Джон Апдайк - Снег в Гринвич-Виллидж
Обзор книги Джон Апдайк - Снег в Гринвич-Виллидж
Джон Апдайк
Снег в Гринвич-Виллидж
Маплы только накануне переехали на Тринадцатую улицу и в этот вечер принимали у себя Ребекку Кьюн, благо что жили теперь по соседству. Высокая, с неизменной легкой улыбкой, немного рассеянная, она позволила Ричарду Маплу снять с нее пальто и шарф, пока здоровалась с Джоан. Ричард двигался с удвоенной точностью и изяществом и успешно справился с раздеванием гостьи. Хотя они с Джоан были женаты почти два года, у него был такой юношеский облик, что обычно люди невольно отказывались воспринимать его как хозяина дома, а их колебания в ответ заставляли колебаться и его, поэтому напитки обычно разливала жена, он же удобно устраивался на диване с видом обласканного и всем довольного гостя. Теперь он положил одежду Ребекки на кровать в темной спальне и вернулся в гостиную. Ее пальто показалось ему невесомым.
Ребекка сидела под лампой, на полу, подогнув под себя одну ногу и закинув руку на низкую ширму, еще не увезенную прежними жильцами.
— Я была знакома с ней всего один день, — говорила она, — как раз когда она меня учила этой работе, но все равно согласилась. Я жила в ужасном месте под названием «отель для дам». Там в холле стояли пишущие машинки; пользование машинкой стоило четверть доллара.
Джоан, сидевшая с прямой спиной в хичкоковском кресле из дома ее родителей в Амхерсте и комкавшая в ладони влажный платок, объяснила, повернувшись к Роберту:
— Перед тем как поселиться в теперешней квартире, Бекки жила с одной девушкой и ее парнем.
— Да, его звали Жак, — сказала Ребекка.
— Вы жили с ними? — спросил Ричард. Вопрос был задан игривым тоном, оставшимся от настроения, которое у него появилось после того, как он успешно и как-то пикантно оставил в темной спальне пальто гостьи, словно передал с большим тактом тревожное известие.
— Да, и он настоял, чтобы на почтовом ящике значилось его имя. Ужасно боялся пропустить письмо! Когда мой брат служил на флоте, он однажды приехал меня навестить — и видит на ящике... — Тремя параллельными движениями пальцев она начертила три строчки:
Джорджина Клайд
Ребекка Кьюн
Жак Цимерман —
Брат говорил, что я всегда была очень милой девочкой. А Жак даже не убрался, чтобы моему брату было где спать. Брату пришлось спать на полу. — Она прикрыла глаза и стала искать в сумочке сигареты.
— Разве не чудесно? — сказала Джоан и беспомощно улыбнулась, поняв, что сморозила глупость. Ее холодность беспокоила Ричарда. Это продолжалось уже неделю, и улучшения не наступало. Ее лицо было бледным, с розовыми и желтыми пятнами; это подчеркивало ее сходство с портретом Модильяни: овальные голубые глаза и привычка сидеть с совершенно прямой спиной, с вопросительно наклоненной набок головой, класть руки на колени ладонями вверх.
Ребекка тоже была бледная, но, скорее, — на это намекали тяжесть век и виртуозный изгиб рта, — бледностью с картины да Винчи.
— Кто-нибудь хочет хереса? — пробасил Ричард, вставая.
— Если хочешь, у нас найдется и покрепче, — сказала Ребекке Джоан. На взгляд Ричарда, эта реплика, вроде тех объявлений, которые можно истолковать двояко, содержала очевидный намек, что на сей раз смешивать старомодные напитки придется ему.
— Херес — это то, что нужно, — молвила Ребекка. Она произносила слова отчетливо, но таким слабым голосом, что из них не проистекало никаких последствий.
— Я тоже так думаю, — поддакнула Джоан.
— Отлично. — Ричард взял с камина восьмидолларовую бутылку «Тио Пепе», украденную для него приятелем. Чтобы все могли насладиться драматическим моментом, он откупорил бутылку прямо в гостиной, картинно наполнил, вернее, налил только до половины, три бокала, подал их дамам и оперся о каминную полку (раньше у Маплов каминов не было). Он покачивал своим бокалом, как советуют сомелье, чтобы высвободить всевозможные эфиры, пока жена не произнесла стандартный в доме ее родителей тост:
— Будем здоровы, дорогие!
Ребекка продолжила рассказ о своей первой квартире. Жак бездельничал, Джорджина не задерживалась на очередной работе больше трех недель. Деньги у троицы были общие, и доступ к ним — свободным для каждого. У Ребекки была отдельная спальня. Жак и Джорджина иногда участвовали в написании телевизионных сценариев и возлагали все свои надежды на сериал под названием «ИБИ в пространстве и времени» — что-то межгалактическое или по меньшей мере межпланетное. Еще у них был друг, молодой коммунист, который никогда не мылся и всегда имел деньги, поскольку его папаша владел половиной Уэст-Сайда. Днем, пока обе девушки были на работе, Жак флиртовал с молодой шведкой, жившей этажом выше и регулярно ронявшей свою швабру на их крохотный балкончик.
— Настоящее бомбометание! — объяснила Ребекка.
Когда она перебралась в свою, отдельную квартиру, устроилась и почувствовала себя счастливой, Джорджина и Жак попросились к ней со своим матрасом, согласные спать на полу. Но Ребекка почувствовала, что пришло время топнуть ногой. Она им отказала. Позже Жак женился — не на Джорджине, на другой девушке.
— Кому кешью? — спросил Ричард. Он купил банку орехов в лавке на углу специально для этого случая, хотя если бы не визит Ребекки, он бы купил там что-нибудь еще под другим предлогом, просто ради удовольствия сделать первую покупку в магазинчике, где ему предстояло стать завсегдатаем.
— Нет, спасибо.
Ричард настолько не ожидал от Ребекки отказа, что по инерции подсунул ей орехи со словами:
— Пожалуйста, вам понравится!
Она взяла два орешка и раскусила один пополам.
Он протянул серебряную чашку — свадебный подарок Маплам — жене, та взяла целую горсть кешью. При этом она была так бледна и так шла пятнами, что он даже спросил:
— Как ты себя чувствуешь?
Он не столько забыл о присутствии гостьи, сколько демонстрировал ей свою заботливость — впрочем, вполне искреннюю.
— Нормально! — раздраженно ответила Джоан. Возможно, так оно и было.
Хотя Маплы тоже кое-что рассказали — как первые три месяца своего брака они прожили в деревянной хижине в лагере «молодых христиан»; как Битси Флейнер, общая знакомая, оказалась в Богословской школе Бентама единственной девочкой; как Ричард, работая в рекламе, видел Йогги Берру[1], который оказался очень забавным, так что газеты не врали, — друг на друга они не смотрели, рассказчиками были неважными, и доминировал в беседе голосок Ребекки. Она любила всякие странности.
Ее дядя-богач жил в доме из железа, с рядами кресел, как в зрительном зале. Он ужасно боялся пожара. Перед самой Великой депрессией он купил огромную яхту, чтобы плыть с друзьями в Полинезию. Все его друзья лишились во время биржевого краха денег, а он — нет. Он, наоборот, заработал. Он на всем зарабатывал. Но плыть один он не мог, поэтому яхта осталась ждать в Ойстер-Бэй — огромная, торчащая на тридцать футов из воды. Дядя был вегетарианцем. Ребекка до тринадцати лет не ела на День благодарения индейки, потому что в семье была традиция отмечать этот праздник у дядюшки. Традиция умерла во время войны, когда дети истоптали его асбестовые полы своими черными синтетическими подошвами. С тех пор семья Ребекки с дядей не разговаривала.
— Что меня удивляло, — закончила Ребекка, — так это его интерес к каждому новому овощу, как будто это новое лекарство!
Ричард долил в бокалы херес и, завладев благодаря этому вниманием, сказал:
— Разве у некоторых вегетарианцев не принято на День благодарения лепить индейку из молотых орехов?
— Не знаю, — выдавила Джоан после паузы. За последние десять минут она разучилась говорить и поперхнулась на последнем слоге. От ее кашля у Ричарда кольнуло сердце.
— Чем же они их фаршируют? — осведомилась Ребекка, стряхивая пепел на блюдечко перед собой.
За окном раздался цокот копыт. Первой к окну подскочила Джоан, за ней Ричард, последней Ребекка. Ей пришлось встать на цыпочки и вытянуть шею. Шестеро конных полицейских, приподнявшись в стременах, колонной по двое проскакали галопом по Тринадцатой улице. Когда Маплы перестали восхищаться, Ребекка объяснила:
— Каждый вечер в это время они тут как тут. Для полицейских они просто красавчики!
— Глядите, пошел снег! — воскликнула Джоан. К снегу у нее было умиленное отношение. Она его так любила и так редко видела в последние годы. — И это в первый наш вечер здесь! В первый наш настоящий вечер!
Забывшись, она обняла Ричарда, а Ребекка, вместо того чтобы отвернуться, как поступила бы на ее месте другая гостья, вместо того чтобы слишком широко или слишком поощрительно улыбнуться, сохранила свое вежливое рассеянное выражение и, глядя сквозь обнявшуюся пару, по-прежнему наблюдала за происходящим снаружи. Снег не оставался лежать на мокрой улице, задерживался только на капотах и крышах машин у тротуара.
