Юхан Теорин - Санкта-Психо
И вполне возможно, никто, кроме Яна, об этом не помнит.
Один инвалид, двое убитых.
Но кем?
Этот вопрос не оставлял Яна все эти годы. Чувство облегчения понемногу исчезло, и остались вопросы.
Он давно уже ничего не писал в дневнике. Но сейчас, перелистав, находит чистую страницу и пишет отчет. Подробный отчет для себя самого. О «Полянке», о людях, о его тайных ночных посещениях Патриции. Обо всем. И заключает вот чем.
Я приехал в Валлу, чтобы найти Рами, но не только за этим. Я работаю с подранками, несчастными детьми, и стараюсь делать все, чтобы им было хорошо.
Еще мне хотелось начать жить настоящей жизнью, завести друзей, но ничего не получается. Возможно, потому, что между мной и остальным миром стоит Рами.
В этом он никогда Рами не признается. Но поговорить с ней он обязан, и чем быстрее, тем лучше.
Ян смотрит на часы. Четверть десятого. Еще не поздно для велосипедной прогулки.
Лилиан готовится к пожарным учениям. Ян тоже.
50
Ночное небо над больницей затянули черные тучи, начал моросить дождь. Ян то и дело вытирает со лба ледяные капли. В поисках защиты от дождя он забрался в густую березовую поросль. Здесь получше.
Он приседает на корточки с Ангелом в руке. Санкта-Патриция возвышается над ним темной скалой, и у Яна там друг. Все остальное — холод, дождь — не имеет значения.
— Белка! Белка! Ты на месте? — шепчет он в микрофон, не отводя взгляд от громадного фасада. Седьмое окно на четвертом этаже.
Свет гаснет и зажигается вновь.
Сигнал четкий и недвусмысленный. Рами опять в палате.
Ян выдыхает с облегчением.
— Ты по-прежнему хочешь на свободу?
Свет опять мигает.
Да.
— И чем скорее, тем лучше?
Да.
Свет мигает быстро, никаких сомнений его вопросы не вызывают. Накачанная лекарствами или дезориентированная женщина так быстро не отвечала бы.
— Я тоже очень хочу тебя увидеть. Узнать, что случилось после Юпсика. Ждал от тебя ответа, но ты так и не ответила… Знаю, что ты выполнила свою часть договора, остановила Банду четырех. Но как ты это сделала? Мне ты сказала, что у тебя есть люди, которые могут с этим помочь, так что я… Кто они, эти люди?
Затаившийся, подумал Ян. Но кто он, этот Затаившийся? Он не знает.
Лампа в окне горит ровным желтоватым светом.
— Я должен кое-что тебе рассказать… Я уже десять лет назад получил диплом — воспитатель детского сада. И на первой же моей работе я увидел мальчика по имени Вильям. Его привела мама, и я узнал ее… Это была Психобалаболка из Юпсика. Твой психотерапевт. Ты же помнишь ее? И ты просила меня что-то сделать… наказать ее, как ты сказала.
Молчание. Ян подошел к главному в своем рассказе. Он когда-то мечтал об этом — рассказать все Рами. Но сейчас он никакой радости и никакого триумфа не чувствовал — с удивлением понял, что чуть ли не просит прощения.
— Как-то в лесу я заманил Вильяма в старый бункер и запер его там. С ним ничего не случилось — у него были вода, еда, одеяла, игрушки… Но родители чуть с ума не сошли. Особенно Балаболка. Несколько недель была сама не своя.
Ну вот и все. Теперь она знает.
— А теперь — путь из больницы. — Он смотрит на окно, но Рами не видно. И она его не видит. — В следующую пятницу, вечером, у вас будут пожарные учения. Всех будут эвакуировать — понарошку, конечно. Все палаты открывают. Ты это знаешь?
Свет мигнул.
— Ты должна отделиться от остальных, — продолжает Ян. — В твоем отделении есть медицинский склад. Дверь в него должна быть открыта, я зажал язычок бумажкой. А в складе, за шкафом, старый, забытый бельевой лифт. Он ведет прямо в подвал.
Свет мигнул опять. Рами поняла.
— Я буду ждать тебя внизу. Мы выйдем вместе.
Получится ли? Уверен ли он, что все пройдет гладко? Нет, не уверен, но предпочитает об этом не думать. Он ждет ответа.
И получает. Свет гаснет и зажигается. Последний раз.
— Хорошо… скоро увидимся, Рами.
Он выключает Ангела и с облегчением покидает лес — уж очень одинокое место в такую погоду. Но скоро его одиночеству придет конец.
Через двадцать минут Ян звонит в дверь Лилиан, и она открывает дверь. Брат не показывается. Она не пускает Яна дальше прихожей. Вид загнанный, ей не до пустой болтовни.
— Ты решился, наконец?
Ян кивает. Он никак не может избавиться от застрявшей на сетчатке картинки: мигающий свет в окне на четвертом этаже.
Да. Он решился.
— Будешь с нами?
— Да. Могу остаться в «Полянке». Когда вы подниметесь к Рёсселю, я буду ждать внизу у лифта.
— Нам нужен водитель. У тебя ведь есть машина?
— Есть.
— Можем мы ей воспользоваться? Надо быстро собраться и быстро исчезнуть.
Она совершенно трезва. И вид у нее не загнанный, как поначалу определил Ян, а предельно собранный. На втором этаже слышны чьи-то шаги.
— Значит, вы будете говорить с Рёсселем… Только это?
— Только это.
Она смотрит ему прямо в глаза.
Ян не отводит глаз и внезапно вспоминает слова доктора Хёгсмеда — психопатов вылечить почти невозможно.
— А как вы думаете, почему Рёссель согласился встретиться с вами? Хочет облегчить совесть? Стал хорошим человеком в больнице?
Лилиан опускает голову:
— Мне совершенно все равно, кем стал Рёссель. Лишь бы сказал правду.
В понедельник на утренней планерке «Хорошее настроение» Мария-Луиза рассказала о предстоящих в пятницу пожарных учениях.
— Серьезное мероприятие, — сказала она. — В условиях, приближенных к боевым. — Она еле заметно улыбнулась собственной шутке. — Тревога по полной программе. Приедет полиция, и пожарники, и спасатели. Но это вечером, нас это не касается. «Полянка» будет закрыта.
Не так уж и закрыта, подумал Ян и перехватил взгляд Лилиан. Вид у нее усталый, но собранный. Пахнет мятными пастилками. Минти.
Рабочая неделя продолжается, день за днем. И вот уже пятница.
Ян забирает Лео после свидания с отцом. Он даже успел увидеть его, правда мельком, когда выходил из лифта. Невысокий мужчина с большими руками в больничной одежде. Помахал сыну на прощание, и Лео помахал в ответ.
Мальчик спокоен и молчалив.
— Тебе нравится встречаться с папой? — спрашивает Ян.
Лео молча кивает. Ян кладет руку ему на плечо. Остается надеяться, что Санкта-Патриция не оставит его, когда он вырастет. Святая. Святая Патриция. Настоящая. Не больница, конечно.
За Лео пришли приемные родители. Ян провожает его, а когда поворачивается, ловит на себе довольный взгляд Марии-Луизы.
— Как хорошо ты управляешься с детьми, Ян. Девушки постоянно нервничают, а у тебя все спокойно и весело.
— Какие девушки?
— Ханна и Лилиан… они очень волнуются, когда им надо отводить детей в клинику. И это можно понять. — Она улыбнулась. — Не так-то легко привыкнуть к мысли, что там люди… такого сорта.
— Такого сорта… ты имеешь в виду — больные?
— Ну да. Больные, заключенные… как хочешь называй.
Она продолжает улыбаться. Но Ян не может заставить себя улыбнуться в ответ.
— Я привык, — медленно произносит он. — Я ведь тоже был в таком положении.
Улыбка исчезает с лица Марии-Луизы. Она смотрит на Яна непонимающе.
— Я лежал в детской психиатрической клинике. Детской и юношеской. Мы называли ее Юпсик. Но там тоже было ограждение, как и в Санкта-Патриция. Буйные и напуганные подростки. Два сорта, как ты выразилась. Буйные и напуганные.
— И почему тебя туда направили? За что?
— Ни за что. Я был из напуганных. Меня страшил окружающий мир.
Продолжительное молчание.
— А я и не знала… ты никогда не рассказывал, Ян.
— Случая не было. Но я нисколько этого не стыжусь.
Мария-Луиза кивает — ну как же, понимаю, понимаю… она все понимает. И Ян осознает, что теперь она будет смотреть на него совершенно иными глазами.
Весь день он то и дело ловит на себе ее испытующий и настороженный взгляд. Как же — подвел свою начальницу. Показал, что у него в душе есть тайные трещины.
Ну и хорошо. Через трещины проникает свет.
Последнее, что он делает, — впихивает свой дневник вместе с книжками Рами в личный шкаф. Там уже места нет — куртки, зонтик, книги… но когда она в пятницу выйдет из Санкта-Психо, он откроет шкаф и покажет ей книги с новыми рисунками.
Потому что на этот раз она выйдет из больницы. Он ей поможет. На этот раз все должно получиться.
ЮпсикЯн знал, что существует единственная лазейка из Юпсика — незапертое вытяжное окно над плитой в кухне. Повара отказывались работать в чаду и время от времени открывали это окно. Проветривали. Кухня помещалась с задней стороны строения, дверь в кухню тоже не запиралась. Но в кухне почти всегда были люди. Так что, если хочешь бежать, надо встать ни свет ни заря.
