Юхан Теорин - Санкта-Психо
— Не знаю… надо подумать.
Пациенты покидают палаты. Давка в коридорах. И Рами, конечно, тоже выпустят из палаты, как и всех остальных.
На следующее утро у Яна заказано время в домовой прачечной. Он спускается в подвал, раскладывает белье на столе — светлое отдельно, темное отдельно — и загружает две машины. Включает обе и поднимается к себе. По пути ему попадается табличка «ЛЕГЕН», и он останавливается. Не стоит, наверное, больше его беспокоить. Но вдруг он осознает, что Леген ему симпатичен. Сам по себе.
И звонит в дверь.
Не сразу, но дверь открывается.
— Привет! Хотел спросить, как дела.
— Нормально.
Леген не приглашает зайти, но и не уходит.
— Не хотите выпить кофе?
Пора уже хоть чем-то отблагодарить Легена за дважды занятый сахар. Но Леген задумчиво чешет в затылке.
— Темной прожарки? — неожиданно спрашивает он.
Ян растерялся:
— Что?
— Я спрашиваю — зерна темной прожарки?
— Да… думаю, да.
— Тогда хочу.
Он берет с пола пластиковый пакет и выходит на лестничную клетку, будто только и ждал, что его пригласят выпить кофе.
Они поднимаются к Яну.
— Тесновато. — Леген с любопытством осматривает составленную по стенам мебель.
— Это не мое, — вздыхает Ян и идет в кухню.
Через десять минут кофе готов, Леген сидит за столом. Ян достает из шкафа сладкие сухари.
— Как дела с вином?
— Крепкое… крепчает и крепчает.
Интонация довольная. Интересно, сколько ему лет? Наверное, семьдесят или около этого. Он ушел на пенсию года четыре назад. Или пять. Так что наверняка около семидесяти.
Они пьют кофе в молчании.
Внезапно Ян вскакивает — он же должен забрать белье в прачечной! Наверняка уже готово.
— Посидите пять минут.
На лестничной площадке он сталкивается с другой соседкой. Пожилая женщина. В руках у нее ворох белья, и выражение лица кислое — кислее не бывает. Очевидно, ее очередь вслед за Яном, и она пришла напомнить, чтобы он освободил машины.
— Извините… я прозевал время.
Она хмуро кивает. Ян бежит в прачечную, но она останавливает его вопросом:
— Значит, вы с ним приятели?
— С кем — с ним?
— С Вернером Легеном.
— Приятели? — Ян говорит тихо, чтобы Леген не услышал. — Не знаю… пару раз разговаривали.
— И вы у него были дома?
— Да… приходил попросить сахар. У меня кончился, а купить забыл.
Он улыбнулся, но тетка сохраняет похоронную серьезность.
— А у него оружие дома есть?
— Оружие? — оторопел Ян. — Какое оружие?
— Ножи, ружья… Я, как соседка, беспокоюсь.
Ян не очень понимает причины беспокойства, но на всякий случай кивает.
— Ну нет, вряд ли… — отвечает тетушка сама себе. — С годами-то…
И направляется вниз по лестнице. Ян после секундного размышления решается спросить:
— А раньше у него было оружие?
Она останавливается:
— Здесь-то нет… здесь он… нет.
— А в другом месте?
Она смотрит на него как на помешанного:
— Вы что, никогда не слышали, что он натворил в Гётеборге?
— Что?
— Он поубивал кучу народу. Что-то на него нашло. Бежал и убивал людей прямо на улице, среди бела дня, одного за другим. Ножом пырял.
Ян оцепенел:
— Леген? Убивал прохожих?
— В доме все знают. Никто не хотел, чтобы он сюда вселялся. Надо было оставить его в Санкта-Психо.
— Оставить? — Ян уставился на нее с изумлением. — Он же работал там? В прачечной?
— В последние годы — да. Но там у них работает много бывших пациентов, насколько я понимаю… Эдакая смесь психов и докторов. А может, и доктора такие же.
Она опять вздохнула и пошла вниз.
Ян бежит за ней, быстро освобождает машины и возвращается.
Что это? Дверь в его квартиру приоткрыта. Он забыл ее захлопнуть.
Леген наверняка слышал их разговор.
И что делать? Как себя вести?
Старик так и сидит за кухонным столом. Подлил себе кофе — кружка почти полная.
— Пришел, значит…
Он раскурил свою трубку, пока Ян отсутствовал, но вид у него невеселый.
— Я слышал, что эта ведьма тебе говорила… так орала, что весь дом слышал. Глухая она, что ли?..
Ян не знал, что сказать. Тихо прошел к столу и сел. Почему-то ему трудно оторвать взгляд от правой руки Легена. В этой руке в тот роковой день был нож.
Но надо же что-то сказать…
— Вам нравилось работать в больнице?
Леген молча посасывает трубку.
— Я хочу сказать… вы же там провели очень много времени.
— Всю жизнь. — Леген выпустил наконец густой клуб довольно ароматного дыма. — Но я никого не убивал. No, nein, njet… Я и попал-то сюда из-за мамаши.
Ян молча ждал продолжения.
— Мамаша была гулящая… у детей отцы все разные. Тридцатые годы… пила как подорванная, снимала парней по кабакам и нисколько этого не стеснялась. Ее и поместили в Патрицию, вроде бы лечиться от алкоголизма. В те годы Патриция была обычной психиатрической лечебницей. Общего, так сказать, профиля. А я еще ребенком был, ну и меня заодно сюда сунули. Здесь и остался.
— Значит, вы никого… ножом не пыряли?
— Сплетни, — коротко сказал Леген. — Сплетни потому и сплетни, что никогда не кончаются.
Ян кивает. Людям надо доверять.
— Тогда у меня есть вопрос… — медленно говорит он. — При пожарной тревоге… ну, если там, наверху, начнется пожар, что делает персонал прачечной?
— Это мы знаем, тренировались. — Леген отвечает так, будто он и до сих пор там работает. — Если не задохнемся от дыма, должны выключить машины и идти к выходу.
— Значит, лифтом не пользуетесь?
— А кто будет пользоваться лифтом, если он горит?
Оба замолкают. Леген прячет недокуренную трубку, достает из пластикового пакета литровую бутылку желтоватой жидкости и ставит на стол:
— Выпей. Может, не из самых удачных. Но сойдет… Все равно на выходе моча.
— Спасибо…
Опять тишина.
— Хочешь кого-то вытащить оттуда? — неожиданно спрашивает Леген.
— Нет, что вы! — машинально восклицает Ян. — Нет, я только хочу…
— Если да, то выбирай, кто заслужил… Таких немало. Многих так называемых больных надо бы поменять местами с идиотами здесь, на улицах. С этой ведьмой, к примеру.
ЮпсикПобег не удался. Ян понял это, когда услышал шум, крики в коридоре. И звук разбитого стекла.
Он прислушивался к суматохе за дверью, но ничего не предпринимал. Сидел и лихорадочно продолжал рисовать очередную серию о Затаившемся и Банде четырех. Крики, бег, звон и хруст осколков.
Где-то громко хлопнула дверь. Опять крики. Многоголосые, целый хор.
И все затихло.
Он подождал немного и осторожно выглянул в коридор.
Никого.
Постучал в дверь Рами — никто не ответил.
Теперь-то он знал, куда они ее отвели.
Спустился в подвал, огляделся и побарабанил костяшками пальцев в запертую дверь Дыры:
— Рами!
— Я здесь. — Голос, приглушенный толстой дверью.
— Что случилось?
— Меня заметила одна… и заверещала. Знаешь, как привидения верещат? Я ее ударила…
Она говорит про одну из бледных девчонок в отделении, сообразил Ян. Пациентка Юпсика.
— Значит, санитары изловили Белку…
— Они сразу меня схватили… я даже во двор не успела выскочить. Я отбивалась, кусалась, но их было четверо. Как в твоей банде, Ян.
Что на это сказать? Никого не победишь, Рами. Мы обречены на поражение.
Так он, во всяком случае, считал, пока не встретил Рами.
— И сколько они будут тебя здесь держать?
— Не сказали… Может, несколько лет. Но какое это имеет значение? Я знаю, что делать, когда выйду отсюда.
Больше вопросов Ян не задавал. Он знал, что Рами не сдастся никогда. Он долго сидел около двери и ждал. Чего? Он и сам не знал. Ему казалось — он, сидя здесь, перед запертой дверью, каким-то образом поддерживает Рами.
— Если ты опять задумаешь бежать… я с тобой, — сказал он наконец.
— Правда?
— Да.
Правда. Он не хотел покидать свое убежище в Юпсике, но с Рами был готов идти на что угодно и куда угодно.
— А ты знаешь, куда я поеду?
— Куда?
— В Стокгольм. Там моя старшая сестра.
— Так…
— Организуем группу. Будем давать концерты на площади Сергеля. На собранные деньги запишем альбом.
— А как же наш договор?
Она помолчала там, за дверью.
— Этим можно заняться и позже… ты можешь выполнить свою часть договора и позже. И я выполню, будь уверен.
— О’кей, — сказал Ян и встал. — Мне надо идти, Рами… у меня беседа.
— Ну да… у тебя своя психобалаболка. Только дядька.
— Да… но он нормальный. Слушает.
— Я тоже тебя слушаю.
