Дж. Лэнкфорд - Чёрная мадонна
– Ti voglio bene, мама. Ti voglio tanto bene, – повторил Джесс и тихо закрыл дверь. Печальными карими глазами он посмотрел на доктора Льюистона, затем на Феликса. – Мы не хотим ни в какой монастырь. Доктор Льюистон, скажите… – по щеке мальчика скатилась слеза. – Доктор Льюистон, вы позаботитесь обо мне, если моя мама умрет?
– О, Джесс! – воскликнул Феликс. – Твоя мама не умрет. Но я не могу оставить вас одних с… посторонним человеком.
Джесс взял за руку доктора Льюистона и встал рядом с ним.
– Мы никогда не бываем одни. С нами всегда Бог.
Феликс взял руку Джесса из руки Чака. Вместе они спустились вниз и вышли в сад. Под розами Росси взял мальчика на руки и легонько похлопал по спине. Утреннее небо было серым, отчего окружающее пространство казалось слегка призрачным. По озеру пробегал легкий ветерок, взбивая барашки на гребнях волн и растрепав им волосы. Чтобы не разрыдаться, Феликс прижался лицом к плечу мальчика.
– Не плачь, дядя Феликс, – произнес Джесс, обнимая его за шею. – Ты должен довериться. Довериться Господу, даже в эти минуты. Если тебе нужно выбирать, выбери то, что дороже твоему сердцу. И когда ты сделаешь свой выбор, ты выберешь рай, потому что Бог – это любовь. Я ничуть не важнее, чем Эриэл. Она ничуть не важнее, чем я.
– Откуда тебе известно про Эриэл? – прошептал Феликс.
– У меня… у меня возникло такое чувство, – бесхитростно ответил Джесс.
Феликс поставил его на землю, а сам опустился перед ним на колени.
– А теперь самое время сказать мне, Джесс, – только сказать честно. Неужели ты и впрямь считаешь, что, если я оставлю тебя здесь одного, с тобой ничего не случится, потому что ты точно знаешь, кто ты такой?
Мальчик посмотрел себе под ноги, но ничего не ответил, затем повернулся и бегом бросился в дом. Феликс застал его в гостиной, с телефоном руке. Джесс вызывал такси.
– … на вокзал, – Росси услышал лишь конец фразы.
Феликс не стал его перебивать. Джесс положил трубку.
– Такси сейчас за тобой приедет. А со мной все будет хорошо, дядя Феликс. И с моей мамой тоже, даже если мы с ней вдвоем пройдем через долину смерти. – С этими словами он посмотрел в сторону лестницы. – Хотя мне очень нравится то тело, в котором сейчас обитает моя мама, и наше красивое место, где мы сейчас живем.
– Джесс, ты не должен так думать, – перебил его Феликс. – Если тебе не хочется уезжать отсюда, отец Бартоло вернется на виллу уже завтра. К тому же здесь есть Антонелла. Я позвоню дяде Симону и скажу, чтобы он тоже приехал сюда.
В следующее мгновение звякнул дверной колокольчик. Это из церкви вернулась Антонелла. Она ушла из дома рано, чтобы помолиться за Мэгги.
– Где ваше сокровище, там и ваше сердце, – произнес Джесс и заставил себя улыбнуться. – И ноги тоже.
С этими словами он бросился к Антонелле и уткнулся лицом в ее фартук. Феликс вышел из комнаты и, перешагивая через две ступеньки, взбежал по лестнице к себе в комнату, чтобы собрать вещи.
Глава 29
Льюистон держался в сторонке, давая Джессу и Антонелле возможность попрощаться с Росси, когда тот садился в такси.
– Прошу позаботиться о них, – сказал тот и кивнул водителю.
Такси выехало на виа Семпионе и вскоре исчезло за поворотом. Льюистон закрыл ворота.
Вернувшись в дом, Антонелла взяла поднос с едой и пошла на второй этаж, а Джесс и Льюистон сели за стол в кухне, где их уже ждал завтрак. Дыня, тушеная телячья рулька. Лимонад для Джесса. Красное вино для Льюистона.
– Как ты спал прошлой ночью? – спросил врач, торопливо поглощая еду. Ему в срочном порядке требовалось уйти, чтобы, не вызвав ни у кого подозрений, связаться по телефону с Брауном, прежде чем сегодня вечером на виллу приедет этот Симон. Еще один человек, некий отец Бартоло, должен прибыть сюда завтра. Впрочем, пока ни о каком монастыре речь не идет. Мэгги наверняка наотрез откажется куда-либо переезжать. Если же спросят его мнение, он скажет, что женщина еще слишком слаба.
– Не слишком хорошо, – ответил тем временем Джесс. – Лекарство, которое вы мне дали, не помогло.
У Чака с собой в кармане пиджака имелся еще один футляр с лекарством.
– Может, мне стоит сделать тебе второй укол, чтобы ты сегодня спал лучше?
Джесс поднялся и без всяких уговоров подошел к нему сам.
– Давайте.
Льюистон вынул футляр, вставил в шприц иглу, снял с нее колпачок и проткнул пробку пузырька с лекарством. Затем ватным тампоном протер руку Джесса, сжал пальцами кожу и, воткнув в нее иглу, ввел препарат. Джесс наблюдал за его действиями. Что ж, если этот ребенок и впрямь Иисус, он должен знать, что с ним происходит. Однако, судя по всему, он даже не догадывается.
– Ты хороший мальчик, – сказал Льюистон, введя препарат.
– Так все говорят, – ответил Джесс и, вернувшись на место, жадно выпил свой лимонад. Что неудивительно, потому что побочным эффектом была внезапная жажда. Льюистон знал, что за это ему на том свете не миновать преисподней, зато его жена и сын останутся живы. Он положил салфетку на стол и сказал:
– Скажи Антонелле, что я скоро вернусь. Мне нужно сходить по делам в город.
Джесс встал, чтобы проводить его до ворот. «Интересно, он о чем-то догадывается? – подумал Льюистон. – И поделится ли с кем-нибудь своими подозрениями? Кстати, какой симпатичный ребенок – худенький, длинноногий. Его все обожают брать на руки, да и он сам привык всех обнимать, говоря, как он их любит…»
Тем временем на дороге показалось такси. Льюистон махнул рукой, чтобы оно остановилось, прекрасно понимая, что каждый шаг, каждый вздох делают его все ближе и ближе к преступлению.
Он посмотрел на Джесса, чтобы попрощаться с ним. Солнечные лучи играли на коже мальчика, отражались в его глазах. Джесс улыбнулся, как будто Льюистон был его самым лучшим другом.
– Я не стал спрашивать тебя, куда ты едешь, потому что я знаю, – сказал он.
– И как ты это узнал? – удивился Льюистон.
– Все дороги в конечном итоге приводят к Богу, – ответил мальчик.
Льюистон отвернулся и назвал таксисту совсем другой адрес, чем намеревался сначала. Нет, не к Богу, а к дьяволу, который, согласно плану, временно обосновался на шикарной вилле в горах неподалеку от города Стреза, в шестнадцати милях к северу от этого места, и ждал, когда же этот ребенок умрет.
Мэгги почувствовала, что дом практически пуст. Ни сквозь закрытые ставни, ни сквозь замочную скважину до нее не долетало никаких приглушенных голосов. Не было слышно и шагов в коридоре. Она сбросила с себя одеяло и посмотрела на фланелевую ночную рубашку. Длинная и застегнутая под самое горло, та имела отделанный кружевом воротник и длинные рукава. Ткань рубашки была белой, с орнаментом из маленьких незабудок.
У нее было несколько ночных рубашек. Одна розовая и еще одна в голубую клеточку. Почему-то сегодня ей показалось странным, что она, взрослая женщина сорока пяти лет от роду, вдруг вздумала покупать себе такие детские ночнушки. Под рубашкой были простые хлопчатобумажные трусы, доходившие ей до талии.
Мэгги знала, что, по идее, она должна быть мертва. Двадцать раз как минимум. Еще до того, как в прошлой жизни она стала горничной у Феликса, Мэгги работала в разных больницах и лабораториях. Затем Феликс заплатил за ее обучение. Так она стала медсестрой.
Когда Мэгги открыла чемоданчик Феликса, она знала, что если выпить одни лишь барбитураты, как делают большинство самоубийц, то это ничего не даст. И она методично принялась вливать себе в рот содержимое коробочек и пузырьков, запивая их водой из кувшина, который Антонелла держала в ее комнате.
И все же она опасалась, что выпитые медикаменты не окажут нужного ей эффекта до того, как вернутся Феликс и доктор Льюистон. И тогда она решилась выпить жидкость для снятия кутикул. Гидроксид калия. Открыв рот как можно шире, запрокинула голову и открыла рот, постаравшись, чтобы содержимое пузырька попало прямо в желудок, не оставив капель на губах и языке, потому что в этом случае она вполне могла передумать. И все же ей стоило немалых усилий довести дело до конца, даже когда ей сделалось очень плохо. Она помнила лишь, что упала на пол, но кроме этого – ничего. И почему удушье не наступило, почему желудок не сгорел – этого она не могла объяснить.
Впрочем, возможно, действие каких-то медикаментов по-прежнему дает о себе знать, потому что накануне вечером и сегодня утром у нее были галлюцинации. Стены персикового цвета начинали кружиться, стоило ей посмотреть на них, и на них появлялись какие-то насмешливые лица. Как, например, этим утром. Или похотливые, как накануне вечером. Высунув языки, они издавали какие-то неприличные звуки. Они были везде – на стенах, на полу, на потолке. Они пытались рассмотреть те части ее тела, которые никому не дозволено видеть, кроме любимого человека. Правда, возлюбленного у нее нет. Наверное, уже в десятый раз ее взгляд упал на изогнутые ножки овального зеркала, купленного Феликсом лет этак десять назад.
