Эндрю Пайпер - Демонолог
– Нам, видимо, придется просто поразнюхивать вокруг, когда мы туда доберемся, – говорю я. Но О’Брайен меня не слушает. Она полностью погрузилась в то, что в данный момент читает на экране айфона. – Что-нибудь нашла?
Подруга заканчивает чтение очередного сообщения, а я подзываю официантку, чтобы заказать еще кофе.
– Это случилось всего два дня назад, – медленно произносит Элейн.
– Это когда я был в Уичите, – говорю я. – В тот день, когда я добрался до строк «Ты, солнце… Как ненавижу я твои лучи».
– То есть это происходило в то же время, когда тебя привлекли эти строки. Значимое совпадение.
– Ты мне это перескажешь или мне лучше самому прочитать?
О’Брайен берет свой стакан с апельсиновым соком, но, сделав презрительную гримасу при виде мякоти, плавающей на поверхности, ставит его обратно на столик, так и не поднеся к губам.
– По всем статьям, это были хорошие ребята, – начинает она. – Что лишь делает эту историю еще более невероятной. Еще более ужасной.
Это произошло в начальной школе на западной окраине городишки Джупитер, известной сильным влиянием местной конгрегации, высокими результатами экзаменов, а также почти поголовным членством учителей и учеников в местных религиозных организациях. Дети там по большей части были знакомы друг с другом еще с дошкольного возраста. Сыновья и дочери верхнего слоя среднего класса, дети того, что моя коллега называет «средоточием уверенности в том, что Господь любит нас, американцев, больше всех других».
Третий класс. Восьмилетки. Дурачатся, убивают время перед ужином на игровой площадке позади школы, когда учителя уже разошлись по домам, а старшеклассники отправились туда, где обычно проводят время в сумерках. Обычный вечер, во всех отношениях ничем не примечательный. И где-то между 3.40 и 4.10 – в это время на месте трагедии появляется первый взрослый – все семеро детей вдруг нападают на одного из своих товарищей по играм. На мальчика, имя которого полиция не разглашает. На ребенка, которого родители, учителя и даже сами нападавшие всегда аттестовали как всеобщего любимца, на мальчишку, ничем не отличающегося от остальных – ни в расовом, ни в религиозном, ни в демографическом смысле, – который родился и вырос в Джупитере, как все прочие. Однако его приятели, вооружившись камнями и сучьями сикомор и используя собственные кулаки и ноги, вдруг напали на него и избили до такого состояния, что он впал в кому.
Животные. Дикие звери. Эти слова появляются во многих репортажах. «Они вели себя как дикие звери», – заявил кто-то из соседей или советник городского муниципалитета. Но его поправила мамаша одного из обвиняемых: «Дикие звери никогда не сделают друг другу такого без причины».
Следователи пытались связать это с возможным использованием наркотиков, с гангстерским влиянием, с чьими-то хулиганскими замашками. Но были вынуждены прийти к заключению, что эта вспышка насилия не была ничем спровоцирована. По меньшей мере один местный умник задрал уровень обсуждения еще выше, сообщив о возможном отравлении какими-то токсичными веществами, об облаке отравляющего газа, которое привело ребят только на этой игровой площадке к временному безумию. Но этим предположениям, что и неудивительно, не было приведено никаких убедительных доказательств. Психолог, входящий в состав школьного совета, заявил, что его опыт не дает никаких объяснений этому событию. И Элейн полностью согласна с этим его заявлением.
– Восьмилетки не станут такого делать с другими восьмилетками, – говорит она, заставив себя на этот раз проглотить немного сока, чтобы справиться с кашлем, разрывающим ей глотку.
– А как же насчет тех двух парнишек в Англии, которые убили едва научившегося ходить младенца, выманив его из торгового центра?
– Это, наверное, было просто соревнование между двумя ребятами. А что до жертвы, то они были незнакомы и рассматривали ее всего лишь как объект для своего эксперимента. Но здесь речь идет о семи ребятах – трех мальчиках и четырех девочках, – и участвовали в этом все. А жертвой стал их товарищ, приятель.
– А что об этом говорят сами дети?
– Никто из них почти ничего не помнит, разве что саму драку. А вот почему это случилось, тут они дают одно и то же объяснение.
– Какое?
– Мне велел это сделать Тоби.
Комната начинает бешено вращаться. Превращается в какую-то детскую карусель из мелькающих оранжевых и желтых оттенков.
Тоби. Тот самый, что являлся к Тэсс из Другого Места. Тот, у кого было какое-то сообщение для меня.
Мальчик, который больше не мальчик.
– Кто такой Тоби? – ухитряюсь спросить я после того, как притворился, что откашливаю нечто, застрявшее у меня в горле.
– Хороший вопрос. Никто не знает, кто это такой.
– А что им о нем известно?
– Эти ребята смогли сообщить только то, что это новенький мальчик в их городе, который не ходил в их школу, но который появился там после обеда и разговаривал с ними. И не прошло и десяти минут, как этот Тоби сумел всех их убедить, что они должны порвать того своего приятеля на части.
– Полиция его разыскивает?
– Конечно. Но у них нет никаких зацепок, никаких улик. Думаешь, они его найдут?
– Нет.
– Потому что…
– Потому что никакого Тоби нет. По крайней мере больше нет.
Мы с О’Брайен смотрим друг на друга через стол. И между нами устанавливается молчаливое согласие. Если один из нас был безумен раньше, то теперь безумны мы оба.
– Дети дали какое-нибудь описание внешности этого Тоби? – спрашиваю я, бросая на столик деньги в счет платы за завтрак.
– Тут еще одна странность. Ни один не смог дать достаточно точного описания его внешности со всеми подробностями, так что художнику не удалось составить фоторобот. Но все дети были полностью уверены насчет его голоса. Это был голос ребенка, но использовал он взрослые слова. То есть говорил как взрослый.
– Такой голос, которому никогда не скажешь «нет», – говорю я. – Да-да, я сам такой голос слышал.
Мы едем через штат по шоссе I-10, направляясь к Джексонвиллу. Это четырехполосное шоссе, асфальт здесь наложен на многослойную насыпь из гравия, что не дает нам утонуть в здешних болотах или влететь в густые лесные заросли, надвигающиеся на дорогу с обеих сторон. Потом наша машина сворачивает на юг, на I-95, мы минуем бесчисленные съезды к курортным городам и «удобным и превосходным» поселениям отставников-пенсионеров и проезжаем мимо станций приема сигналов с «Ранней пташки»[40]. Атлантика в нескольких милях к востоку.
Вот и все, что у нас осталось от сегодняшнего дня.
А я по-прежнему не знаю, что мне нужно делать. И где я встречусь с Безымянным.
Именно поэтому мы и не останавливаемся до самого Джупитера, если не считать заездов на заправочные станции и посещений туалета. Мы едем через весь этот городок, пока не останавливаемся на берегу океана, широко разрекламированного, но сомнительного курорта, где темно-коричневые волны накатываются на песок пляжа. Я паркуюсь, и О’Брайен без лишних слов вылезает из «Мустанга», сбрасывает туфли рядом с машиной и идет вниз, к воде, напряженным, скованным шагом. Присев на капот, я наблюдаю за ней. Воздух наполнен запахом соленой воды и морской растительности, а также никогда не пропадающим, сидишь ты в машине или снаружи, запахом жареной еды.
Элейн заходит в воду, не сняв одежды, даже не закатав брючины. Она просто идет вперед, хромая, словно не имеет намерения выходить обратно. Мне приходит в голову, что надо бы последовать за подругой, на случай если с ней что-то случится, если ее захватит подводным течением или она просто оступится и уйдет под воду. Но тут моя коллега останавливается и какое-то время просто стоит по грудь в воде. Каждая новая волна чуть приподнимает ее и опускает обратно ногами на дно, а вокруг и позади нее бурлит пена.
Еще некоторое время Элейн требуется, чтобы выбраться назад и вернуться к машине. Одежда ее промокла насквозь и прилипает к телу, подчеркивая ее отощавшую фигуру, так что моя спутница выглядит как потерпевший кораблекрушение моряк, выплывший на берег после многих дней болтания в океане на каком-нибудь обломке.
– Ну вот, в последний раз искупалась в море, – говорит она, садясь на капот рядом со мной.
– Не говори так.
– Да я вовсе не драматизирую ситуацию. Я вот послушала шум воды, и именно это она мне сказала. Вообще-то, это даже некоторым образом утешает. Так сказать, прощание между давними друзьями.
Я хочу возразить подруге – что это происходит с ней только потому, что мы наконец вылезли на солнце после долгой езды по шоссе и что она все равно умирает, прямо сейчас, в этот самый момент, когда ей вспомнилось такое почти забытое наслаждение, – но она права, и сейчас не время для пустых утешений. А затем, когда я уже собрался было залезть в багажник и достать оттуда полотенце, украденное вчера вечером из мотеля после поспешного и незавершенного вытирания самого себя, О’Брайен хватает меня за руку:
