Замерзшее мгновение - Седер Камилла

— Мы говорили с вами по телефону.

Девушка нервно засмеялась и с преувеличенной силой захлопнула ящик с мелочью.

— Ой, бамс. Я, наверное, ждала, что приедет кто-то в форме.

По непонятной причине она залилась краской — возможно, только что продала алкоголь несовершеннолетним.

— У меня осталось смутное воспоминание об этом парне на джипе; кажется, я уже говорила по телефону.

Она быстро провела кончиками пальцев под глазами, скрывая неловкость.

— Вряд ли я сумею помочь вам.

Гонсалес покачал головой и ответил, что важна любая информация. Успокаивающие слова сразу же дали результат. Девушка расслабилась и слегка задумалась.

— Он вел себя не угрожающе — я абсолютно в этом уверена, — но что-то в его поведении было странным, поэтому я его и запомнила.

Потом снова вышла заминка. Услышав, что полиция ищет тех, кто видел темный «гранд чероки», девушка тут же позвонила, хотя время не совсем соответствовало тому, о котором говорили полицейские. Вернее, или мужчина, которого она видела, не был их подозреваемым, или же появился в этом районе раньше, чем они предполагали. Она работала до полуночи и была уверена, что обслуживала парня на «чероки» по крайней мере часа за два до конца смены. Да, естественно, это могла быть похожая машина другой марки, она разбиралась в этом не слишком хорошо. Кроме того, она видела машину на расстоянии. Но вообще-то была уверена, что это «гранд чероки». В любом случае записи с камеры наблюдения должны показать точное время и приметы мужчины.

— Курт, мой начальник, занимается записями, — сказала она и кивнула присоединившемуся к ним Теллю.

Стоило ей упомянуть имя начальника, как из глубины магазина послышался нетерпеливый мужской голос. Полицейские пошли за Анн-Катрин Хёгберг в комнату для персонала. Голос принадлежал, как оказалось, господину средних лет с зачесом на лысине и в желтоватых очках. Он находился в импровизированной кухоньке с холодильником, двумя плитками и мойкой. Там же стояли узкий диванчик и маленький телевизор.

Не утруждая себя приветствием, господин нажал кнопку на пульте и беспомощно показал на черно-белую кашу на экране телевизора: результат записи камеры за тот самый день. Конечно, было понятно, что на картинке изображены четыре колонки и вход в магазин, и, конечно, виднелись неясные фигуры, перемещавшиеся от колонок к магазину и обратно. Однако определить лица было невозможно.

— Видели, какая фигня, — огорчился он. — Не передашь в полицию. Ведь это нельзя использовать. — И требовательно посмотрел на продавщицу. — Вся надежда на тебя, Анки.

В том-то и дело. Следующие полчаса Телль и Гонсалес сидели в душной, тесной кухоньке и снова и снова задавали одни и те же вопросы. «Как он выглядел? Помните ли вы какие-нибудь детали, все, что угодно? Одежда, диалект, голос, бумажник, возраст. Какие у него были кредитные карты? Как он расплатился? Наличными, да, конечно. Он покупал еще что-то или только заплатил за бензин? Он нервничал? Цвет волос, одежда?»

В конце концов Хёгберг закрыла лицо руками. Чем больше они спрашивали, тем меньше она, казалось, могла вспомнить. Телль и Гонсалес обменялись взглядами: если они продолжат вести себя так, словно готовы пройти десять километров по горящим углям из-за самой малой толики информации, девушка неосознанно придумает приметы, лишь бы им угодить.

Они попрощались. Все было без толку, хотя они и заверили директора магазина, что видеотехники могут сотворить чудо даже из самого плохого материала.

Анн-Катрин Хёгберг, казалось, расстроилась из-за своей ненадежной памяти. Она в растерянности прислонилась к стойке со снеками. Стойка перевернулась, и на пол хлынули пакетики чипсов, рогаликов, орешков и хлопьев. Хёгберг и так уже чувствовала себя никчемной, а тут еще директор закатил глаза, глядя на Телля, засовывавшего в сумку видеокассеты.

— Мы сами все сделаем, — произнес мужчина, наивно полагая, будто полицейские останутся и все приберут, прежде чем уехать.

Хёгберг мужественно улыбнулась, когда Гонсалес положил перед ней свою визитку, хотя глаза у нее были на мокром месте.

— Позвоните, если что-нибудь вспомните. Возможно, вас вызовут, чтобы вы описали того человека сотруднику, который составляет фотороботы. Я имею в виду потом, если вдруг вспомните что-нибудь еще. Спасибо, что позвонили.

Она напряженно кивнула, глядя на полку с коробочками леденцов.

Они уже выходили, когда она прокричала:

— Он купил леденцы «Лэкероль».

Полицейские замерли в дверях и с надеждой обернулись.

— Он купил пачку «Лэкероль», — снова повторила она. — И бутерброд в упаковке.

Она смотрела на леденцы от кашля, словно они могли вызвать образ тогдашнего покупателя.

Она зажмурилась и, кажется, попыталась представить себя тем вечером. Полосатая форменная рубашка сотрудника заправки и слегка усталая улыбка Мисс Любезности. Руки на кассовом аппарате, а вот и он: светлые волосы и кепка.

— Не помню насчет эмблемы, но сама кепка была черной. У него довольно глубоко посаженные глаза, под глазами синяки, словно он много ночей не спал. Слишком красные для парня губы, рот словно зацелованный. Кажется, невысокий или среднего роста. Какой-то пуховик или, может, стеганая куртка. Было ведь довольно холодно.

Телль и Гонсалес ехали в молчании, думая об одном и том же. Нет никаких гарантий, что человек, описание которого они только что получили, и есть убийца, но это определенно самый отчетливый след за последнее время. Вне зависимости от того, ведет ли он в верном направлении.

Несмотря на час пик, участок шоссе между Буросом и Ульрицехамном быт не особенно сильно загружен. Телль уже давно превысил все скоростные ограничения, и Гонсалес, в который раз за время работы в полиции, подумал, что самые злостные нарушители правил дорожного движения — полицейские. Или же это относится только к отдельно взятым полицейским, с которыми он работает. Слава Богу, сейчас он не боялся скорости, Телль вел машину уверенно.

Он включил радио и попал на последний выпуск новостей: наблюдения за изменениями климата, повлиявшими на большую часть страны, вызвав наводнения. Средства массовой информации еще не взялись за убийство Улофа Барта. Пока им не удастся обнаружить связь между Бартом и Вальцем, маловероятно, что они поднимут шумиху. Гонсалес слышал о планируемой пресс-конференции, но, кажется, она не состоится. Пожалуй, и хорошо: пока преступник не знает, что они связали между собой два убийства, у полиции есть преимущество.

Новости сменились суперэнергичной музыкой с элементами рэпа и сильными ударными. Гонсалес снова уменьшил громкость.

Стало смеркаться, и, как обычно во время шведской зимы, это произошло очень быстро. Когда они въехали в Ульрицехамн, город уже погрузился в темноту.

— Не знаю, как ты, — произнес Телль, сворачивая на парковку попавшейся ему на глаза пиццерии под названием «Капри», — но я жутко голоден.

Гонсалес благодарно кивнул. Его живот уже давно протестовал против низкокалорийного обеда, наспех съеденного в столовой.

Только они собрались двумя прыжками преодолеть четыре ступеньки, как дверь отворилась и на пороге появился крупный мужчина лет сорока.

— Я закрываюсь, — коротко сказал он и демонстративно потряс связкой ключей.

— Простите? — Потрясенный Телль блокировал ему дорогу. — Что вы хотите сказать? — не смог он скрыть возмущения. — Вы что, считаете, что люди едят пиццу на завтрак? Что это за чертова пиццерия, которая закрывается до шести вечера?

— Пиццерия для обедов, — коротко произнес мужчина и, решительно отодвинув Телля, спустился по лестнице.

— Всего доброго.

Так что настроение у Телля было скверное, когда, поблуждав немного, он обнаружил фирму «Юханссон и Юханссон». Фирма по прокату автомобилей находилась в небольшом индустриальном районе на выезде из города, между магазином красок и закрытым складом. Свет редких уличных фонарей отражался в лужицах талой воды и разлитого бензина. Телль быстро перекурил и понюхал воздух, как охотничья собака. Здесь чувствовался запах горелой пластмассы.