Замерзшее мгновение - Седер Камилла

— Ну и что? Если я буду обращать внимание на все, что она говорит, то стану таким же полоумным.

Он исхудал. Она едва узнавала его. С темными кругами под глазами он выглядел старше своих пятнадцати лет. Ее наполнила неожиданно сильная нежность. Брат всегда если не раздражал ее, то, во всяком случае, был полностью безразличен. У него были пухлые щеки и влажные глаза, и он боролся за мамино внимание.

Она протянула руку и тронула его за джинсовый рукав.

— Кстати, привет. Давно не виделись. Это все, что на тебе надето?

Он упрямо кивнул и сцепил руки на груди, словно только сейчас понял, насколько сильно замерз. Она чуть смущенно коснулась его руки, но внезапно ей показалось мало простого прикосновения. Как ему, вероятно, было тяжело, когда она уехала. При мысли об этом запылали щеки. Она отняла руку. Себастиан опустил взгляд, словно решая, стоит ли ее послушаться, или желая сказать что-то важное.

Она мерзла даже в пальто.

— Себбе, поехали домой.

Желание идти на уступки пропало, когда он взглянул на нее.

— Забудь. Я буду слушать музыку. Я не поеду.

Он повернулся, чтобы снова войти внутрь, но она загородила ему дорогу. Несколько парней и девушка в возрасте Мю кружились рядом с американцем. Они дико хохотали и кричали Себбе, что ему давно уже пора баиньки.

Мю пыталась сохранять спокойствие, когда у брата в глазах появилось что-то дикое. Мысль вернуться к заплаканной Сульвейг без Себастиана была невыносима.

— Пошли, черт тебя подери, — прошипела она сквозь зубы. — И вообще: если ты не отвезешь меня на мопеде, я отсюда не выберусь — у меня сил нет катить обратно на велосипеде, — добавила она уже громче.

— Это твои проблемы, — ответил он.

Мгновение они мерялись взглядами. Мю почувствовала усталость — от того, что целый день была в дороге, от общения с Сульвейг. Усталость словно ударила ее под коленки, и она первая отвела взгляд. Себастиан резко вырвался и оттолкнул ее от себя. У нее не было сил протестовать.

Группа сделала перерыв. Когда музыка смолкла, со второго этажа донеслись аплодисменты и свист. Толпа двинулась вниз по лестнице, чтобы успеть во время перерыва запастись напитками в баре. Себастиан шел против потока, поднимаясь на второй этаж. Мю беспомощно стояла на месте в надежде, что он раскается.

Потные и запыхавшиеся рокеры заполнили двор. Оглушенные слишком большим количеством децибел, они скорее кричали, чем разговаривали, пока холодный ночной воздух остужал их.

Снова вышла та блондинка, наматывая на шею красный шарф. Теперь Мю была уверена, что знает ее. Она поймала ее взгляд и подняла руку в приветственном жесте.

— Я вроде видела тебя в «Норра».

Девушка улыбнулась и вытащила из внутреннего кармана пачку сигарет. Как бывшие постоянные посетители «Норра сташун» — из тех, кто приходил, когда кафе открывалось, и сидел там до закрытия, писал в своем дневнике, на салфетках и в знакомых и незнакомых гостевых книгах, — они больше знали о внутреннем мире друг друга, чем о внешнем виде. Как и другие авторы гостевых книг, они раскрывали свои тайны и желания для других, чтобы им аплодировали или их критиковали, — все происходило в письменном виде и под псевдонимами. Тогда это имело очень большое значение.

— Я думала, ты из Гётеборга, — сказала Мю девушке.

Та кивнула.

— Я и есть из Гётеборга. Приехала сюда с парнем, чтобы послушать группу. Кстати, я только что застукала его с другой девкой. That’s life [8].

Она пожала плечами.

— Но ты ведь из Буроса. Тингелинг.

Она помнила псевдоним Мю — это было здорово, ведь прошло уже столько времени. Мю польстил тот факт, что она, видимо, произвела впечатление.

— А ты Герл, — тоже узнала ее Мю. Какое-то время они обсуждали переписку, которую вели несколько лет.

— Ты так хорошо рисуешь, — вдруг сказала девушка. — Чертовски хорошо. Надо тебе как-то это применять.

Мю смутилась, почувствовала, как краснеют щеки.

— Спасибо, — только и смогла она выдавить.

Из здания послышались громкие голоса. Наружу вывалился парень лет тридцати — тот пьяный, толкнувший ее раньше, и харкнул в нескольких сантиметрах от ее ботинок.

Она закатила глаза.

— А кто они?

Девушка проводила взглядом пьяного, который таскался из одного конца двора в другой, и пожала плечами.

— Понятия не имею. Они вроде тоже, типа, из Гётеборга, но я ни с кем не знакома. Смотреть не на что. Гребаные алкаши.

Она снова повернулась к Мю.

— Черт с ними, давай я тебя пивом угощу. И поговорим еще о «Норра». Все равно я никого тут не знаю. А по пути к бару случайно заедем коленом в пах парню, который стоит в том углу и чуть ли не трахает девку с рожей как у обезьяны. Пошли!

Мю засмеялась и покачала головой.

— Боюсь, не смогу. Мне нужно возвращаться к матери на велосипеде, иначе она совсем с ума сойдет. Я должна была забрать брата, но он не хочет домой, а если мы оба не вернемся, она точно позвонит в полицию.

Девушка загадочно посмотрела на нее, и Мю почти передумала. Она не знала, почему вдруг прислушалась к чувствам Сульвейг, ведь давно уже решила не поддаваться материнской истерике.

Возможность выпить пива с Герл привлекала ее намного больше, чем долгая и темная обратная дорога. И все же она чувствовала, что не выдержит возможных последствий, если сейчас же не поспешит домой. Сульвейг казалась еще более ранимой, чем обычно.

— Хочешь, поедем вместе до автобуса? Я могу подвезти тебя на велосипеде.

— Нет, я останусь. Надеюсь, кто-нибудь подвезет меня потом до станции, сейчас дико холодно. И не хочу упускать случая наорать на Мортена. Просто жду подходящего момента.

Мю кивнула. Чувствуя себя побежденной, она в одиночестве выкатила из ворот велосипед, игнорируя полный намека мужской голос, звавший ее остаться. Настроения для флирта и шуток определенно не было.

Она стиснула зубы так, что заболели челюсти. Потом ее затрясло от холода. С большим трудом ей удавалось объезжать заледеневшие лужи на дороге, чтобы не свалиться с велосипеда.

До клуба было также далеко, как до шоссе, когда спустило колесо. Только тогда она заплакала — от усталости и злости. Всхлипывая, она попробовала ехать на старой, высохшей резине. Вскоре мышцы заболели от избытка молочной кислоты.

Оставалось только идти через плотную темноту и тишину, пока не замерзнут слезы.

33

Как обычно, он горько пожалел, что согласился возвращаться домой на машине, и после долгого ожидания в конце концов взбесился. Хоть его и раздражала необходимость войти внутрь еще раз — он пытался докричаться до Волка, звал его и по имени, и по фамилии, и ругался как сварливая жена, — именно это ему и пришлось сделать.

— Блин, поехали уже. Оторви свою задницу наконец.

Это не помогло. Волк только что взял себе еще одно пиво и потихоньку сосал его, полулежа на столе и вынося мозг Пилю. Обоим было плевать, что приятель ждет их на морозе. «Уроды гребаные».

— Если хотите ехать со мной, то шевелитесь или сами, блин, добирайтесь как можете.

У Молле имелся повод быть в дурном настроении: он уже больше получаса просидел в своем ржавом пикапе, облокотившись на руль. Волка лишили прав, и уже не впервые за этот год Молле использовали как какого-нибудь гребаного шофера, вынужденного ждать до рассвета, а потом тащить своего в умат пьяного приятеля под мышки и запихивать в машину, чтобы наконец-то поехать. Так получилось и в этот раз. Ему наверняка придется затаскивать Волка в дом, когда они доедут до его усадьбы, учитывая, что тот уже не мог ни идти, ни стоять, ни сидеть.

«Черт подери». Он боролся с искушением просто открыть дверцу машины и вытолкнуть Волка наружу. Как урок. Хотя парень, наверное, так и остался бы лежать там, где выпал, а в такую ночь, как сегодня, наверняка замерз бы до смерти. Пожалуй, это слишком. Непонятно только, как терпит его баба.