Уильям Хортсберг - Сердце ангела. Рассказы
Жена писателя поднялась из кресла:
— Кто-нибудь хочет выпить?
Желающих не нашлось.
— Ну, тогда я хочу, раз уж мы собираемся говорить на эту тему, — сказала она и отправилась смешивать себе новую порцию коктейля.
— Как-то, когда я работал в «Логансе», — сказал редактор, — я получил рассказ. Сейчас, конечно, «Логане» там же, где «Кольере» и «Сатердей ивнинг пост», но мы протянули дольше их обоих. — В его голосе слышались нотки гордости. — Каждый год мы публиковали тридцать шесть рассказов, иногда больше, и каждый год четыре-пять из них попадали в антологию лучших рассказов года. Люди читали их. Короче, рассказ назывался «Баллада о гибкой пуле». Написал его человек по имени Per Торп. Молодой человек такого же примерно возраста, как наш хозяин, и примерно в такой же степени известный.
— Это он написал «Персонажи преступного мира», да? — спросила жена литературного агента.
— Да. Удивительная судьба для первого романа. Отличные отзывы, коммерческий успех и в твердой обложке, и в мягкой, издание Литературной Гильдии, и все такое. Даже фильм оказался неплох, хотя, конечно, с книгой не сравнишь. До книги он просто не дотянул.
— Мне она понравилась, — сказала жена писателя, втягиваясь в разговор против своей воли. — Он что-нибудь еще с тех пор написал? Я читала «Персонажи» еще в колледже, а это было… в общем, это было слишком давно.
— Нет, он ничего больше не написал, — сказал редактор. — Кроме того рассказа, о котором я упомянул. Он покончил с собой. Сошел с ума и покончил с собой.
— О-о-о… — устало протянула жена писателя. — Опять это.
— Рассказ публиковался? — спросил молодой писатель.
— Нет, но не потому, что автор сошел с ума и покончил с собой. Он так и не попал в печать, потому что сошел с ума и чуть не покончил с собой редактор.
Агент вдруг встал, чтобы налить себе еще, хотя его стакан был почти полон. Он знал, что летом 1969 года, незадолго до того, как «Логане» прекратил свое существование, редактор перенес тяжелое нервное расстройство.
— Этим редактором был я, — проинформировал гостей редактор. — В определенном смысле мы с Регом Торпом сошли с ума вместе, хотя я жил в Нью-Йорке, а он в Омахе, и мы никогда не встречались. Книга его вышла за шесть месяцев до этого, и он перебрался в Омаху, как говорится, собраться с мыслями. Что произошло с ним, я знаю, потому что иногда вижусь с бывшей женой Рега, когда она заезжает в Нью-Йорк. Она художница, и довольно неплохая. Ей повезло. В том смысле, что он чуть не взял ее с собой.
— Агент вернулся и сел на место.
— Теперь я начинаю кое-что припоминать, — сказал он. — Там была замешана не только его жена. Он пытался застрелить еще двоих: один из них совсем мальчишка.
— Верно, — сказал редактор. — Именно этот мальчишка его в конце концов и доконал.
— Мальчишка? — переспросила жена агента. — В каком смысле?
По выражению лица редактора было понятно: он не хочет, чтобы его торопили. Он расскажет все сам, но не будет отвечать на вопросы.
— Свою же часть этой истории я знаю, — сказал он, — потому что я ее прожил. Мне тоже повезло. Чертовски повезло. Интересное явление… эти люди, которые пытаются покончить с собой, приставив к виску пистолет. Казалось бы, самый надежный способ, гораздо надежнее, чем снотворное или перерезанные вены. Однако это не так. Когда человек стреляет себе в голову, часто просто нельзя предсказать, что произойдет. Пуля может отлететь рикошетом от черепа и убить кого-то другого. Она может обогнуть череп по внутренней поверхности и выйти с другой стороны. Может застрять в мозгу, сделать вас слепым, но оставить в живых. Можно выстрелить себе в голову из «тридцать восьмого» и очнуться в больнице. А можно выстрелить из «двадцать второго» и очнуться в аду… Бели такое место вообще есть. Я лично думаю, что это как раз здесь, на Земле, возможно, в Нью-Джерси.
Жена писателя рассмеялась звонко и, пожалуй, чуть-чуть неестественно.
— Единственный надежный способ самоубийства — это прыжок с очень высокого здания, но таким методом пользуются лишь крайне целеустремленные личности. Слишком уж потом все безобразно. Я это вот к чему говорю: когда вы стреляете в себя, так сказать, гибкой пулей, вы не можете знать заранее, какой будет исход. В моем случае произошло то же самое: я махнул с моста и очнулся на замусоренном берегу. Какой-то водитель лупил меня по спине и так двигал мои руки вверх и вниз, словно ему приказали в двадцать четыре часа привести себя в атлетическую форму, и он принял меня за тренажер. Для Рега пуля оказалась смертельной. Он… Однако я начал рассказывать вам свою историю, хотя у меня нет уверенности, что вы захотите ее выслушать.
В сгущающейся темноте он посмотрел на всех вопросительно. Литературный агент и его жена неуверенно переглянулись. Жена писателя собралась было сказать, что на сегодня мрачных тем уже достаточно, но в этот момент заговорил ее муж:
— Я бы хотел послушать. Разумеется, если тебе это не будет неприятно по каким-то личным мотивам…
— Рассказ Торпа пришел, что называется, «самотеком», — начал редактор, — но в это время в «Логансе» уже не читали незаказанные рукописи. Когда они все приходили, секретарша просто клала их в конверт с обратным адресом и прикладывала записку примерно с таким текстом: «Из-за возрастающих затрат и отсутствия возможности у редакторского состава справляться с постоянно возрастающим числом предложений „Логане“ рассматривает теперь только заказанные рукописи. Искренне желаем успеха и надеемся, что вам удастся заинтересовать своим произведением кого-то еще». Надо же такую белиберду придумать!
— Короче, — продолжил редактор, доставая портсигар, — рассказ пришел. Девушка, занимавшаяся почтой, достала его, подколола к первой странице бланк с отказом и уже совсем собралась сунуть его в конверт с обратным адресом, когда взгляд ее упал на фамилию автора. «Персонажей» она читала. В ту осень все читали эту книгу, либо ждали очереди в библиотеке, либо рылись по книжным полкам в аптеках, ожидая, когда она выйдет в мягкой обложке.
Жена писателя, заметив мимолетное беспокойство на лице мужа, взяла его за руку. Тот ответил ей улыбкой. Редактор щелкнул золотым «Ронсоном», чтобы прикурить, и при вспышке пламени в сгущающейся темноте все они заметили, какое старое у него лицо: висящие, словно из крокодиловой кожи, мешки под глазами, испещренные морщинками щеки, по-старчески торчащий подбородок, похожий на нос корабля. «И этот корабль, — подумалось писателю, — называется „Старость“. Никто особенно не торопится в плавание на нем, но каюты всегда полны. И палубы, если уж на то пошло».
Огонек зажигалки погас, и редактор в задумчивости затянулся сигаретой.
— Девушка, которая прочла рассказ, вместо того, чтобы отправить его обратно, теперь редактор в «Патнамз Санз». Как ее зовут, сейчас не важно. Важно то, что на большой координатной сетке жизни вектор этой девушки пересекся с вектором Рега Торпа в отделе корреспонденции журнала «Логане». Ее вектор шел вверх, его — вниз. Она отправила рассказ своему боссу, тот передал его мне. Я прочитал, и мне понравилось. Чуть длиннее, чем нам нужно, но я уже видел, где можно без ущерба сократить пять сотен слов, и этого вполне бы хватило.
— О чем рассказ? — спросил писатель.
— Об этом можно было бы и не спрашивать, — ответил редактор. — Его содержание отлично вписывается в мою историю.
— О том, как сходят с ума?
— Вот именно. Чему первым делом учат в колледжах обучающихся писательскому ремеслу? Пишите о том, что знаете. Per Торп писал об этом, потому что сходил с ума. И мне, возможно, рассказ понравился, потому что я двигался в том же направлении. Вы можете, конечно, сказать, что меньше всего читающей публике нужен рассказ на тему «В Америке мы сходим с ума со вкусом». Популярная тема в литературе двадцатого века. Все великие писали на эту тему, и все писаки заносили над ней топор. Но рассказ был смешной. Я хочу сказать, просто уморительный.
Никогда раньше я не читал ничего похожего, и позже тоже. Ближе всего, может быть, стоят некоторые рассказы Скотта Фитцжеральда… и «Гэтсби». В рассказе Торпа его герой сходит с ума, но сходит очень забавным образом. Вас не оставляет улыбка, когда вы доходите до парочки мест — самое лучшее из них, где герой выливает белила на голову одной толстой девице, — и тогда вы просто смеетесь в голос. Но знаете, смех такой… нервный. Смеетесь, а сами поглядываете через плечо: не подслушивает ли кто. Строчки, создающие это напряжение, исключительно хороши: чем больше вы смеетесь, тем больше нервничаете. И чем больше нервничаете, тем больше смеетесь… до того самого места, когда герой возвращается домой с приема, устроенного в его честь, и убивает жену и дочь.
— А какой сюжет? — спросил агент.
