Замерзшее мгновение - Седер Камилла

Мю словно покидает свою телесную оболочку и смотрит на происходящее с высоты, с верхушек деревьев. То, что не нужно больше сопротивляться, приносит облегчение. Ясно видны детали: жвачка в форме лошадиной головы, прилипшая к сиденью. Остатки гамбургера и бесчисленные банки пива на полу. Гомер Симпсон на шнурке, привязанном к зеркалу. Запах пота и коровьего навоза от меховой шапки, к которой прижата ее щека.

— Давай! — кричит Здоровый.

Тот, кто кажется напуганным, задирает ей пальто с гримасой, которая в других обстоятельствах показалась бы комичной, — он делает это с отвращением, словно вскрывает труп крысы. Да, сверху Мю видно, что он боится. Ее короткая коричневая юбка, надетая поверх черных лосин, задралась вверх, его лицо искажается, и он начинает быстро и тяжело дышать, словно у него приступ астмы. Он тянет за юбку, будто пытается разодрать ее по швам.

В конце концов Здоровому это надоедает, и он отталкивает своего нерешительного приятеля, но, прежде чем его туша успевает придавить ее, Мю видит свой шанс.

За долю секунды вернувшись в свое тело, она изворачивается и бьет в пах своего мучителя. Здоровый теряет равновесие и спиной падает на Трусливого, который, кажется, только и ждал момента, чтобы потерять сознание: он поскальзывается и скатывается в канаву.

Мю пользуется шансом и бежит в темноту, в никуда. Ветка царапает ей лицо. Она несется и стискивает зубы: она будет плакать, но не сейчас, потому что из-за слез ничего не сможет разглядеть в темноте.

Она безумно боится споткнуться и упасть, но не хочет видеть, как лежит ничком на замерзшей земле: тогда преследователи доберутся до нее через несколько секунд. Сейчас нужна полная концентрация: струйка крови стекает по лицу, во рту появляется горький привкус железа. Она будет кричать от этого, но не сейчас; сейчас она бежит с криком, бьющимся внутри ее. Звук треснувшей ветки заставляет ее бросить взгляд назад. Свет фар кажется очень близким.

Она не слышит ничего, кроме ударов своего сердца.

Быстрее, чем мозг успевает отреагировать, Молле обегает машину и несется за девушкой. Ему невыносима мысль, что ей удастся сбежать и выиграть. Он не отвечает за Волка, но сам уже и не думает трахнуть девчонку — она слишком жалка, но именно поэтому ее следует проучить. Потом они отвезут ее до шоссе, и она будет благодарна, что они не причинили ей зла, хотя вполне могли это сделать.

«Успокойся», — прокричал он, обращаясь одновременно и к ней, и к Волку, у которого изо рта пошла пена, еще больше подтверждая его прозвище.

Вдруг она упала. Потом ему трудно будет сказать, поскользнулась ли на мокром от дождя корне дерева или потеряла сознание, — факт тот, что упала и осталась лежать неподвижно.

Потом были только удары его сердца и шумное дыхание Волка, становившееся все слышнее, пока Молле не заорал, чтобы тот заткнулся.

Было темно, слишком темно, чтобы что-то разглядеть, но он снова подумал, что фигура, лежащая на земле, чересчур неподвижна. Дрожащими руками вытащив фонарик, он так и не решился его зажечь. Волк вырвал фонарь у него из рук и посветил на снег. Потом, во время бешеной поездки до дома, Пиль рыдал как ребенок, заткнув пальцами уши. А ведь он не видел, как снег покраснел от крови вокруг ее головы, и не смотрел в ее широко раскрытые глаза.

34

2007 год

Он добрался до магазина сантехники, когда у Андерса Франзена был перерыв — во всяком случае, судя по расслабленному виду владельца. Тот сидел в каморке за выставочным залом, закинув ноги на стол. В наушниках и с закрытыми глазами Франзен, казалось, был слеп и глух к окружающему миру, включая деликатный стук Карлберга в дверь.

Карлберг громко покашлял, но и таким образом не сумел проникнуть за звуковую стену, окружавшую владельца магазинчика. В конце концов он сделал два шага вперед, насмерть перепугав Франзена. Наушники и айпод упали на пол, и Карлбергу показалось, что сейчас ему дадут в морду. Чтобы избежать подобного сценария, он отступил назад и полез во внутренний карман за полицейским жетоном.

— Я из полиции, не хотел вас напугать. Я вообще-то постучал.

Он со значением показал на наушники, лежавшие под столом. Учитывая, как сильно гремела музыка с расстояния двух метров, трудно было упрекнуть Франзена в том, что он не среагировал на стук в дверь.

Франзен удивленно почесал голову.

— Обычно я слышу, когда заходят покупатели, — извинился он. — Наверное, включил музыку слишком громко. У меня тут новый диск Люсинды Уильямс. Супер. Вы слышали?

Он протянул Карлбергу наушники. Тот отказался.

— Я хотел спросить вас о человеке, с которым вы раньше делили помещение. Улоф Барт.

Франзен поджал губы.

— Делили помещение — это он так сказал? Или с ним что-то произошло?

— Пожалуй, — согласился Карлберг. — Он мертв.

Франзен сильно побледнел.

— Мертв? Но, черт подери, если вы здесь, значит, его…

— Да, убили. Поэтому мне нужна ваша помощь по части информации. Вы сотрудничали с Бартом, правильно? Какое-то время встречались ежедневно?

— Я хотел сказать…

Андерс Франзен растерянно посмотрел на Карлберга.

— Честно говоря, не знаю, какую информацию мог бы вам предоставить. Во-первых, мы не делили помещение. Он снимал небольшую часть моего склада пару лет. Не скажу точно, что он там делал, знаю только, что занимался ремонтом. Сельскохозяйственные орудия, иногда вроде мотоциклы и машины. Могу предположить, что у него наверняка была черная бухгалтерия, но едва ли это важно сейчас.

Карлберг покачал головой.

— Нет, конечно. Но, как я понял, вы не имели особого понятия о том, кому сдаете помещение?

— Ну нет, — запротестовал Франзен. — У меня, конечно, было свое мнение, но не знаю, насколько подробно нужно разбираться в делах другого человека только потому, что он каждый месяц платит тебе аренду. Он был многостаночником, занимался всем, что может принести небольшой дополнительный доход. Покупал вещи, ремонтировал их, продавал, и ему требовалось место, где держать все это дерьмо… извините, эти вещи. У меня было большое помещение, но для своих нужд я использовал только половину и… мне нужны были деньги.

Он упрямо посмотрел на Карлберга.

— Как вы познакомились с Улофом Бартом?

— Через знакомых, Эрнста и Анетт Перссон. Они были его соседями.

Карлберг подумал, что Франзен на удивление быстро изменил грамматику речи, избрав прошедшее время относительно Барта.

— Они знали, что ему нужно помещение, а мне — арендатор. Так все и получилось.

«Удивительно, — подумал Карлберг. — Перссон, по его собственным словам, говорил с Бартом всего пару раз. Примечательно, хотя и вероятно, что в один из этих разов всплыла потребность Барта в помещении и были предоставлены координаты Франзена. Также, разумеется, странно, что люди жили рядом десять лет и совсем не разговаривали, — хотя случай и не уникален. Самое интересное — были ли у Перссонов более близкие отношения с Бартом, чем они хотели показать, поскольку в этом случае у них имелся повод лгать. Простая логика», — заключил Карлберг.

Дело в том, что никто из опрошенных не признавался, что имел с Бартом достаточно близкие контакты.

Андерс Франзен продолжал гнуть ту же линию. Теперь он занял оборонительную позицию.

— Сам я использую помещение как склад и, естественно, не бываю там каждый день. Вряд ли он тоже сидел там ежедневно, когда снимал, поскольку занимался ведь и другими делами. Работал в лесу, насколько я знаю. Я подробно не расспрашивал, зачем ему помещение. Не копался в его вещах, пока его там не было, — я не настолько любопытен. Кстати, его часть закрывалась на замок — я не смог бы войти, даже если бы захотел, но…

— Насколько я понимаю, вам ничего не известно о его делах, — прервал Карлберг. — Знаете ли вы что-то о его личной жизни, о прошлом?