Замерзшее мгновение - Седер Камилла

Лестница заскрипела, и Ханна прокралась обратно в кухню.

— Я знаю. Она какое-то время встречалась с Магнусом. Помнишь, Магнус, такой, с бородкой. Который на скрипке играл. Однажды я целый день проболтала с ними в Сульсидан. Не помню, как ее звали и о чем мы говорили. Черт знает, о чем я тогда могла говорить!

Она тяжело опустилась на стул и накрыла ладонью руку Сейи.

— Но теперь ты должна рассказать, в чем, собственно дело!

Сейя посмотрела на пальцы Ханны с длинными ногтями, покрытыми темно-фиолетовым лаком. Под ее собственными, коротко остриженными и ненакрашенными, ясно виднелась полоска грязи с конюшни.

Она понадеялась, что взгляд отражает ее чувства.

— Обещаю, Ханна. В свое время. Но сейчас мне нужно просто узнать ее имя и… что с ней случилось.

— То есть ты думаешь, с ней что-то случилось?

— Я слышала, будто с ней что-то произошло… и потом узнала, что она мертва. Мне просто нужно знать это, иначе я не успокоюсь, а единственное, что у меня есть, — это отрывочные воспоминания и ты.

— И конечно, гостевые книги «Норра». Список псевдонимов, — добавила Ханна.

— Да, точно. Но пока я о них не думала.

Ханна подозрительно посмотрела на нее.

— Сейя, какое отношение все это имеет к тебе? Ты уверена, что не нужно за тебя волноваться?

Сейя сжала руки.

— Не нужно волноваться. По крайней мере сильно. А сейчас я постелю себе на диване, потому что тебе придется тесниться в моей кровати вместе с сыном.

У Ханны, казалось, уже не было сил протестовать против такого щедрого предложения. Она благодарно кивнула Сейе.

— Я на самом деле жутко устала. И напилась.

Перед тем как забраться на чердак, она обернулась.

— Ты ведь сама это сказала.

— Что?

— Про гостевые книги. Я знаю парня, знакомого с одним из бывших владельцев «Норра». У него ресторан на соседней с Кунгсгатан улице.

Ханна отправилась спать, а Сейя в последний раз пошла на конюшню. Старая дверь заскрипела. Нужно не забыть смазать петли. Она не стала зажигать лампочку, а просто стояла в темноте и слушала успокаивающие звуки — шуршание лошадиной морды по овсу и хрумканье. Усталость и опьянение исчезли, сменившись редкой, почти невероятной по силе энергией.

Она вернулась в дом, включила компьютер и как безумная писала остаток ночи.

43

Отправиться в ночлежку «Клара» в половине восьмого вечера выпало надолго Бекман. Она как раз собиралась закончить рабочий день и уже дважды звонила Ёрану и детям, предупреждая, что задержится.

Заведующая ночлежкой для бездомных женщин позвонила Карлбергу сразу после семи и сообщила, что Сусанн Енсен за десять минут до того зарегистрировалась для ночлега. Как обычно, в случаях с детьми или женщинами, находящимися в трудных жизненных ситуациях, комиссар передал эту работу Бекман. Ей нравился Телль, но он был слишком предсказуем.

Она молча приняла поручение, сознавая, что Ёран запишет ей в минус еще одну задержку на работе и в качестве компенсации проведет очередной вечер в баре.

Простуда начала проходить, но она по-прежнему чувствовала себя смертельно уставшей. Если бы не гордость, она бы попросила Телля направить туда кого-нибудь другого из группы, не проведшего почти все рождественские праздники вдали от своих детей. Но она достаточно давно работала в полиции, чтобы сознавать: это подобно добровольному согласию съесть все то дерьмо, которое охотно выльют на нее старые консервативные служаки, как только им представится удобный случай. Трудно в это поверить, но все еще существовали полицейские, считавшие, будто эта профессия требует большей отдачи, чем может себе позволить нормальная, ответственная мама с маленькими детьми. Это приводило ее в бешенство. Однако порой она готова была с ними согласиться.

Когда она набрала номер домашнего телефона в третий раз, в ухо забубнил автоответчик — они частенько не успевали вовремя подойти к телефону. Обычно она клала трубку и перезванивала, зная, что они дома. Теперь же не стала этого делать, обрадовавшись, что не придется препираться с Ёраном, слушая его в лучшем случае насмешливый, а в худшем — разочарованный голос, когда он поймет, что и сегодня вечером она не успеет пожелать детям спокойной ночи. Она наговорила короткое сообщение, три раза чмокнула трубку и отправилась в путь.

В Бруннспаркене она с трудом пробралась сквозь столпотворение трамваев, велосипедистов и пешеходов, выходивших на проезжую часть, даже не оглянувшись. В этот момент позвонил Карлберг, чтобы сообщить о новом звонке из «Клара». Теперь оттуда сообщили, что Суссан Енсен там не осталась. Заведующая не знала, что это означает. Или она вышла за покупками и скоро вернется, или же пронюхала, что ее разыскивает полиция.

Бекман решила все же проделать остаток пути. Перед ней возвышалось здание суда, а ночлежка должна находиться прямо за ним. Если она и упустила Енсен, то по крайней мере переговорит с персоналом.

В это время суток в длинном коридоре царило оживление. Одновременно с Бекман пришли две женщины и привычно запихнули свои ботинки, куртки и сумочки в запирающиеся шкафы, стоявшие вдоль одной из стен. Ключи были снабжены резиновыми браслетами, какие обычно бывают в бассейне. За шкафами следовала раскрытая книга регистрации, рядом с которой стояла молодая женщина с тонкими хвостиками и коротко здоровалась с ночными гостями. Многие наверняка бывали здесь постоянно, поскольку большинство из них она называла по именам.

Бекман попыталась не рассматривать здешних посетителей в качестве трагических личностей, убедив себя, как обычно при общении с людьми, находящимися в уязвимом положении, в несколько другом: это совершенно обычные мужчины и женщины, которым не повезло в жизни, оказавшиеся на дне, но пытающиеся выбраться наверх. Ведь в жизни нет ничего постоянного.

«Это ведь могла быть и я». Сейчас у нее не было сил додумать эту мысль до конца — например, что может случиться, если во время следующей серьезной ссоры Ёран выставит ее за дверь, поскольку дом изначально принадлежал ему. «Но это не я».

Пожилая женщина с темными волосами, стянутыми в узел на затылке, показалась ей знакомой. Она сняла с шеи ярко-зеленый платок, и Бекман попыталась вспомнить, где могла ее видеть. Потом в памяти всплыли теледебаты о новом законе о проституции. Женщина выступала от имени всех проституток, бездомных, алкоголичек и наркоманок и яростно утверждала, что новый закон о покупке сексуальных услуг ухудшает положение уличных женщин, поскольку клеймит их занятие и вынуждает скрываться. Затем последовали стандартные аргументы «за» и «против», и Бекман удивилась, как эта статная женщина может принадлежать к так называемым отбросам общества.

Не то чтобы Бекман была готова поверить в миф о счастливой проститутке. В тесной прихожей, словно лишенной кислорода, имелась масса доказательств противоположного. Здесь стоял сильный запах немытых тел и перегара. Она заметила, что никто не встречается с ней взглядом, и сперва отнесла это на счет того, что, как обычно, невольно обнародовала свою принадлежность к полиции.

— Вы должны зарегистрироваться, — все же сказала девушка с хвостиками как раз в тот момент, когда Бекман собиралась представиться.

На секунду она потеряла дар речи, испытав детское желание решительно опровергнуть собственную причастность к миру бездомных, но тут же поняла, что это абсурдно и к тому же унизительно для окружающих. Вместо этого она незаметно показала свое удостоверение, как и собиралась с самого начала. У девушки с хвостиками покраснели уши, но она быстро опомнилась.

— Маргарета говорила, что вы должны прийти. Пойдемте со мной, я покажу, где она сидит.

Она направилась впереди Бекман по коридору. Судя по высоким шкафам, здесь раньше был проход для официантов в красивых старых парадных апартаментах, где размещалась ночлежка.

Девушка явно сожалела о своей ошибке и, казалось, хотела объясниться.