Дарья Донцова - Эта горькая сладкая месть
ГЛАВА 20
Сумки с необходимыми припасами я доставила только к четырем часам. Нажимая на звонок, представила перекошенную морду профессорши. Но дверь открыла улыбающаяся Жанна.
На кухне опять приятно пахло мясом, чесноком и зеленью. Сокова принялась распаковывать сумки.
– Где Виолетта Сергеевна? – поинтересовалась я.
– К врачу поехала, а Альберт Владимирович работает.
– Да, – протянула я, – она не слишком хорошо выглядела, и, по-моему, ее что-то сильно напугало.
– Ну? – удивилась Жанна.
– Виолетта Сергеевна говорила по телефону и все время повторяла: страшная, страшная… Жанна улыбнулась:
– Не страшная, а Страшная. Ударение следует в другом месте ставить. Хотя все ее Страшной зовут.
Она обижалась, поправляла, но все без толку.
– Кто?
– Жена Игоря, Ксюшка. У нее фамилия такая, Страшная. Виолетта Сергеевна скорей всего звонила в больницу, узнавала, как там девчонка.
– Куда ее положили?
– В Боткинскую свезли.
Тут затрезвонил телефон, и я, пользуясь моментом, удрала от Павловских.
Интересное дело, может, Катюша, умирая, повторяла фамилию Ксюши? Но почему? И вообще, были ли они знакомы? Ноги сами понесли меня на проспект за попутной машиной.
Больница – не самое уютное место на свете, но Боткинская, пожалуй, гаже всех. Мрачные старые корпуса с длинными гулкими и грязными коридорами. Узнав в справочной, что самоубийц свозят в тридцать второй корпус, я пошла искать здание. Безнадежно побродив между тридцать первым и тридцать третьим домом, отловила аборигена и узнала, что вход в тридцать второй осуществляется через тридцатый. Еще полчаса лазила по каким-то подвалам и наконец набрела на нужную дверь. В нос ударил едкий запах хлорки, мочи и человеческих страданий. Ксюшина палата оказалась последней, в самом конце длинного коридора.
Она лежала, отвернувшись к стене. Я тихонько позвала:
– Ксюша…
Неожиданно девушка рывком села и злобно сказала:
– Отстань!
Потом присмотрелась и удивилась:
– Извините, думала, местный психолог. Совсем меня забодала. Вы-то как сюда попали?
– Пришла подругу проведать, вижу, фамилия редкая, но знакомая, дай, думаю, зайду. Зачем же ты так, а?
Ксюша почесала встрепанную голову. Осунувшееся личико в желтоватых пятнах выглядело не лучшим образом, и пахло от нее отвратительно.
– Сигаретки не будет? – спросила девчонка.
– А тебе можно?
– Мне только жить нельзя, – вяло сообщила Ксюша, нащупывая белой, опухшей ногой казенные ободранные тапки.
Я помогла ей натянуть жуткий темно-синий халат, и мы поползли на лестничную клетку.
– Тебе Катя Виноградова велела привет передавать, – сказала я, глядя, как девушка пытается примоститься на подоконнике.
– Это кто такая? – изумилась Незадачливая самоубийца.
– Мама Ромы Виноградова, твоего одноклассника.
– Ах Ромки, – вздохнула девочка, – чего это она вдруг, я ее и не знаю совсем. Хотя нет, один раз она у нас в гостях была, правда, мы уже школу закончили. Совсем недавно, в конце апреля, о чем-то с мамашей моей шушукалась. Увидели меня и замолчали сразу. Ну да мне наплевать на их тайны, своих забот хватает.
– Зачем травилась?
Оказалось, что вскоре после моего ухода явился Игорь, покидал в чемоданы вещички и был таков. Жена кинулась за ним, но муж вскочил в лифт и ловко нажал кнопку. Брошенная супруга побежала по лестнице и перехватила парня, когда тот уже собирался сесть в роскошный автомобиль.
– Не покидай меня, – зарыдала дурочка, цепляясь за машину.
Игорь, не говоря ни слова, попытался захлопнуть дверцу, но Ксюша держалась за ручку мертвой хваткой. Тогда с переднего сиденья раздался хриплый, властный голосок:
– Детка, отстань от него, – и перед изумленной Ксенией во всем блеске предстала стареющая дива – Алина Кармен.
Рядом с распатланной, расплывшейся Ксюшей
Алина гляделась настоящей красавицей – высокая, стройная, прекрасно одетая.
– Игорек, – небрежно бросила она, – подожди нас в машине, девочки должны поговорить без свидетелей.
Певица подхватила Ксюшу и поволокла ее в дом. В квартире Алина брезгливо оглядела беспорядок, демонстративно обмахнула надушенным платочком табуретку и уставилась на девушку чуть прищуренными глазами.
Ксюша ощутила себя кроликом, поданным на завтрак удаву.
– Деточка, – пропела Алина, раскуривая вонючую сигарету, – не следует так унижаться перед мужиком. Ты еще молода, другого найдешь.
– Я его люблю, – возразила Ксюша.
– Значит, тем более должна отпустить, – объяснила Алина. – Ну что ты ему можешь дать? Молодое тело? Эка невидаль, у меня между ногами то же, что и у тебя. Поверь, ни у кого не видела письку с колокольчиками. Зато со мной Игорек проживет, не думая о хлебе насущном. И потом, он просто меня любит. Понимаешь, меня, а не тебя. Так что ищи другого хахаля. Кстати, квартира останется за тобой, это я возьму на себя, договорюсь с кем следует. Здесь деньги на девочку. Получать их станешь регулярно. Игорь от отцовства не отказывается. По непонятной причине он не хочет оформлять развод. Ну да бог с этим, меня штампы в паспорте не волнуют. Целых восемь стоит. Одним больше, одним меньше. И еще – не устраивай скандалов. Сегодня Я тебя просто пожалела, завтра велю своей охране прогнать прочь.
С этими словами госпожа Кармен бросила на стол конверт и выплыла из квартиры, оставив после себя аромат дорогих французских духов “Бушерон” стоимостью тысячу рублей за унцию.
Одуревшая Ксюша, которой почему-то сразу захотелось спать, вяло открыла конверт и обнаружила там две тысячи стодолларовыми купюрами. Другая бы только обрадовалась, получив такую прорву денег. Но Ксюша почувствовала себя абсолютно несчастной. Унижала небрежность, с какой певица швырнула немалую сумму, словно подала нищенке рубль в метро. Ощущая бесконечную тоску и одиночество, девушка взяла стакан водки, растворила в нем упаковку реланиума и одним махом опустошила емкость. Приятный туман заволок мозги, стало хорошо и тепло.
Пробуждение в палате реанимации оказалось полной неожиданностью, к тому же неприятной. Игорь так ни разу и не появился у жены, зато прибыла Виолетта. Старушка источала любезность и внимание.
– Деточка, – сладко запела она. – Ну как только не стыдно! Из-за какой-то ерунды лишать себя жизни! А о ребеночке подумала? Как девочке без матери жить?
– Это ваш Игорь меня довел, – огрызнулась Ксюша, которую ласковость профессорши мгновенно вывела из себя.
Виолетта всплеснула руками:
– Дорогая, он мужчина, значит – хам. Ты еще такая юная, неопытная! Знаешь, сколько жены от мужей терпят? Похитрей надо быть и за собой следить. Какая хорошенькая была, а сейчас – погляди в зеркало, просто бочка с жиром! Почему не пришла ко мне за советом?
– Как же, – отбивалась Ксюша, – к вам придешь. Светлана Альбертовна меня ненавидит, а вы в магазине встретили и мимо прошли, даже не поздоровались.
Виолетта взяла невестку за руку.
– Светочка очень больна, то, что ты принимаешь за ненависть, просто естественная раздражительность человека, который недомогает. Поменьше надо гордыню тешить. Ну прикрикнула на тебя свекровь разок, а ты не заметь, прости ее. Да я просто не увидела тебя, извини, подслеповата к старости стала. Подошла бы сама да сказала: “Здравствуйте, Виолетта Сергеевна, это я, Ксюша”. Что ж ты так себя ведешь, словно у тебя спина стеклянная, не гнется. Проще следует быть. Ну да ладно, выздоравливай спокойно. Возвращайся домой. А Игорь вернется. Либо сам от этой Алины устанет, либо она его выгонит. Ты же пока сядь на диету, сходи в парикмахерскую, да разберись наконец в квартире, там такой срач! Хочешь, найму прислугу, все в порядок приведут, пока ты в больнице?
Ксюша огрызнулась по привычке:
– Зачем ко мне домой лазили? Виолетта горестно вздохнула:
– Не веди себя как злобный волчонок! Дочка твоя там осталась, вот и забрали добрые люди.
– Она не у моей матери? – оторопела самоубийца.
– Нет, твоим родителям пока не сообщили, зачем волновать, – втолковывала профессорша, – и матери не звони, будут потом всю жизнь эту глупость тебе поминать. Слушайся меня, худого не посоветую. Ты теперь от родителей оторвалась, носишь фамилию Павловских и будь ее достойна. Всем говорим, что просто отравилась, перепутала и приняла таблетки два раза перед сном. Так что поддерживай эту версию и больше не дури.
С этими словами жена академика встала и ушла. Обалдевшая Ксюша машинально отметила, что добрая бабушка не принесла никакого угощения: ни соков, ни фруктов, ни минеральной воды. Непонятно, зачем Виолетта приходила ее навещать? Неужели только для того, чтобы предостеречь от звонка матери? Подумав немного, Ксюша решила послушаться. Мать у нее – страшная зануда, может часами зудеть по поводу невычищенных ботинок. Узнав о том, какую глупость совершила дочь, Лидия Сергеевна тут же принеслась бы в Боткинскую и, бесконечно рыдая, начала бы пичкать Ксюшу ненавистным жирным бульоном. Нет, следовало послушаться Виолетту. Ксюша даже почувствовала к старушке что-то вроде благодарности.
