Гордон Томас - Охотники за человеческими органами
— Медсестры все азиатки, в основном с Филиппин или из Бирмы — минимальный английский, максимальный профессионализм. Врачи — практически отовсюду. Я ухитрилась составить список. Может быть, тебе стоит дать его Лестеру, чтобы он проверил. Когда вернусь, постараюсь раздобыть больше информации.
Она полезла в карман и вытащила листок бумаги.
— Прости, что не смогла напечатать. Тебе придется разбирать мой почерк.
— Я всегда умел разбирать твой почерк, — сказал он с напряженным вызовом, взял бумагу, взглянул на нее, потом поднял глаза на Анну и улыбнулся.
— Что тут смешного? — спросила она, подперев ладонями подбородок.
— Я думаю, нам обоим нужно…
— Послушай, я… — начала она.
— Я хотел… — произнес он одновременно с ней.
— …хотела поговорить сейчас о Гонконге, — тихо закончила она.
— Я тоже, — кивнул он с улыбкой, бывшей у него всегда наготове.
— Это я виновата в том, что произошло там. Я посылала тебе неправильные сигналы. — Она говорила не думая, прямо от сердца и от воспоминаний о том, что могло никогда не случиться.
— Все нормально, — сказал Томми и, помолчав, подвел итог: — Я повзрослел с тех пор. Моя антенна теперь настроена лучше… Я надеюсь. — Он сунул листок в карман.
Анна перегнулась через стол и дотронулась до его щеки.
— Мне сейчас по-прежнему никто не нужен в моей жизни. Но когда станет нужен, я надеюсь, ты все еще будешь рядом.
Ответом послужило молчание.
— Я не шучу, — сказала она, действительно не шутя.
Официантка наблюдала за ними из-за стойки.
— Вернемся к пациентам, — сказал Томми, испытывая беспричинную радость, слыша песню собственного сердца и потому надув щеки и приняв деловой вид.
Она улыбнулась. Он совсем не изменился. И она была этому рада.
— В данный момент у нас шестьдесят пациентов. В основном сердца и почки. Поскольку я младшая медсестра по уборке операционных, я вижу их, только когда они спят. Окажись среди них какая-нибудь знаменитость, я бы даже не подозревала об этом. Как только их переводят из операционной, я их больше не вижу. Еще одно правило — персонал из операционных никогда не поднимается на другие этажи.
Анна допила свой кофе.
— И последнее. За все время, что я нахожусь здесь, мы сделали только одну пересадку почки.
— Всего? Какие причины?
— Не вижу ни одной, кроме самой очевидной. Нехватка органов.
Томми сделал отметку в блокноте.
— Какого же рода делаются операции?
— Прочистка сосудов, замена клапанов. И тому подобное.
Еще одна отметка в блокноте.
— Не очень-то это подходит названию места, верно? Небольшое преувеличение — называть его «Дар Жизни», когда на самом деле это винтики и гаечки.
Она выдержала паузу, а потом сказала:
— Тем не менее цены достаточно высоки. Стоимость палаты раза в два выше, чем в других подобных местах. И они не связываются с «Голубым Крестом».
— А это значит, что прием пациентов очень выборочный.
Она снова помолчала.
— Если у тебя столько денег, зачем отправляться в подобное место? Почему не в какой-нибудь другой центр с более известной репутацией? В других местах та же анонимность и плата наличными. — Она посмотрела Томми прямо в глаза. — Если, конечно, здесь не дают гарантии.
— Бог ты мой, — тихо произнес Томми. — Может быть, как раз сейчас ты что-то нащупала.
— Может быть, — сказала она. — Может, так оно и есть.
Они оба помолчали.
— Я позвоню полковнику, — наконец сказал Томми.
Анна медленно покачала головой.
— Нет, еще рано. Я хочу быть абсолютно уверена. — Она взглянула свои часы. — Мне пора возвращаться. У меня позднее дежурство. Но давай встретимся через несколько дней.
— В это же время? — Вопрос прозвучал почти игриво.
— Может быть, сможем растянуть это до раннего ужина, — небрежно ответила Анна.
Когда она встала, Томми задал еще один вопрос:
— Я могу как-то связаться с тобой?
— Литтлджон ясно дал понять, что служащим не должны звонить в клинику.
— А как насчет твоей квартиры?
— Я снимаю ее вместе с парочкой других медсестер. Вряд ли будет разумно звонить туда. Я их почти не знаю.
Томми кивнул.
Анна еще раз улыбнулась и ушла. Он подождал, пока она скроется за дверью, а потом подошел к официантке и расплатился. Та окинула его внимательным взглядом и заметила:
— Ваша подруга торопится.
— Рабочая этика. У некоторых людей она развита сильнее, чем у остальных.
— Самая беготня начнется не раньше, чем через час. Хотите еще кофе? Он горячий.
— Спасибо. Но мне нужно возвращаться.
— Куда возвращаться?
— В Санта-Монику.
— Приятное местечко, — кивнула официантка.
Когда Томми сунул сдачу в карман и вышел, официантка подошла к телефону-автомату за кабинками. Она сверилась с номером, который был записан на обратной стороне ее блокнота для заказов, и набрала его. На другом конце сняли трубку, и она заговорила торопливо, словно желая угодить:
— Вы были правы насчет нее, доктор. Я не все смогла расслышать, но, похоже, она выворачивалась наизнанку перед этим репортером. Такой высокий стройный парень. По выговору европеец. Живет в Санта-Монике…
Потом официантка точно повторила все, что ей удалось услышать. Когда она закончила, ее поблагодарили и сказали, что кое-кто зайдет и занесет ей 500 долларов. Когда ее в первый раз попросили присматривать за болтливыми служащими из той забавной клиники, что была дальше по шоссе, она думала, из этого ничего путного не выйдет. Однако сейчас, всего лишь навострив ушки, она за пять минут заработала больше, чем получала за долгую неделю.
В двадцати милях отсюда, за пятнадцатифутовым забором, ограждавшим по периметру трансплантационный центр «Дар Жизни», доктор Ричард Литтлджон сидел в своем кабинете спиной к окну. Его тело и маленькая головка полностью утопали в кожаном кресле с высокой спинкой. Потом его рука, похожая на птичью лапку, снова потянулась к телефону и осторожно сняла трубку. Набрав номер, он произнес несколько коротких фраз тем же мягким тоном, каким обычно диктовал заметки в истории болезни пациентов. На мгновение он замолчал, слушая ответ, а потом сказал:
— Это будет просто замечательно.
Глава 32
Попросив радиста объяснить ему кодировку частот, Мортон уселся перед аппаратом и принялся за телефонные звонки, пока команда Мюллера заканчивала свои дела в домике. Мюллер, известный своим талантом руководителя, восхищался точностью и быстротой работы Мортона. Тот задавал вопросы, отдавал приказания, получал ответные звонки, задавал следующие вопросы, и все это — с точно рассчитанной энергией, которая, казалось, постоянно напоминала: мы можем добиться успеха, но можем и проиграть. Он походил на воплощенный ультиматум, но никогда не переносил на других тот пресс, давление которого испытывал сам. Вот блестящий образец того, мельком подумал Мюллер, как добиваться нужных результатов, действуя твердо и без оглядки.
Первый звонок Мортона был Координатору на «Конкорде». Он дал ему список лиц, с которыми хотел поговорить, и объяснил, в каком порядке. Техник на борту самолета зафиксировал радиочастоту и расширил ее таким образом, чтобы у Мортона была чистая и непрослушиваемая связь из домика.
Сначала он поговорил с Генеральным Секретарем ООН в Нью-Йорке. Произошла короткая заминка, пока Генеральный Секретарь выпроваживал из своего кабинета совместную арабо-израильскую делегацию, которая пришла обсудить возможность превращения Иерусалима в открытый город.
Мюллер пришел в восторг от того, что Мортон, обращаясь к Генеральному Секретарю как к равному, закончил просьбой, чтобы тот лично позвонил Президенту Соединенных Штатов, а потом сидел совершенно неподвижно, глаза прищурены, как у китайца, и терпеливо ждал ответного звонка. Все в домике хорошо слышали ответ Генерального Секретаря: «Президент велел госсекретарю Армстронгу отложить его план».
Мортон поблагодарил и продолжил свою работу по списку. Он разговаривал напрямую с президентом Коста-Рики, застав его во дворце в Сан-Хосе, — объяснил, что службе Хаммер нужно разрешение провести свою ежегодную тренировку в джунглях на севере страны, возле границы с Никарагуа. Президент тотчас же дал согласие.
Далее он позвонил Карбери, полностью ввел его в курс дела и велел вылетать со всей Командой быстрого реагирования в Сан-Хосе на другом самолете службы Хаммер, грузовом «Боинге-747». Это был единственный самолет достаточной грузоподъемности, чтобы перевозить микролеты.
Потом он проинформировал Шанталь и Лестера и выслушал их новости без комментариев, позволив себе лишь легкую улыбку от этого подтверждения.
Наконец он позвонил в Стокгольм. Врач сказал, что Иосиф спит.
