Лиза Гарднер - Исчезновение
Дуги ничего не сказал. Рэйни нашла осколок и сжала его кончиками пальцев. Колени Дуги уже скрылись под водой, которая теперь подбиралась к его бедрам. Рэйни слышала бульканье — вода вырывалась наружу, проделывая в трубе новые бреши.
— Несколько месяцев назад, — спокойно продолжала она, — я начала принимать таблетки. Я надеялась, что они мне помогут. Может быть, даже избавят от желания выпить. К сожалению, это не те таблетки, которые можно перестать принимать просто так. Когда меня похитили, этот тип не позаботился прихватить мою сумочку. Сейчас я такая не потому, что пьяна. Это из-за лекарства. И будет еще хуже.
— Ого, — тихонько сказал Дуги и с любопытством добавил: — Тебе плохо?
— Раньше было лучше.
— И тебе хочется выпить?
Рэйни снова приступила к работе, перепиливая шнур.
— Ты ведь любишь спички, Дуги?
— Я хотел бы, чтобы сейчас у меня была спичка, — отозвался мальчик.
— Вот примерно так же я отношусь к выпивке. Но я не должна пить, Дуги. Так же как ты не должен играть с огнем.
Пальцы соскользнули, и стекло вонзилось в ладонь. Рэйни вздрогнула, поблагодарила Бога за то, что ее онемевшие руки почти ничего не чувствуют, и извлекла верткий осколок. Она снова начала дрожать. Холод или ломка — непонятно. Она очень устала. Нужно вернуться на лестницу. Посидеть, отдохнуть. Потом она опять займется Дуги…
— Рэйни, ты веришь в рай?
Рэйни так удивилась, что снова чуть не порезалась.
— Хотелось бы верить, — задумчиво ответила она.
— Первые приемные родители сказали мне, что моя мама попала в рай и что она меня ждет. Как ты думаешь, мама меня сейчас видит?
— Думаю, да, — ответила Рэйни.
— Стэнли говорил, что я огорчаю свою маму. Он говорил, что каждый раз, когда я развожу костер, она плачет. Рэйни, как ты думаешь, она все еще меня любит?
— Дуги… — Рэйни запнулась, искренне не зная, что сказать. — Мать никогда не перестает любить свое дитя.
— Я сжег ее фотографию.
— Это всего лишь фотография. Наверное, мама все поняла.
— Я поджег дом моих первых приемных родителей и вторых приемных родителей. Если бы у меня были спички, я бы поджег и этот дом. Но здесь сыро, — Дуги нахмурился. — Сырое плохо горит.
Рэйни подняла бровь и снова принялась резать шнур.
— Знаешь что, Дуги? Матери всегда любят своих детей, просто им не всегда нравится то, что их дети делают. Я уверена, мама тебя любит, но, наверное, ей не нравится, что ты устраиваешь пожары.
— Я плохой, — равнодушно отозвался Дуги. — Я очень непослушный. Никто не любит непослушных детей.
— Ты приберег для меня печенье. Вряд ли плохой мальчик оставил бы печенье для своего друга.
— Я выпил всю воду.
— Ты ведь не знал, что я хочу пить. А еще ты пытался позвать на помощь. Ты побежал, когда я велела тебе бежать. Вряд ли плохой мальчик проявил бы такую смелость, чтобы помочь другу.
Дуги ничего не сказал.
— Я думаю, Дуги, — сказала Рэйни, помолчав, — что ты такой же, как и все мы. Ты одновременно и хороший, и плохой. Как и я хорошая и плохая. Каждый день мы выбираем, какими будем сегодня — хорошими или плохими. Это наш выбор. Твой выбор. Мой выбор. И лично я в последнее время стараюсь в нем не ошибиться.
— Стэнли никогда меня не бил, — тихо произнес мальчик.
— Знаю, Дуги. Знаю.
Она услышала щелчок. Нейлоновый шнур соскользнул и упал в воду. Дуги наконец освободился.
Среда, 11.53
— Твоя очередь, Дуги. — Рэйни протянула ему осколок.
Дуги запрыгал, весело шлепая по воде. Рэйни с испугом увидела, что вода доходит ему уже до пояса.
— Перережь веревки, Дуги, — сказала она резко. — И тогда мы отсюда выберемся.
Мальчик перестал прыгать, но осколок не взял. Несколько секунд они стояли молча. Рэйни чувствовала, что Дуги за ней наблюдает, но на расстоянии она не могла разглядеть выражения его лица.
— Дуги, — позвала она.
Тишина.
— Дуги, вода поднимается очень быстро. Я собираюсь забраться по лестнице. Наверное, тебе тоже надо это сделать.
Но даже когда она была на полпути, Дуги не последовал за ней.
— Дуги, что ты делаешь?
— Я не могу, — негромко сказал он.
— Чего ты не можешь?
— Не могу. Я пообещал. Поклялся. Я не могу.
— Дуги?
— Я не знаю, — уныло отозвался он. — Не знаю.
Рэйни спустилась ступенькой ниже.
— Он угрожал тебе, Дуги? Этот человек пообещал, что убьет тебя, если мы сбежим? Тебе больше не нужно его бояться. Когда мы отсюда выберемся, я сделаю все, чтобы ты был в безопасности.
— Я не хотел сжигать мамины вещи, — сказал Дуги. — Но я их сжег. А когда огонь начинает гореть, уже ничего не вернешь. Огонь — это навсегда. Огонь настоящий.
— Помоги мне, Дуги, — настойчиво, уже на грани паники, попросила Рэйни. Она попыталась подавить страх и сделать так, чтобы в голосе звучала сила. — Перережь веревки. Мы выберемся отсюда!
Тишина.
— Дуги?
Тишина.
— Дуги!!!
Из темноты донесся шепот:
— Я ее убил. Я не хотел. Но она ушла и больше не вернется. Потому что я был плохим мальчиком. Никто не любит плохих детей. Даже мама. Я скучаю по маме. Я хочу ее увидеть.
Рэйни услышала всплеск, бросилась вниз по лестнице и снова погрузилась в воду.
— Дуги! Дуги! Дуги!
Но водная гладь оставалась спокойной. Дуги исчез в ледяных глубинах.
Глава 38
Среда, 11.42
— Это карта.
— Какой сюрприз.
— Как только двадцать тысяч будут доставлены на место, обозначенное крестиком, — сообщила по телефону Кимберли, — Эн-Эс свяжется с прессой и скажет, где находятся Рэйни и Дуги.
— С прессой? Или с Адамом Даничичем? — уточнил Куинси.
— Там сказано «с прессой». Может быть, имеется в виду Даничич. Эн-Эс по-прежнему настаивает на том, что он не чудовище. Постскриптум, — Кимберли начала читать вслух. — После часу дня он уже не несет ответственности за то, что случится с женщиной или ребенком. «Их судьба в ваших руках». Конец цитаты.
— Сукин сын, — выругался Кинкейд. — Кто-нибудь, скажите, который час, черт возьми?
— Одиннадцать сорок две, — ответила Кимберли. Куинси, стоявший рядом с Кинкейдом в командном центре, произнес это одновременно с ней.
— Можешь прочитать карту? — спросил он.
— Шелли уже ее видела. Она думает, это маяк на побережье. Несколько месяцев назад он был закрыт на ремонт, но, кажется, работы еще не начались. Сейчас она как раз звонит, чтобы это выяснить.
— Сколько времени уйдет на то, чтобы до него добраться?
— Тридцать пять — сорок минут.
— Вы обыскали остальные телефоны? Уверены, что больше никаких писем нет?
— Мак уже съездил на сыроваренный завод, но ничего не нашел. Патрульный Блэни вернулся в город. Скоро мы все узнаем.
— Одно письмо — и дело сделано, — пробормотал Куинси. — Три телефона-автомата, пятнадцать минут срока — все это лишь проволочки. Эн-Эс хочет немного повеселиться. Но мы согласились плясать под его дудку. Теперь в качестве вознаграждения…
— …еще одна идиотская карта, — закончил Кинкейд и повторил: — Сукин сын.
На улице было слишком шумно. Кимберли бросилась в «Уол-март» — по-прежнему пустынный: все покупатели и продавцы толпились снаружи. Она нашла Шелли в книжном отделе — шериф отчитывала кого-то по мобильному. В поисках уединения и тишины Кимберли отправилась в отдел женской гигиены.
— Если Шелли знает, что делать, пусть действует, — приказал Кинкейд. — Можешь присоединиться к ней, несколько человек прикроют вас с тыла. «Навигатор» при тебе?
— Да.
— Тогда мы сможем за вами следить. Тридцать пять минут езды плюс минут десять на то, чтобы найти место… Лучше вам не мешкать.
— Мы не можем ехать.
— Не можете?
Кимберли тяжело вздохнула.
— Что, вы еще не поняли? Детектив Гроув пропала — у нас больше нет двадцати тысяч долларов.
— Дьявол!
Куинси промолчал.
Среда, 11.45
Во второй раз за день лейтенант Мосли испытал изумление. В его время, когда патрульный забирал подозреваемого, парня отвозили прямиком в ближайший участок и отправляли в комнату для допросов. Предлагали чего-нибудь выпить, потом дверь запирали. Человеку предоставляли возможность посидеть в маленьком зарешеченном помещении на жестком металлическом табурете, с переполненным мочевым пузырем и хорошенько подумать. Не то чтобы все мгновенно раскалывались. Но большинство размякало.
Начать с того, что Адама Даничича не заперли в комнате для допросов. Он сидел не на жестком металлическом табурете. И, насколько мог судить Мосли, вовсе не страдал от отсутствия земных благ.
Если быть точным, сотрудник «Дейли сан» расположился за столом сержанта, откинувшись на спинку кожаного кресла и болтая по служебному телефону.