Винтер, — и тут же засяду за работу. Все документы, вещественные доказательства, все имеющее хоть какое-то отношение к делу надо просмотреть медленно и внимательно, с восемнадцатого августа и до сегодняшнего дня.» Он долго разглядывал бликующий ламинированный портрет Кима Андерсена. Нет, не с восемнадцатого августа, а со второго октября тысяча девятьсот семьдесят второго года — и до сегодняшнего дня. Живое молодое лицо… Винтеру показалось, будто на портрете Андерсен чем-то озабочен, что-то его угнетает, но это наверняка потому, что он, Винтер, уже знает ответ. Снимок сделан за год до его гибели. Он был членом организации — в большей или меньшей степени. «Харлей-дэвидсон», семьсот пятьдесят кубиков. Темные глаза, на подбородок слева падает тень, отчего лицо кажется неопределенным. Он продолжал рассматривать снимок, но так и не нашел четкого и недвусмысленного сходства с Хеленой Андерсен, хотя на фотографии он был примерно в том же возрасте, что и она.
Он проехал через мост и свернул на Вестербругаде. Они удирали тем же маршрутом. Бригитта за рулем, Хелена сзади, может быть, лежит на полу. Или кто-то ее держит. Можно себе представить, как она была напугана… А мать? Знала ли она, куда едет? Если верить Бендрупу, какие-то поздние свидетели видели некий мчащийся на большой скорости «фиат». Где-то здесь, в районе многоэтажных домов. Потом шли виллы из серого камня.
Винтер регулярно поглядывал в зеркало заднего вида — по многим причинам. Когда он выехал из города, движение стало пореже. Пейзаж был совершенно плоским. Дул довольно сильный ветер. Освещение изменилось, чувствовалось незримое присутствие близкого моря. От шоссе то и дело ответвлялись снабженные указателями узкие дороги, обсаженные по обочинам старыми липами. Наверное, эти похожие на аллеи дорожки проложили еще до войны. Сейчас так не строят — слишком велик риск налететь на дерево. Одна из таких аллей шла параллельно шоссе справа от него, примерно в трехстах метрах, и Винтеру показалось, что он заметил там какое-то движение. Выглянуло солнце. Он один на дороге — встречных машин нет, сзади пусто. Он опять поглядел направо — и сомнений не осталось. Время от времени в просветах между деревьями бликовали хромированные детали двух мотоциклов. Они шли параллельно с ним, не отставая, но и не обгоняя.
Внезапно аллея кончилась, словно художнику надоело писать бесконечный ряд деревьев, и он оторвал кисть от холста. Мотоциклы тоже исчезли. Винтер проехал еще с полкилометра, поглядывая направо. Никого. Он резко затормозил, свернул на парковку и, не выключая двигатель, поставил машину так, чтобы можно было наблюдать за аллеей в зеркало. Они не стали выезжать на открытое пространство. Деревья на обочине кончились, и они остановились. Значит, местность им знакома. Может, они даже не поняли, что я их заметил. Может, это были не они. Надо сохранять спокойствие и ясную голову.
Он выехал с парковки и свернул по указателю в Блокхус.
Курортный поселок сейчас, не в сезон, выглядел обычной деревней. Чем ближе к морю, тем больше пустующих домов. Людей нет.
Он свернул направо и остановился в двухстах метрах от отеля «Белльвью», деревянного строения с большими сверкающими окнами, еле заметно вибрирующими под ветром, задувающим с моря из-за песчаных дюн. Балконы пусты, жизнь, очевидно, замерла в ожидании следующего сезона.
Винтер достал из кармана бумагу и начал читать.
Их видели на дороге, проложенной между дюнами. Вот она, эта дорога. Все как тогда.
Он вышел из машины. Ветер был еще сильнее, чем казалось. Сюда наметало песок с пляжа, и он лежал у домов небольшими сугробами, напоминая желтоватый снег. В витринах закрытых магазинов на вешалках висели платья с бессильно свисающими рукавами.
Город привидений.
Ни единого человека. Не успел он это подумать, как откуда ни возьмись появилась машина, проехала мимо него и исчезла между дюнами. Он пошел по этой дороге в песках. Через несколько сотен метров она вышла к морю и раздвоилась — одна повернула на запад, другая на восток, обе уходят в бесконечность. Тут и там припаркованы машины. Тяжело и ритмично дышит прибой — кроме легкого подвывания ветра, единственный звук на всю округу. Он прочитал указатель: на запад до Редхуса — шесть километров, до Сальтума на востоке — пять. Дорога проложена по берегу. Туда они и поехали. Или кто-то из них… Вой ветра, шум моря, насмерть перепуганный ребенок.
Какая-то компания развлекается. Запускают бумажных змеев. Винтер подошел ближе к воде. Волны выше человеческого роста. Он поднял мокрый холодный камень и швырнул в море. Камень исчез в белоснежной пене.
«Десять тысяч, — подумал Винтер, — десять тысяч лет море трудилось, чтобы обточить этот камень и принести в дар человечеству, а я взял и швырнул его назад. Что я наделал…»
Центральная площадь в Блокхусе была отстроена заново. Два пустых бара с темными окнами. Открытый магазин одежды — платья и куртки, выставленные наружу, то и дело надувались ветром и казались вдвое больше. Странно, не слышно и не видно чаек. Наверное, боятся этих пугал на вешалках.
Дом стоял позади площади, на третьем по счету проселке, ведущем к морю. Он больше походил на временное жилище — серая, местами облупившаяся штукатурка в пятнах влаги, покосившиеся ставни. С задней стороны Винтер обнаружил пристройку, там скорее всего помещалась еще одна комната. Пристройка, по-видимому, сделана одновременно с домом. Забора нет. Ржавая газонокосилка посередине заросшего газона, будто кого-то позвали, он отвлекся и так и не вернулся к работе. К стене прислонен черный велосипед, шины не накачаны. На соседнем участке сушится белье — кто-то живет. Винтер поднял голову. Дымовая труба когда-то была белой. Он вспомнил безнадежные пейзажи Элин Херте Йесперсен в отеле.
Значит, здесь. Они скрывались в этом самом месте. Хелена была тут — он почему-то думал только о маленькой Хелене. И кто-то еще. Может быть, мать или отец… а может, и нет. Ким Андерсен. Отец? Чти отца своего, который на небесах…
А убили его тоже здесь?
По пути в Ольборг он размышлял, что могли тогда сделать датчане. Криминалисты нашли только отпечатки Хелены, если не считать владельцев дома. В доме был сделан ремонт… В это трудно поверить, но они поклеили новые обои… Он подумал про отпечатки пальцев. Обои… Сколько раз с тех пор они меняли обои? Интересно, как криминалисты искали отпечатки — срывали новые обои, чтобы добраться до старых? Надо спросить Микаэлу. В материалах об этом ни слова. Наверное, так и сделали…
Ему хотелось бы осмотреть дом изнутри, но для этого нужно разрешение судьи. Дом трижды менял владельцев. Он доехал до начала аллеи — там никого не было. Садящееся солнце покрыло плоский пейзаж ослепительным сусальным золотом, свет стал таким резким, что Винтер надел темные очки.
Он подъехал к полицейскому управлению, которое все больше напоминало ему космический корабль, совершивший посадку в веселой стране Дания.
Микаэла Польсен была еще на работе, сидела за компьютером.
— Беате Мёллер не хочет ни с кем разговаривать, — сказала она, сохранила какой-то текст и подняла глаза от дисплея.
— Речь идет о простой беседе…
— Сказать по правде, она меня просто послала подальше… не особенно грубо, но смысл был именно такой.
— Так…
— Ее сын никакого зла никому не причинял. Зло причинили только ему — так она сформулировала.
— А мы ведь стремимся узнать, кто и почему причинил ему зло.
— Это я и пыталась ей сказать.
— Может, мне попробовать?
— Она наверняка знает, что у тебя нет на это права… Впрочем, это не важно. Она просто не решается.
— Боится?
— Думаю, да.
— Все еще? Через двадцать пять лет?
— Может быть, заново.
— А где она живет?
— А что? Ты ведь не собираешься совершить какую-нибудь глупость?
