Краски - Ковезин Павел
Когда выключается свет?
***
Из пустоты меня выдернули звуки машин, шум улицы и женские крики. Я очухался в перевёрнутом грузовике, привалившись телом к Сиджи. Из его ноги торчала кость, голова лежала на разбитом боковом стекле, взгляд не выражал ничего, кроме пустоты, изо рта вытекала тонкая струйка крови. Неужели… неужели я победил его? Я отбросил от лица подушку безопасности и стряхнул с себя осколки. Кое-как выбравшись из кабины, я осмотрелся.
– Положи оружие! Руки вверх! – крикнул комиссар, целясь в меня.
Он жив! Они все живы! Комиссар, Лейла, что выбежала из джипа и бросилась в мою сторону. Рут, что последовала за ней. Полноватый мужчина в гавайской рубашке, что вышел из машины и крикнул Лейле, чтобы та не подходила близко.
Все они живы! Кроме Сиджи. Я искренне надеялся, что он окончательно погиб в аварии, что в этом перевёрнутом грузовике умерла какая-то часть меня. Та моя половина, что доставляла только проблемы, что появлялась, только когда я не контролировал себя. Но было уже слишком поздно.
Вокруг меня – лишь остатки прошлого мира. На дороге после меня – перевёрнутые автомобили, в жизни – разрушенные судьбы. В меня тычет пистолетом полоумный коп, что с большей вероятностью хочет убить меня, нежели посадить. Лейла вряд ли будет относиться ко мне так же, как и раньше, после всего, что я сделал.
Я не нашёл другого выхода, упал на колени и приставил пистолет к виску, надеясь, что моя жизнь имеет хоть какую-то ценность, чтобы брать самого себя в заложники.
– Йохан, нет! – крикнула Лейла, остановившись рядом с комиссаром.
В этот момент к месту аварии подъехала патрульная машина, из которой вышли мои старые знакомые. Обермейстер с перебинтованной головой, хромая на одну ногу, подошёл ближе, его напарник, которому я обещал всё исправить, прицелился в меня из своего табельного.
– Придурки, свалили отсюда! – скомандовал им комиссар.
– Ну уж нет, он наш!
– Остановитесь! – послышался голос Рут.
Она в своей детской пижаме не вписывалась в общую картину. Она стояла недалеко и пряталась за водителя джипа.
Все они слились в радугу. Лейла превратилась в красное пятно, что расплавилось и медленно подплыло ко мне, Рут – в оранжевое, их водитель – в жёлтое. Трое копов образовали зелёное, голубое и синее. Все цвета, кроме фиолетового, радугой подплыли ко мне, к чёрному пятну, что стоял на грани самоубийства.
Сиджи, в своём последнем визите в мою голову, показал, до чего может довести моё безумие – вся эта радуга потухнет, все эти люди умрут. И я не хочу, чтобы так вышло. Слёзы застилали глаза. Я упал на колени, абсолютно безразличный к тому, что будет дальше. К ногам прилипла вытекшая из банок краска.
Всё было кончено.
– Ствол на землю! – не унимался коп.
Если я сдамся, то всё начнётся по новой – тюрьма, психушка, побег, препараты. Нет. Пусть это будет моим актом самопожертвования. Чтобы спасти всех этих людей, я должен убить себя. Отправиться к матери и сестре на небеса. Закончить эту безумную историю прямо здесь и сейчас.
Радуга медленно подплыла ко мне и обволокла тело, засосала в себя. Все звуки слились в сплошной белый шум. И в нём я различил приятный голос матери, звуки гитары, пение утренних птиц и какое-то настойчивое жужжание. Оно становилось всё громче, оно всё приближалось и затмевало все остальные звуки. Ещё чуть-чуть и моя голова лопнет от этого противного, усиливающегося звука. Справа от себя заметил приближающееся фиолетовое пятно. Последний, недостающий цвет моей радуги.
Я посмотрел на Лейлу и одними губами сказал «прости».
А после нажал на спусковой крючок.
Когда выключается свет?
22
ФИОЛЕТОВЫЙ
Синий
Мы с Мартином сидели на берегу Бискайского залива на границе Франции и Испании. Мартина я знаю с самого детства – много лет назад он заменял мне старшего брата. Заступался за меня, учил драться и сам нередко получал из-за меня по лицу. И даже спустя много лет, когда Мартин уже обзавёлся семьёй, густой бородой и собственным домиком в тихом уголке Франции, он снова учил меня жизни.
– Знаешь, некоторые люди просто не заслуживают жизни, – сказал он, и его слова приглушил шум прибоя. – Эти конченые отморозки, которые ни о ком, кроме себя, не думают, и только разрушают судьбы других людей.
Я затянулся сигаретой и посмотрел на горизонт, где над морем уже догорал закат. Я не смог ничего ответить, потому что на меня снова накатили эти ужасные воспоминания об отце Лейлы, о наркотиках, об Отто.
– Хочешь знать, что я сделал бы на твоём месте? – он вопросительно посмотрел на меня и помолчал пару секунд. – Я бы убил её отца. И сел бы, если бы меня поймали. Зато был бы ближе к брату.
– Я… я так не могу, – сказал я, выдыхая облако сигаретного дыма.
– Можешь. Любой человек способен на убийство. Нужен лишь спусковой крючок, переломный момент, после которого назад пути уже нет.
– Думаешь, он уже настал?
– Думаю, ты его уже проебал, друг. Надо было действовать сразу. А ты просто спрятался. Спрятался в этой большой стране на берегу залива, где неприятности не смогут тебя достать.
– А что я могу сделать? У него власть, деньги, у него, в конце концов, Отто.
– Я тебе сказал, что нужно сделать.
– Это неправильно, – неуверенно ответил я, понимая, что Мартин отчасти прав. Будь у меня больше власти, больше уверенности в себе, больше смелости, я бы убил её отца.
– Послушай, в этом мире нет нихрена правильного или неправильного. А правильно было устраивать на тебя облаву? Правильно было убивать ребёнка родной дочери? Правильно было ни за что упечь твоего брата?
Я умолк, не в силах спорить с Мартином. Мы докуривали сигареты и любовались потрясающим закатом. Смелости вернуться в Берлин и избавиться от отца Лей у меня тогда так и не хватило. Но зато созрел план куда лучше – самому стать тем, кого будут бояться и уважать. Избавить мир от подонков и психопатов, которые выступают только помехой для близких людей. В тот вечер я усвоил урок от Мартина – некоторые люди и впрямь не заслуживают жизни.
И вот, спустя много лет, я стоял на шоссе А113, целясь в одного из таких подонков. Йохан как раз из тех людей, про которых говорил Мартин. Он – просто псих, от которого слишком много проблем.
– Положи оружие! Руки вверх! – крикнул я, но этот придурок не слышал меня.
Он приставил ствол к виску и упал на колени, захлёбываясь слезами. Чёртов трус.
– Йохан, нет! – крикнула девушка позади меня.
Я был слишком взволнован, чтобы узнать этот голос. Голос, из-за которого я и оказался здесь.
Йохан нажал на спусковой крючок, но выстрела не произошло. Он забился в истерике, нажал ещё и ещё раз. Но результат тот же.
Вот ты и попался. Теперь ты мой.
«Некоторые люди не заслуживают жизни, – зазвучали у меня в голове слова старого друга. – Отморозки, которые ни о ком, кроме себя не думают».
Я убедил себя, что поступаю правильно. Без него миру будет только лучше. Никто не будет даже горевать по нему.
И как только я прицелился в голову, послышался оглушительный рёв мотоцикла. Через мгновенье мне в лицо словно плюнули какой-то жижей. От неожиданности я нажал на спусковой крючок. Прогремел выстрел.
Фиолетовый
Я выжимала из байка всё, что только можно, и всё равно отставала от машины отца. Успела прорваться на А113 до того, как дорогу перекрыли копы из-за возможной аварийной ситуации. Вот уж нет. Я – та самая аварийная ситуация. Только попробуйте начать шоу без меня! Я мчалась за грузовиком, но всё время он маячил где-то вдали, мешали узкие съезды с дороги, тёмные тоннели и немногочисленные собравшиеся на трассе автомобили.