Дэвид Пис - 1974: Сезон в аду
— Да ты что?
— Ага, — грустно улыбнулся он.
Я повернулся и пошел к Дьявольскому Рву. Он поднял руки и завернул мужиков обратно, в сторону недостроенных домов.
Джимми Ашворта и след простыл.
Я встал на краю рва и посмотрел вниз на ржавые коляски и велосипеды, на плиты и холодильники, думая: здесь собираются все атрибуты современной жизни, здесь же оказалась и десятилетняя Клер Кемплей.
Черными от грязи пальцами я вытащил из кармана белое перышко.
Стоя над Дьявольским Рвом, я посмотрел в огромное черное небо и приложил перышко к бледно-розовым губам, думая: если бы только это случилось не с ней.
«Стрэффорд Армс», Булгинг, Уэйкфилд.
Мертвый центр города, пятница накануне Рождества.
Глиняный человечек поднялся по лестнице и вошел в дверь.
Только для членов клуба.
— Все в порядке, Грейс, он со мной, — сказал Бокс женщине за стойкой.
У стойки — Дерек Бокс и Пол с виски и сигарами в руках.
Из музыкального автомата — Элвис.
Дерек, Пол, Грейс, Элвис и я — вот и вся компания.
Бокс встал со стула и пошел в другой конец зала к столику у окна.
— Ты выглядишь как последний бомж. Что приключилось, мать твою?
Я сел напротив Бокса, спиной к Полу и к дверям, глядя на мокрый Уэйкфилд.
— Я был в Дьявольском Рву.
— Я думал, по этому делу уже кого-то повязали.
— Я тоже.
— Некоторые вещи лучше оставить в покое, — сказал Дерек Бокс, внимательно разглядывая кончик своей сигары.
— Как, например, советника Шоу?
Бокс снова зажег сигару.
— Ты с ним встречался?
— Ага.
Пол поставил передо мной виски и пинту пива. Я опрокинул виски в пинту.
— И?
— И он в данный момент, скорее всего, разговаривает с Дональдом Фостером.
— Это хорошо.
— Хорошо? Фостер приказал убрать Барри.
— Вероятно.
— Вероятно?
— У Барри появились амбиции.
— О чем вы говорите?
— Ты знаешь, о чем я говорю. У Барри был свой интерес.
— Ну и что? Фостер же чокнутый, мать его. Мы не можем допустить, чтобы все продолжалось в том же духе. Надо что-то делать.
— Он не чокнутый, — сказал Бокс. — Он заинтересованный.
— Вы что, его хорошо знаете?
— Мы вместе были в Кении.
— По делам?
— По делам Ее Величества. Мы служили в армии в горах, защищали всяких жирных мудаков, таких, каким я сам теперь стал. Мы воевали с мау-мау, мать их ети.
— Ни хрена себе.
— Да уж. Они спускались с холмов, как племя индейцев, насиловали женщин, отрезали члены у мужчин и развешивали их на заборе.
— Вы шутите?
— Я что, похож на человека, который шутит?
— Нет.
— Мы не были ангелами, мистер Данфорд. Однажды мы вместе с Доном Фостером устроили засаду на мау-мау во время их ритуальных боевых плясок. Мы прострелили им колени из винтовок 303-го калибра, чтобы потом немного с ними поразвлечься.
— Черт.
— Фостер не торопился. Он записал на пленку крики, собачий лай. Говорил, это поможет ему заснуть.
Я взял со стола зажигалку и прикурил.
Пол принес еще два виски.
— На войне как на войне, мистер Данфорд. Так же как и теперь.
Я взял стакан.
Чем больше Бокс пил, тем больше потел. Его глаза бессмысленно пялились в темноту.
— Год назад шла речь о том, чтобы снова ввести талоны на продукты. Сейчас у нас инфляция поднялась до двадцати пяти процентов.
Я глотнул виски, чувствуя, что пьянею. Мне было страшно и скучно.
— А при чем тут все-таки Дон Фостер и Барри?
Бокс закурил новую сигару и вздохнул.
— Проблема вашего поколения в том, что вы ни хрена не знаете. Как ты думаешь, почему в семидесятом году мужик с лодкой сделал мужика с трубкой?[27]
— Уилсон был слишком уверен в своих силах.
— Уверен, как моя жопа, — заржал Бокс.
— Ладно, тогда расскажите мне почему.
— Потому что такие, как Сесил Кинг, Норман Коллинз, Лорд Ренвик, Шоукросс, Пол Чемберс из «Ай-Си-Ай», Локвуд из «И-Эм-Ай», Макфадден из «Шелл» и другие ребята вроде них сели и сказали — всё, дец.
— Ну и что?
— А то, что у них есть власть, они кого угодно могут поднять и опустить.
— Ну а Фостер-то тут причем?
— Да ты меня не слушаешь! Объясняю для таких, как ты…
— Пожалуйста.
— Власть, она — как клей. Из-за нее мы держимся вместе и все — на месте.
— Вы и Фостер…
— Мы с ним — как горошины в одном стручке. Мы любим трахать баб и зашибать деньгу, и нам по большому счету все средства хороши. Но у него разыгрались аппетиты, и теперь он меня отпихивает, а мне это очень не нравится.
— И вы собирались использовать меня и Барри, чтобы шантажировать его приятелей?
— У меня был уговор с Фостером и еще с одним человеком. Тот человек мертв. Они дождались, пока он вернулся из Австралии, и взяли его, когда он выходил из квартиры своей матери в Блэкпуле. Они связали ему сзади руки полотенцем и обмотали его тело десятью метрами клейкой ленты, от плеч до бедер. Потом они запихали его в багажник и повезли на Муре. На рассвете трое мужиков поставили его на ноги и держали, а четвертый пять раз ударил его ножом в сердце.
Я смотрел в свой стакан из-под виски. Комната слегка кружилась.
— Этот человек был мой брат. Он провел дома один-единственный день.
— Мне очень жаль.
— На похороны кто-то прислал открытку. Без подписи, со следующим текстом: «Трое могут хранить тайну, если двое из них мертвы».
— Я не хочу играть в эту игру, — тихо сказал я. Бокс кивнул Полу, сидевшему у стойки, и громко сказал:
— Похоже, мы переоценили вас, мистер Данфорд.
— Я всего лишь журналист.
Пол подошел ко мне сзади, тяжелая рука легла на мое плечо.
— Вы будете делать то, что вам говорят, мистер Данфорд. За это вы получите свой материал. Остальное предоставьте нам.
— Я не хочу в этом участвовать, — снова сказал я. Бокс щелкнул костяшками пальцев и улыбнулся:
— А кто сказал, что будет легко, на хер? Ты уже в этом участвуешь.
Пол поднял меня за шиворот.
— А теперь вали отсюда!
Глиняный человечек бежит.
Обратно по Уэстгейт.
Черт, черт, черт.
Барри и Клер.
Маленькая мертвая Клер Кемплей поцеловала этого мальчика, и он заплакал.
Клер и Барри.
Грязный Барри, когда он вел себя хорошо, он вел себя очень-очень хорошо, но когда он вел себя плохо, он вел себя очень-очень плохо.
На пороге дома стоял полицейский, прячась от дождя. Мне вдруг страшно захотелось упасть на колени к его ногам, молясь, чтобы он оказался хорошим человеком, рассказать ему всю эту дикую печальную историю и укрыться от ненастья.
Но что я мог ему рассказать?
Что я увяз выше головы, измазался дерьмом и напился как сволочь.
Глиняный человечек — обратно в Лидс, чувствуя, как на мне трескается засохшая грязь.
Глиняный человечек — обратно в офисную трясину, покрытый толстым слоем дерьма.
В 15:00 в пятницу, 20 декабря 1974 года я сел за свой рабочий стол: чистое лицо и одна чистая рука, грязный костюм и черный бинт.
— Какой костюмчик, Эдди.
— Иди на хер, Джордж.
— И тебя с Рождеством.
Стол завален записками и открытками; сержант Фрейзер дважды звонил сегодня утром, Билл Хадден желает видеть меня как можно скорее.
Я откинулся на спинку стула. Джордж Гривз пердел под апплодисменты тех, кто уже успел вернуться с обеда.
Я улыбнулся и взял в руки открытки: три с юга плюс еще одна — мое имя и рабочий адрес выбиты на пластиковой ленте, наклеенной на конверт.
В другом конце офиса Гэз принимал ставки на матч «Ньюкасл — Лидс».
Я открыл конверт и вытащил открытку зубами и левой рукой.
— Эдди, ты участвуешь? — крикнул Гэз.
На открытке была изображена деревянная избушка в заснеженном лесу.
— Десятку на Лоримера, — сказал я, раскрывая открытку.
— Его уже Джек застолбил.
Внутри, над стандартными рождественскими пожеланиями, были приклеены еще два куска пластиковой ленты.
— Тогда давай на Йората, — тихо сказал я.
На верхнем куске было выбито: ПОСТУЧИ В ДВЕРЬ…
— Чего ты говоришь?
На нижнем: КВАРТИРЫ 405, СИТИ ХЕЙТС.
— На Йората, — повторил я, не отрывая взгляда от открытки.
— От кого это?
Я поднял глаза.
— Надеюсь, от какой-нибудь девушки, — сказал Джек Уайтхед.
— Что ты имеешь в виду?
— Я слышал, что ты затусовался с молоденькими мальчиками, — улыбнулся Джек. Я положил открытку в карман пиджака.
— Да ты что?
— Ага. С рыжеволосыми.
— И кто же тебе такое сказал, Джек?
— Слухами земля полнится.
— От тебя перегаром воняет.
— От тебя тоже.
