Найди меня - Фрейзер Энн
— Я с ним встречалась. — Девушка показала на водителя. — Больше не встречаюсь. Возьмите брауни.
Она протянула контейнер. Рени нащупала печенье пальцами, покрытыми грязью и запекшейся кровью.
— В них травка. Может помочь.
Типичная Калифорния.
Рени откусила. Потом еще. Когда доела, опустила голову на сиденье. Своей цели она не забыла. С закрытыми глазами она властно произнесла, возвращаясь в свою прежнюю фэбээровскую личность:
— Кто-нибудь, отыщите Габби Саттон из Йорба-Линда, позвоните ей и дайте мне телефон.
— Я нашел Джерома Саттона. — Он прочитал адрес.
Муж Габби.
— Позвоните ему.
С переднего сиденья ей передали телефон. Она поднесла его к уху, надеясь услышать голос Габби. Ответил мужчина.
— Мне нужно поговорить с Габби, — сказала Рени, не открывая глаз.
— Ее нет.
— Когда она вернется?
— Она уехала, собиралась попить с кем-то кофе. — В голосе звучало беспокойство. — Должна была вернуться несколько часов назад.
— С кем она встречалась?
— А с кем я говорю? — Понятная осторожность.
— Рени Фишер.
Он издал странный звук.
— Я проверил ее ежедневник. Она поехала в Риверсайд на встречу с вами.
ГЛАВА 48
Через две минуты после приезда Дэниел стал гостем за столиком Розалинды. Он ехал в надежде поговорить с нею наедине. Вместо этого на сцену вышел мэр, и церемония началась. Список похвал был длинным, и гости начали нетерпеливо ерзать в креслах. Наконец, Розалинде вручили награду — кусок хрусталя с выгравированной надписью. В белом брючном костюме, в красных туфлях на высоком каблуке, она улыбнулась камерам и высоко подняла свой приз.
Тридцать лет она принимала молодых женщин. Разве кто-то из них пропал? Или он идет по слабому следу тестов, проделанных сумасшедшим ученым, которого даже уже нет в живых? Ничто в собственных расследованиях Дэниела не указывало на участие Розалинды. А если она была замешана, почему Бен ничего не сказал?
Его размышления прервала внезапная перемена общего настроения, люди вокруг начали оборачиваться на какую-то суету в дальнем конце зала.
Официанты пытались остановить кого-то у входа. Дэниел узнал Рени лишь тогда, когда она высвободилась и двинулась по проходу. Первой реакцией было облегчение, что она не пропала. И не погибла. Но облегчение быстро сменилось тревогой. Она пострадала, и, возможно, серьезно.
И у нее были короткие волосы. Почему у нее короткие волосы? Неуместный вопрос, учитывая все происходящее. Но он бы не сразу узнал ее сейчас и с длинными волосами. Она выглядела, как будто выбралась из могилы. На лице и одежде засохла грязь и что-то похожее на запекшуюся кровь. И двигалась она не своим обычным широким шагом. Шаги были медленными и осторожными, все внимание сосредоточено на сцене.
Розалинда замолчала, ее лицо застыло, будто кто-то нажал на паузу в неудачный момент. Дэниел вдруг понял, что звуки отсутствуют. Оглушительный шум плохо спроектированного зала стих. Сзади доносилось позвякивание столового серебра о тарелки, персонал еще продолжал заниматься своими делами, не поднимая голов. Наконец тишина подсказала — что-то не так, и работа прекратилась.
Секунду казалось, что в зале только два живых и дышащих человека. Рени и Розалинда. Все прочие казались вырезанными силуэтами, указателями или людьми, размывшимися, оказавшимися не в фокусе, когда энергия и эмоции матери и дочери столкнулись.
Рени с трудом поднялась на сцену.
Дэниел выхватил телефон и вызвал скорую.
— Я рада… что могу здесь присутствовать, — сказала Рени шепотом, замиравшим на каждом вдохе. Она была выше матери, и ей пришлось нагнуться к микрофону. — Боялась… боялась, что не получится.
Она взяла кусок хрусталя и прочла:
— Розалинда Фишер. Награда за общественную деятельность.
Едва Дэниел оторвался от разговора с оператором 911 и стал пробираться к сцене.
— Дело в том… — Глаза Рени долго оставались закрытыми, и пару раз она цеплялась за подиум, чтобы не упасть. И в то же время она казалась невероятно сильной. — Моя мать намного более многогранная личность, чем вы думаете… и я… Я хочу признать это публично здесь сегодня. — Она остановилась, вдохнула и продолжила: — На этой награде должно быть написано… «Убийца Внутренней Империи»…
Публика ахнула, как один человек, и все сомнения Дэниела насчет Розалинды исчезли. С этими словами Рени швырнула награду на сцену. Она разлетелась, брызнули осколки. Люди завопили.
Розалинда и глазом не моргнула.
— Бедное дитя, — сказала она. — Бедное дитя.
Ее спокойствие перед лицом подобных диких обвинений лишний раз свидетельствовало о том, как важна для нее Рени. Даже здесь, в свой час славы, она не сводила глаз с дочери, думала о ней больше, чем о себе. По крайней мере, она пыталась представить дело таким образом. И Дэниел знал, что в этом зале ни один человек не сомневался, что Рени не в своем уме.
Из дальнего конца зала снова послышался шум, и люди облегченно заговорили, когда внутрь вошли трое полицейских в форме.
Рени, словно только что заметив людей вокруг, огляделась, ища, за что зацепиться, и ее взгляд остановился на Дэниеле, который пробрался к сцене. Он видел, что ее решимость поколебалась, подтачиваемая сомнениями, на лице появилось смятение.
«Неужели я ошиблась? Что, если все не так?»
Он тихо произнес имя Рени, глядя ей прямо в глаза, словно они были одни.
— Ты все делаешь правильно, — сказал он. — Не сомневайся в себе.
Где она была, через что прошла? И как с этим связана Розалинда? Дэниелу хотелось спросить, но зал погрузился в хаос. Одни очнулись от оцепенения, протискивались в двери. Другие продолжали глазеть. Снаружи взвыла сирена скорой, потом стало тихо. Двери распахнулись, и появилась команда скорой помощи, неся тяжелые ящики.
Дэниел помог Рени спуститься по лестнице. Ее трясло, дыхание было прерывистым и учащенным, словно каждый вдох причинял боль.
Несмотря на суматоху, Рени споро уложили на каталку. Дэниел шел рядом, пока ее выкатывали из здания. На стоянке она попросила остановиться и сказала несколько слов молодой женщине, которая стояла рядом с машиной, облепленной стикерами. С переднего сиденья на них смотрела грязная собака. Дэниел задумался, кто это может быть и какое имеет отношение к Рени, но тут заметил спешащую прочь Розалинду.
Рени только что публично назвала свою мать Убийцей Внутренней Империи. Одного этого обвинения недостаточно для ареста, но он не собирался выпускать ее из поля зрения.
— Увидимся в больнице, — сказал он Рени и бросился бежать.
— Я поеду за скорой, — объяснила Розалинда, когда Дэниел перехватил ее.
Розалинда Фишер постепенно раскрывалась перед ним, слой за слоем. Теперь, зная, по крайней мере, часть правды, он мог распознать то, что прежде ускользало от взгляда. Убивала она или нет на самом деле, перед ним стояла социопатка. И она вовсе не собиралась ехать в больницу.
Он протянул руку за ключами.
— Я поведу.
Фокус был в том, чтобы не выдать свои намерения. Он решил испробовать тот тип убеждения, на который могут отозваться личности вроде нее, сделать ее мученицей и героиней собственной истории. Такой она всегда и была в своем сознании. Даже ее социальная работа говорила об этом.
— У вас сегодня и без того тяжелый день.
— Вам бы, пожалуй, пошла борода. — С рассеянно-раздраженным видом она протянула ему брелок. Он сунул его в карман.
В субботний вечер движение было напряженным. Дэниел поехал в объезд, через жилые улицы. Там было больше знаков «стоп», но меньше светофоров. Он не хотел слишком давить и спугнуть ее, но задал вопрос, который задал был любой разумный человек.
— Что это было?
— От Рени можно ждать чего угодно. — Розалинда вздохнула, и даже это проявление материнского смирения и заботы сейчас казалось зловещим. — Она живет в своей реальности. Увы, я не всегда могу ей помочь.
— Иногда, сколько ни старайся, все впустую, — сказал Дэниел с подобающим сочувствием. — Некоторым уже не поможешь.