Измайлов Андрей - Русский транзит
Секретарь непроницаемо отразил мою улыбку, поднялся навстречу, вежливо, но крепенько взял меня под локоток (ну- ну!) и проводил до кабинета. А затем бесшумно, вежливо, но крепенько прикрыл за мной дверь и остался снаружи (на страже?).
Внутри… «Их было восемь, их было восемь!» – как пел Высоцкий, Это помимо Бесо – восемь. А среди них и плюгавенький шарнирный Джемал, тот, что мог «срисовать» меня в Питере рядом с Тихоном.
Волна от них шла нехорошая. И сам Бес поубавил вчерашнего добродушия, шрам чуть подергивался, казалось «хозяин» подмигивает. Знаю я эти подмигивания! Однако даже для меня восемь человек (и не просто человек, а натасканных бойцов) – многовато.
– Садись, дорогой Сандро, гостем будешь! – ласково проговорил Бес.
А мне послышались нотки незабвенного доктора Чантурия, баюкающие нотки перед тем, как резать на куски.
Нет, не буду я гостем, дорогой Бесо, не буду. Гостя за стол усаживают, а здесь, в кабинете, – полукруг из мрачных субъектов и в центре полукруга специально выставленный стул. Спасибо, я постою!..
– Может, я не вовремя? Смотрю, у вас у всех какие-то проблемы?
– У нас у всех, Сандро, дорогой, одна проблема. Проблема у нас, у всех, Сандро, дорогой, – с тобой.
– Нет проблем! – нарочито оптимистично заверил я. – Сейчас решим!
– Мы сами решим, Сандро, дорогой. Без тебя обойдемся. Только вот КАК мы ее решим, зависит уже от тебя, Сандро, дорогой. Ты меня понимаешь, Сандро, дорогой?!
– Я тебя не понимаю, Бесо, дорогой! – сознательно спровоцировал я. Вчера в «Спектре» я так же сознательно никак не называл «хозяина». Отчества не знаю, а просто «Бесо» – сочтут за оскорбительную фамильярность, а «хозяином» пусть его купленный мент кличет.
Шрам на лице задергался чаще, восьмерка бойцов издала утробный вздох – разве можно с хозяином ТАК говорить?!
Но Бесо придержал стаю, шевельнув бровью. Всему свой черед. Куда торопиться?
– Знаешь, Сандро, дорогой, я совсем не люблю, когда мне говорят неправду. Хочешь, спроси у моих друзей – они тебе скажут, что с такими людьми бывает. У нас все просто: честный человек за честную работу получает честные деньги. А обманщик…
Я молчал. Пусть Бес треплет языком – гладишь, что-нибудь и скажет.
Но Бес тоже замолчал. Рассчитывал, вероятно, подавить, нагнать на меня страху многозначительной паузой. Зря рассчитывал. Я выдержал паузу, выражая лицом терпеливое вежливое любопытство.
– Вот и друзья мои говорят, что тебе верить нельзя, – продолжил Бес, сообразив, что дальнейшее обоюдное молчание – не в его пользу. – И Джемал говорит. И Резо говорит.
Реваз Нодарович… – уточнил он. – Наш друг Чантурия. Мой и твой друг. Да, Сандро, дорогой?
– A-а, вот ты о чем! Знаешь, Бесо, дорогой, таких друзей – за ухо и в музей! – вроде бы в порыве откровенности возмутился я.
– Поссорились? – озабоченно поинтересовался Бес, давая понять интонацией: ему все хорошо известно, как и почему поссорились Реваз Нодарович и Александр Евгеньевич.
– Да ничего особенного! – досадливо буркнул я. – Собрались, выпили у него в больнице. Медсестры там что надо! Одна из них на мне зависла. А Резо, как падишах, считает, наверное, что все женщины – его собственность. Ну, он мне слово, я ему два. Короче, погорячились. Особенно этот… как его… в общем, у Резо там помощник есть такой. Их потом совсем заклинило, пьяные в хлам! Я тоже, конечно, поддатый. А они, идиоты, меня на операционный стол положили, пугать стали. И только тебе скажу, Бесо, дорогой, больше никому не скажу: напугали. Бог их знает, им бы только людей резать, а по пьяни и того проще. Я еле сбежал! Как был без штанов, так голым и рванул. А ты говоришь: друзья! Да после таких пьяных штучек пусть он себе друзей в Кампучии ищет! Или пусть пить научится, как мужчина. А то грузин-грузин, но стоит стакан засосать – и уже не человек, сумасшедший!
Я рассказал Бесу все и ничего. Так оно все и было, если не придираться к мелочам. А значит, не было ничего – ничего из того, что могло насторожить «хозяина». Последней же фразой я сознательно польстил предводителю чечни. У них на Кавказе самый больной вопрос: кто круче?
– А кто тебе сказал, что грузины пить умеют! – попался Бес. – Тоже мне, нашел мужчин!
Стоявшие по стенам бойцы расправили плечи, самодовольно переглянулись. Действительно, никакие джигиты не могут с ними сравниться! Ну, сущие дети! Впрочем, именно ДЕТИ – наиболее безжалостные и жестокие существа.
Хорошо, Сандро, дорогой, теперь о другом… – Бес, кажется, чуть подуспокоился и переключился: «о другом». Об «ЭТОМ» выяснил достаточно: пьянка-гулянка, Чантурия вместо того, чтобы дело делать, нажрался и баб не поделил с этим русским, который тоже нажрался и ничего не помнит, кроме своего голозадого бегства. Да и нечего ему, русскому, помнить: Чантурия пить не умеет, да, но язык за зубами должен держать крепко, если не абсолютный кретин. Ну, уложил приятеля на операционный стол, ну, погрозил скальпелем – сочетание южной горячности с призванием хирурга. Ш-шут-ка! Бамбарбия! Кергуду! «Он говорит: если вы не будете возражать, то они вас… зарежут». Шутка! Доктор Чантурия получит от хозяина-Бесо свою порцию звездюлей, а пока – «о другом»… – Вернемся к тебе, Сандро, дорогой. Резо сказал, что тебя в больнице менты охраняли. Это как понимать?
– Ну-у-у, Бесо, дорогой! Это он по злобе! Это он наврал. Это Резо меня подставляет.
– Что скажешь, не было ментов?
– Были! Только они меня не охраняли, а сторожили. Резо тебе не рассказывал, как я из больницы ушел? Не второй раз, а первый. Не рассказывал?
Бес на мгновение опустил веки – мол, он в курсе. Шрам перестал дергаться. Значит, он успокаивался. Значит, поверил. Несколько упрощается задача – известно, какая задача: выбраться отсюда живым и, по возможности, невредимым.
– Хорошо, Сандро, дорогой! А в больницу почему попал? Кто в тебя стрелял?
Про «джумшудовцев» лучше молчать, они с Бесо одной веры – мусульманской. Будь на месте Джумшуда какой-нибудь Акоп или Карапет, тогда бы я в их глазах героем стал, не иначе. А про победу над его единоверцами… лучше молчать.
– Да наехала, понимаешь, Бесо, дорогой, на меня одна питерская команда – пришлось разобраться. Ты же сам знаешь, как бывает. У вас в столице, правда, разборки покруче, но и у нас не скучно… – еще польстил, признав первенство столицы перед «захолустным» Питером. – А к Резо лег, сам понимаешь, почему. Кто бы еще меня без документов положил, да еще с огнестрельными ранениями.
– Хорошо, Сандро, дорогой! А от нас-то чего хочешь? Зачем в ресторан за нами пришел?
– Обижаешь, Бесо, дорогой! Разве я у тебя что-нибудь просил? Я в Москву приехал, чтобы пересидеть-переждать шухер в Питере. А в ресторане не я к вам подошел, а твой человек ко мне прицепился. И сюда ты сам меня позвал… – я обвел широким жестом кабинет, заодно оценивая обстановку, прикидывая, куда и как предстоит прыгать, когда и если такое предстоит. До того осмотреться толком случая не представлялось – ежесекундно глаза в глаза с Бесом, и отвести взгляд равнозначно признанию: проиграл, виноват, терзайте.
Кабинет просторный. Мебель сплошь белая. Но не медицински белая, а роскошно белая, миллионерски. Белый цвет и стекло. То-то звону будет, то-то запачкается белизна в самом скором будущем! Мне надоело выкручиваться, ничего нового узнать уже не удастся, а уходить пора – не сегодня завтра прибудет доктор Чантурия собственной персоной на «очную ставку». И всплывут некоторые подробности… К черту подробности!
– Сандро, дорогой, я тебя сюда позвал, чтобы просто посидеть, побеседовать. Не каждый день встречаешь хорошего человека! Да еще из Питера! С какой, говоришь, командой у тебя разборка была? Зачем молчишь? Я ничем не могу помочь, Сандро, дорогой? Или нам Джемал поможет?
Наконец-то! А я все прикидывал, узнал меня Джемал, шарнирно-плюгавенький Джемал с отсутствующим взглядом – но цепким и памятливым. Итак, «срисовал» он меня у «Астории» рядом с Тихоном. Из двух зол надо выбирать… третье. Да, я не «жертва» Чантурии, которая, выскользнув с операционного стола, опасна тем, что может болтнуть и порушить Дело. Да, я не ментовский-комитетский стукач, который на манер Шарапова втирается в доверие, чтобы потом сдать всю банду с потрохами. Да, я – обычный боец питерской команды, лишившейся командира-Тихона. Понятно, не мстить за Тихона я в столицу отправился – руки коротки, нос не дорос. Но как бы там ни было, в друзья меня записать трудновато. А значит, надо записывать во враги. А врага такого масштаба не совсем обязательно убивать – достаточно поучить, чтобы по возвращении в город на Неве было сообщено все заинтересованным лицам: там, в столице, сурово спрашивают!
– Бесо, дорогой, разве так беседуют? Это не на беседу похоже, это уже на допрос похоже!
– А если и так, Сандро, дорогой?
