Уильям Хортсберг - Сердце ангела. Рассказы
— Чем могу служить вам сегодня, мистер Энджел? — спросил поверенный, и голос его напомнил мне звук хорошо смазанной дверной петли.
— Я звонил вам в выходные, но горничная сказала, что вы уехали в Сэг-Харбор.
— У меня есть местечко, где я могу расслабиться. Никакого телефона. Выяснилось что-нибудь важное?
— Есть кое-какая информация для господина Сифра. Но я не смог отыскать его номера в телефонной книге.
— Вы позвонили как раз вовремя. Мистер Сифр в эту минуту сидит за столом напротив меня. Передаю ему трубку.
Послышался приглушенный разговор сквозь придерживаемую ладонью трубку, и я услышал мурлыкающий голос Сифра.
— Как любезно, что вы позвонили, сэр, — произнес он. — С нетерпением ожидаю от вас новостей.
Я рассказал ему большую часть того, что удалось узнать в Пафкипси, умолчав о смерти доктора Фаулера. Закончив, я слышал лишь тяжелое дыхание в трубке. Я ждал. «Невероятно!» — пробормотал Сифр сквозь крепко сжатые зубы.
— Существуют три варианта развития событий, — пояснил я. — Келли и девушка хотели устранить Фейворита и увезли его с собой; в этом случае его уже не найти. Возможно, они работали на кого-то другого, но увезли Джонни с той же целью. Или же Фейворит симулировал амнезию и инсценировал все это сам. В любом случае, дело кажется мне совершенно безнадежным.
— Я хочу, чтобы вы нашли его, — сказал Сифр. — Не имеет значения, сколько времени это займет или во что обойдется, мне нужен этот человек.
— Довольно сомнительное предприятие, господин Сифр. Пятнадцать лет — большой срок. След уже холоден, как лед. Лучшее, что вы можете сделать — обратиться в Бюро по розыску пропавших.
— Никакой полиции. Дело сугубо личное. Я не хочу, чтобы оно получало огласку на радость назойливых гражданских служащих. — Едкому презрению в голосе Сифра мог позавидовать любой патриций.
— Я предлагаю все это вам потому, что в бюро есть достаточное количество людей для такой работы, — заметил я. — Фейворит может быть в любом конце страны или за границей. Я же работаю в одиночку и не могу добиться таких же результатов, как организация с международными информационными связями.
Кислота в голосе Сифра стала еще более концентрированной.
— Скажем короче, Мистер Энджел: согласны вы на эту работу или нет? Если вы не заинтересованы, я найму кого-либо другого.
— Ну конечно, я заинтересован, господин Сифр, но с моей стороны было бы нечестно не поставить вас, как клиента, в известность о возможных сложностях проекта. — Почему Сифр заставляет меня казаться себе мальчишкой?
— Разумеется, я ценю вашу откровенность в этом вопросе, поскольку я понимаю огромные трудности этого предприятия. — Сифр помолчал и я услышал щелчок зажигалки и вдох — видимо, он закурил очередную «панателлу». Он продолжал, и голос его несколько смягчился под воздействием ароматного табака.
— Я хочу, чтобы вы немедленно включились в работу. Тактику я оставляю на ваше усмотрение. Делайте то, что считаете нужным. Впрочем, главное в этом деле — конфиденциальность.
— Я могу быть конфиденциален, как исповедник, если постараюсь.
— Я в этом уверен, мистер Энджел. Я распоряжусь, чтобы мой поверенный выписал вам чек на пятьсот долларов, авансом. Он придет по почте сегодня. Если вам понадобится больше, пожалуйста, свяжитесь с Уайнсэпом.
Я сказал, что пять сотен определенно хватит, и мы распрощались. Меня охватило страстное желание приложиться к бутылочке, имеющейся в моей конторе, чтобы отпраздновать соглашение, но я подавил его и закурил сигару. Пить до завтрака — плохой знак.
Вначале я позвонил Уолту Риглеру, знакомому репортеру из «Таймс».
— Что ты можешь рассказать мне о Джонни Фейворите? — спросил я его после обычной легкой болтовни.
— Джонни Фейворит? Похоже, ты шутишь. Почему бы тебе не спросить о том, как звали других ребят из тех, что пели с Бингом Кросби в «Эй-Пи Джипсис»?
— Серьезно, можешь что-нибудь откопать про него?
— Я уверен, что в «морге» ведут досье. Дай мне пять-десять минут, и я приготовлю для тебя весь материал.
— Благодарю, дружище. Я знал, что могу на тебя положиться.
Он проворчал «пока», и мы повесили трубки. Разбирая утреннюю почту, — большей частью счета и предписания, — я потушил сигару и закрыл контору. Обычно я спускаюсь по пожарной лестнице, — это быстрее, чем на служебном, тесном как гроб, лифте, — но на этот раз я не спешил и нажал кнопку, слушая, как в соседнем кабинете стучит на арифмометре Айра Кипнис.
В здание «Таймс-Билдинг» на 43-й улице я вошел, чувствуя себя преуспевающим бизнесменом. Вышедший же из глубины «комнаты новостей» Уолтер в рубашке и с ослабленным узлом на галстуке, кроме репортера из фильма, не напоминал мне никого.
Мы пожали друг другу руки и вошли в комнату, где в сигаретном тумане стучала сотня пишущих машинок.
— С тех пор, как в прошлом месяце умер Майк Бергер, это место стало чертовски мрачным. — Он кивнул в сторону пустого стола в первом ряду, на котором в стакане воды, помещенном на зачехленной машинке, стояла увядшая красная роза.
Я последовал за ним мимо грохочущих механизмов к его столу посредине комнаты. На подносе для входящих бумаг, на проволочной корзинке, лежала толстая картонная папка. Я поднял ее и просмотрел собранные здесь пожелтевшие газетные вырезки.
— Не возражаешь, если я прихвачу кое-что из этого с собой? — спросил я.
— Контора говорит: «нет». — Уолтер просунул указательный палец под воротник шерстяного пиджака, висевшего на спинке крутящегося стула. — Я отправляюсь завтракать. В нижнем ящике есть несколько конвертов. Если что-нибудь пропадет, моя совесть будет чиста.
— Спасибо, Уолтер. Если когда-нибудь я смогу тебе чем-то помочь…
— Ну да, еще бы! Для парня, читающего «Джорнэл Америкэн», ты выбрал себе для расследований идеальное место.
Я смотрел, как он тащится между рядами столов, обмениваясь остротами с другими репортерами. Усевшись за его стол, я более основательно просмотрел папку.
Большинство старых вырезок принадлежали не «Таймс», а другим ежедневным газетам и национальным журналам. Большей частью они касались выступлений Фейворита с оркестром Спайдера Симпсона. Некоторые из них рассказывали о нем подробнее, и я внимательно прочел их.
Он был подкидышем. Его нашел полицейский в картонной коробке. К казенному роддомовскому одеялу была прикреплена лишь записка с его именем и датой рождения: «2 июня, 1920». Первые месяцы он провел в больнице для найденышей на Восточной 68-й улице. Воспитывался он в приюте в Бронксе, в шестнадцать лет начал работать посыльным и сменил несколько ресторанов. Через год он уже играл на пианино и пел в придорожных закусочных на севере штата.
«Открыл» его Спайдер Симпсон в 1938 году, и вскоре Джонни успешно выступал с оркестром из пятнадцати музыкантов. Он поставил рекорд посещаемости на недельном договоре в «Парамаунт Театре» в 40-м и рекорд не был побит вплоть до Синатры в 44-м. В 1941 его пластинки перевалили тиражом за миллион, а предполагаемый доход превысил семьсот пятьдесят тысяч долларов. Существовало несколько историй о его ранении в Тунисе; одна из газет ухитрилась даже сообщить о «предполагаемой смерти» артиста. Материалов о его госпитализации или возвращении в Штаты не было.
Я просмотрел остаток материала, отложив в маленькую стопку все то, что мне хотелось подержать пока у себя. В том числе два фото, на одном из них Фейворит был запечатлен во фраке, с блестящими от помады волосами. Сзади на карточке стоял штамп с именем агента и его адресом: «УОРРЕН ВАГНЕР, ТЕАТРАЛЬНЫЙ ПРЕДСТАВИТЕЛЬ, 1619 БРОДВЕЙ (БРИЛЛ БИЛДИНГ). УИНДХЭМ 9–3500».
На другом снимке был заснят оркестр Спайдера Симпсона в 1940. Джонни стоял сбоку, сложив руки на груди как мальчик из церковного хора. Имена оркестрантов были отпечатаны рядом с ним, прямо на фотографии.
Я позаимствовал еще три вырезки, показавшиеся мне интересными, потому что не подходили к общей подборке. На первой было фото из «Лайф», снятое в баре Дики Уэллса в Гарлеме, где Джонни облокотился на кабинетный рояль. В руке у него был бокал. Он пел в сопровождении негритянского пианиста по имени Эдисон «Туте» Суит. Еще я взял вырезку статьи из «Даунбита», рассказывающую о суевериях различных певцов. История гласила, будто Джонни каждый раз выступая в городе, посещал на Кони-Айленд цыганку, предсказывающую будущее по ладони; ее звали Мадам Зора.
На последней вырезке был памфлет в колонке Уинчелла, датированный 20 ноября 1942 года, в котором объявлялось, что Джонни Фейворит разрывает свою двухлетнюю помолвку с Маргарет Круземарк, дочерью Этана Круземарка, владельца судов и миллионера.
Сложив все это вместе, я вытащил из нижнего ящика картонный конверт и уложил материал в него. Затем, словно по наитию, я выудил обратно фото Фейворита и позвонил по указанному на нем номеру.
