Дин Кунц - Апокалипсис Томаса
Открыв дверь в конце длинного коридора, который вроде бы уходил в глубь дома, я увидел перед собой библиотеку, находящуюся ближе к фасаду.
Удивленные этим открытием, мы с мальчиком переступили порог, прежде чем я увидел Паули Семпитерно. Он стоял спиной к нам, оглядывая стеллажи с книгами, словно вышел из этой же двери за десять секунд до нас.
Услышав движение за спиной, он начал поворачиваться, поднимая помповик.
В этой войне людей и монстров я точно знал, что он не на стороне человечества. Он привозил женщин в Роузленд, чтобы Клойс мог позабавиться с ними. Возможно, забавлялся с ними и сам. Я вполне мог обнаружить в каком-нибудь дальнем уголке поместья его коллекцию, увидев которую, пожалел бы, что я не слепой. То видение из будущего, черное дерево с развешанными на ветвях детскими скелетами. Может, таким стало бы новое увлечение Семпитерно в грядущие годы?
Я нажимал на спусковой крючок с максимальной скоростью, которую допускал полуавтоматический пистолет, и поставил Семпитерно на колени пулями с медной оболочкой и полым наконечником. Помповик вывалился из его рук. Он упал на бок, скрючился в позе зародыша и застыл. В момент смерти выглядел он, как человек за несколько месяцев до рождения.
Убийство не приносит мне удовлетворенности, как бы ни заслуживал смерти мой противник. Герои книг и фильмов, которые убивают злодеев десятками, одновременно сыпля остротами, очень уж напоминают мне уродов Роузленда. Спасает их лишь симпатичная внешность да мастерство сценаристов, которые придают им столько обаяния. Читатели или зрители просто не осознают, что кровь льется рекой.
Когда Семпитерно упал и скрючился зародышем в утробе Смерти, я взглянул на мальчика, чтобы убедиться, что с ним все в порядке. Наши взгляды на мгновение встретились. Может, в моих глазах он увидел гораздо больше прожитых лет, чем отражалось на моем лице, как и я увидел это в его.
Потом я отвернулся от него и направился к служебной двери, через которую мы вошли в библиотеку. Не нашел за ней длинного, тусклого коридора, по которому мы пришли. Его заменил короткий коридор, напрямую ведущий в большую гостиную, теперь ярко освещенный. Никакой другой коридор от него не отходил.
Сколько бы уродов ни бродило по Роузленду, нам следовало побыстрее покинуть особняк до его превращения в такую же угрозу, как желтоглазая стая.
Глава 46
За каждым углом таилась опасность, за каждой дверью — угроза, царящая в доме тишина дышала бедой. Может, убили трех уродов, может, только двух. Может, в дом проникли три урода, может, шесть или двенадцать, а то и все двадцать четыре. Если кто и знал точное их число, то не я. Джэм Дью, миссис Теймид и Семпитерно покинули этот мир, возможно, и шеф Шилшом. Генри Лоулэм заперся в сторожке. Оставались Виктория и Константин, парочка, для которой вечная любовь — так она это называла — переросла в любовь к убийствам.
Моя интуиция, обычно более надежная, чем логика, подсказывала мне, что куда бы мы с Тимоти ни пошли, путь наш будет таким тернистым, что в сравнении с ним долина смертной тени[36] выглядела курортным местечком. Мне предстояло убивать, посколько вопрос стоял ребром: убей ты, или убьют тебя, и я не рассчитывал, что уроды окажут мне услугу, убив троих оставшихся обитателей Роузленда.
Мы двинулись из библиотеки на кухню, стараясь держаться больших коридоров и комнат, избегая служебных помещений, потому что я им больше не доверял, не знал, куда они могут нас вывести.
Я хотел вернуться в мавзолей, а оттуда по территории поместья добраться до гостевой башни. С того самого момента, как Тимоти рассказал мне о хроноскафе, опасная идея никак не желала выходить у меня из головы. Сначала она неопределенным призраком маячила на периферии сознания, но потом приблизилась, полностью оформилась и потребовала диалога.
Если бы я воспользовался этой мыслью, ничего бы хорошего не вышло. Я бы уничтожил себя и навечно расстался с тем единственным, что давало мне надежду после моего самого ужасного дня в Пико Мундо. Но я не мог поставить эту мысль к стенке и расстрелять. Не удавалось закатать ее в асфальт здравого смысла или засунуть в шкатулку забывчивости. Идея может быть самой опасной из всех возможных, если обещает тебе ни с чем не сравнимое счастье, к которому ты так долго стремился.
Когда мы прибыли на кухню, морально я уже подготовился к тому, что увижу растерзанного Шилшома, его внутренности, развешанные по кухонной утвари, и голову, лежащую на разделочной доске у раковины. Но кухня не превратилась в скотобойню. Вероятно, его предсмертный крик донесся до нас из какого-то другого помещения.
Открыв дверь задней служебной лестницы, я услышал тяжелые спускающиеся шаги, фырканье и похрюкивание более чем одного урода. Тень монстра, идущего первым, упала на стену, опережая его на шаг-другой.
Убежать из кухни мы не успевали. Я метнулся к буфетной, толкнул в нее Тимоти, последовал за ним, закрывая дверь.
За мгновение до того, как мы влетели в буфетную, Виктория Морс, освобожденная от пут и кляпа, вошла в нее со стороны кабинета шефа и тоже закрыла дверь. Она удивилась нам ничуть не меньше, чем мы — ей. Я уже поднимал «беретту», но она успела схватить Тимоти за свитер, дернула на себя и приставила пистолет к его шее.
Я нацелил «беретту» ей в голову, но стрелять с расстояния в шесть футов не решился, поскольку понял, что у нее пистолет двойного действия, и половину пути спусковой крючок уже прошел. Когда пуля попала бы ей в голову, она могла рефлекторно нажать на спусковой крючок и убила бы Тимоти, даже если бы я уже прикончил ее.
С другой стороны, опусти я пистолет, она могла попытаться застрелить меня, пусть даже выстрел и выдал бы уродам наше местонахождение. Ситуация сложилась патовая.
Глаза Тимоти широко раскрылись от страха, губы он плотно сжал, словно решил и показать себя храбрецом, и выжить. Но я тревожился, как бы он не пришел к выводу, что в исполнении его заветного желания Виктория вполне может заменить собой хроноскаф: один выстрел, и его неестественно долгое и печальное детство оборвется смертью, и он обретет покой, уготованный ему судьбой в 1925 году.
Фыркая, недовольно рыча, подозрительно все обнюхивая, уроды прибыли на кухню, напоминая трех медведей, обнаруживших пустые миски, из которых Златовласка съела всю кашу.
В руке, которой Виктория прижимала к себе Тимоти, она держала ключ на розовом пластиковом кольце. «Возьми его, — прошептала она, по-прежнему красивая, как эльф, а в ее светло-синих глазах отражалась сказочная страна, которую никто, кроме нее, видеть не мог. И по выражению ее лица чувствовалось, что говорит она не об обычном ключе, а о магическом талисмане, который позволит нам найти спрятанное сокровище и вызвать драконов. — Замочная скважина в стальной пластине».
Она отпустила мальчика лишь на мгновение, чтобы бросить мне ключ, и вновь схватила его, прежде чем он даже подумал о том, чтобы удрать.
Чтобы поймать ключ, мне пришлось убрать руку с дверной ручки. Но если бы один из уродов решил обследовать буфетную, долго я бы дверь на месте не удержал.
— Четверть полного поворота направо, обратно в вертикальное положение и вытащить, — шепотом проинструктировала она меня.
На двери в буфетную замочной скважины я не увидел. Зато нашел ее в маленькой настенной стальной пластине у двери.
Чтобы проделать то, что она говорила, мне бы пришлось повернуться к ней спиной.
— Зачем? — спросил я.
На кухне открывались и с треском захлопывались дверцы шкафчиков.
В шепоте Виктории добавилось ярости и отчаяния:
— Черт бы тебя побрал! Поторопись, а не то они убьют нас всех.
Возможно, монстры на кухне могли отвлечься, найдя творожный пирог, миндальные рогалики и банку с печеньем, если шеф Шилшом держал такую на кухне. А может, они не любили сладкого.
Виктории определенно вновь хотелось плюнуть в меня, ее ярость подпитывалась ужасом и моей нерешительностью. Обмана на ее перекошенном лице я не видел.
Отвернулся от нее ровно на мгновения, необходимые для того, чтобы вставить ключ в замочную скважину и выполнить ее указания. Как только я вытащил ключ, пол шевельнулся у меня под ногами.
От неожиданности я нацелил «беретту» ей в лицо.
Но тут же до меня дошло, что под буфетной находилась шахта. Пол плавно и бесшумно спускался по ней.
Убрав ключ в карман, я сжал рукоятку пистолета уже двумя руками.
Появились гладкие стены шахты, полки буфетной уже оказались над головой, а мы продолжали спуск.
Чем глубже спускались, тем сильнее сгущалась вокруг нас темнота, потому что единственный источник света остался в буфетной. В голове возникла иррациональная мысль, что спустимся мы на невообразимую глубину, лампа в буфетной превратится в звезду, а мы станем невидимыми друг для друга, окажемся в темноте с двумя пистолетами, причем один из нас не признает никаких правил и ограничений.
