Крис Хаслэм - Двенадцать шагов фанданго
— Просто сходи и принеси. — Жан-Марк вздохнул. — Не заставляй меня стрелять в тебя.
Его взгляд метнулся к двери, когда тишину долины разорвали два громких хлопка. Бенуа быстро повернулся, сосредоточенный и напряженный. Повинуясь некоему крысиному инстинкту, он приготовился атаковать или бежать. Сделал шаг к двери, повел рукой, готовясь выхватить из-за пояса джинсов пистолет. Бросил взгляд на Жан-Марка. Брови поднялись в немом вопросе, на который босс не мог ответить. Все в комнате вдруг поняли, что должно было случиться. Ионизирующий разряд нервной статики прорезал воздух в доли секунды, когда открылись рты, а расширившиеся глаза стали коситься на дверь.
Я услышал пыхтение и удары ботинок в дверь, перед тем как два человека ворвались в просвет дверной коробки. Первый быстро метнулся вправо, в то время как второй сцепился в тяжелой схватке с Бенуа, с силой швырнул его на пол. Раздались громкие выкрики на английском, они преднамеренно стремились вселить ужас и смятение в обитателей комнаты.
— Военная полиция! Военная полиция! Все на пол, лицом вниз, лицом вниз, вниз лицом на чертов пол!
Если это была полиция, то Королевская полиция Ольстера, но Жан-Марк не оспаривал авторитет явно неофициально выглядящего дула дробовика. Он поднял руки и отступил назад, яростно кивая, как будто понимал, что ему говорили.
— Ляг на этот чертов пол, или я пристрелю тебя…
— …Sur la planchee, sur la planchee.[37] Лицом вниз, лицом вниз.
Один из двух нападавших оказался женщиной. Оба налетчика носили бейсбольные кепки и закрывали нижнюю часть лица платками. Я видел, как Бенуа получил удар в челюсть и как Жан-Марк опустился на колени.
— Ты сиди в кресле, — приказал высокий узкоглазый мужчина, перед тем как сбить меня на пол и подбежать к тахте с большим черным пистолетом, который он держал обеими руками. Его ольстерский акцент производил поначалу ложное впечатление, казалось, будто он тебе сочувствует.
— Смирно! — заорал он. — Сиди смирно, или я пристрелю тебя!
Мэри заерзала на коленях, вознесла руки вверх и широко открыла глаза, опасаясь неожиданной смерти.
— Не так поняла, а? — спросил я.
— Ложись на этот чертов пол! На пол!
Я подумал сначала, что мне предложили сесть в кресло, но не стал спорить. Только эти люди знали, что происходит. Женщина была одета в джинсы и тяжело дышала. Ее партнер сильно лягнул Бенуа между ног, затем схватил Жан-Марка и потащил его в центр комнаты.
— Руки за голову! Les mains sur la tête! Les mains sur la tête!
Все подчинились. Зрачки налитых кровью глаз Жан-Марка расширились настолько, что я почти не видел белки. Он знал о происходящем столько же, сколько и я. Или, может, меньше, подумалось мне, когда налетчик наступил подошвой на голову Жан-Марка.
— Qui est armee? Qui est armee?[38]
— У них есть пистолет, — вызвался я ответить. — Либо у этого в голубой рубашке, либо у рябого.
Послышалось тяжелое дыхание, пара ботинок пришла в движение, а затем металл лязгнул о камень.
— Я взяла его! — воскликнула женщина.
— Убейте того в голубой рубашке! — закричал я.
Женщина пнула меня ногой под ребра. Я задрожал, когда услышал, как истязают французов, затем закусил губу, когда на мою руку опустилось колено, обтянутое грубой тканью. Жесткое дуло пистолета прошло сквозь мои волосы и уперлось в голову.
— Где кокаин, дохляк? — спросил мужчина шепотом.
— Где что? — прохрипел я. Пока это еще не был ответ на вопрос, и я не осознавал, с кем говорю.
— Где порошок, ты, мерзкая тварь?
— Я покажу вам. Достану, достану его, — пролепетал я.
— Говоришь по-французски, да?
Я кивнул и был поставлен на ноги.
— Переведи: «Оставаться на полу, лицом вниз».
— Gardez-vous a la planchee.
Я перевел указания, которые затем последовали, радуясь инциденту не так сильно, как ожидал. Французы радовались еще меньше, их ужасно неудобное положение, когда они лежали, прижавшись щеками к полу, с руками за спиной, доставляло мне некоторое удовлетворение.
— Послушай, — заговорил Жан-Марк, пытаясь вспомнить слова, которые должны были спасти ему жизнь. — Послушай, — повторил он еще несколько раз.
Теперь им занялся ботинок другой ноги. Удар его носка заставил Жан-Марка забыть нужное предложение. Мэри возмущенно говорила, что не имеет ничего общего с французами, но сочетание угроз и побоев заставило ее понурить голову и закрыть рот. Я последовал ее примеру, стараясь контролировать дыхание и успокоить шумное биение пульса в ушах. В это время уроженец Ольстера перемещался от тела к телу, стегая скрученным проводом пальцы и запястья. Дурные предчувствия росли из естественного источника наркоты, спрятавшегося в скалах глубоко внизу, за домом Мэри, чтобы пробиться затем через пол дома и осушить желудки и мозги четырех неудачников, беспомощных пленников судьбы, не поддающейся нашему контролю. Наши судьбы определяли неписаные законы бизнеса, который мы провалили. Ни один из нас не мог отрицать, что наступило справедливое возмездие. Это было профессиональное несчастье: моряк тонет, пилот сгорает в кабине, а наркоделец страдает от обширной травмы в задней части головы. Я понимал, что уйду в иной мир вместе с остальными заложниками, но надеялся, что смогу заглянуть в глаза Жан-Марка, когда он скажет adieu.[39]
— Эй, Жан-Марк, — подал я голос. — Луиза была все-таки права. Ты действительно жалкий любитель!
— Закрой рот и подойди ко мне, — пробасил грозный налетчик, поставив меня на ноги и протащив через дверной проход. — Узнаешь меня?
Бейсболка была надвинута на его бледно-голубые глаза, а платок закрывал нижнюю часть лица на уровне носа. Возможно, он задал этот вопрос, чтобы посмеяться надо мной.
— Нет, — ответил я.
Что-то щелкнуло в моей ноющей от боли голове, когда я вдруг получил доступ к закрытым файлам памяти. В быстрой, беспорядочной последовательности увидел два белых лица в мчавшемся комби, мистера и мисс Нексткард, прогуливавшихся в отеле Кадиса. Увидел вымученные улыбки на фотографиях в украденных паспортах — мощного парня и блондинку с хищным ртом, рыскавших по темным улицам Матамороса в поисках жертвы. Разумеется, я узнал его. Я даже знал его имя и имя его подружки. Еще шесть или семь минут назад я мог бы подумать, что эта пара выбрала по-своему приличный способ добывать средства к существованию, но я бы ошибся. Впрочем, одно я знал определенно: они не копы. Они говорили, как обычные налетчики, ворвавшись в дом, словно Боди и Дойл,[40] они хотели, чтобы мы поверили, что они таковы, но я готов был поставить на кон каждый грамм порошка, хранившегося в машине Мэри, — они были хуже нас.
Большой белый «мерседес» скрывался за домом. Сейчас, стоя на трех проколотых шинах, он был похож на быка с подрезанными сухожилиями. Арапчонок лежал рядом с ним в пыли и похрипывал. Его живот чернел в крови и мухах. Если бы не его смертельная рана, можно было бы подумать, что его ударила дверца фургона, зависшая над ним открытой. В него выстрелили, когда он нагнулся, чтобы взять мои пожитки. Смертоносные пули, жужжавшие, как осы, пробили кабину, прежде чем опрокинуть его на землю. Мой пиджак, комбинезон и вышитая сумка Луизы грудой лежали на сиденье машины над его подрагивающим телом. Жан-Марк принял меры, чтобы никто не помешал ему преследовать меня, и удалил из «транзита» все признаки моего существования, и я мгновенно понял, почему моя физиономия осталась неизвестной полиции. Мерфи глядел в землю и рыскал глазами по сторонам, когда тащил меня мимо своей хрипящей жертвы. Он согнул меня в дугу, прежде чем бросить на капот фургона. Я ловил ртом воздух и горбился, насколько позволяла его неумолимая хватка, мои руки спазматически дернулись, когда он снял ладонь с моего затылка и сорвал платок со своего лица. Наклонился ко мне. Его лицо исказила злобная гримаса, он дважды пнул меня коленом в пах и ударил в щеку. Мои ноздри чувствовали его горячее дыхание. Потом он ослабил хватку, я отвалился от него с несмолкающей, как гул дорожного движения, болью. Сделав два шага назад, почувствовал, будто меня толкнул товарный поезд, заставил корчиться в пыли. Я попытался подняться, но его колено тяжело опустилось на мое запястье.
— Где порошок?
Он ткнул в мою ладонь дулом пистолета.
— Сейчас покажу, — пообещал я жалобно.
Мерфи нажал сильнее. Голубая сталь растягивала кожу под рифленым дулом до точки разрыва, крохотные сложные костяшки под ним начали скрипеть. Я закусил губу, чтобы компенсировать боль, чуть более сильную, чем ожидание выстрела, который раскрошит мою руку.
— Не показывай, — процедил он сквозь стиснутые зубы. — Говори где.
Я выгнул спину в тщетной попытке облегчить давление. Может, этот подонок хотел пырнуть меня ножом в спину. Может, он хотел подавить сопротивление, но я выдержу столько боли, сколько он сможет причинить мне до того, как я скажу ему, где кокаин. Десять минут назад я смирился со смертью: я принял ее, как только Жан-Марк и Бенуа начали разговор о необходимости меня запереть. Теперь мне дали шанс жить, и кокаин стал активом, которым я выкуплю свое будущее.
