Оке Эдвардсон - Зов издалека
— Не прошло.
— И тут зазвонил телефон, — констатировал Эрик и ответил на звонок.
Рингмар сидел ссутулившись, с хмурой физиономией. После пары отрывистых междометий Винтер положил трубку.
— Скоро явится парень, который за ними проследил.
— Ну да? Вот тебе и… А почему он раньше не давал о себе знать?
— Ребенок болел, что ли…
— И где он?
— По пути к нам. Кстати, я навестил Анету в Сальгренска. И знаешь, кого встретил на выходе? Фредрика. У него были глаза на мокром месте.
— Это хорошо, — сказал Рингмар.
3
Винтер отлип от псевдокожаной спинки конторского стула и подошел к окну. Спина взмокла. Он встал под кондиционер и сразу замерз. Этот островок холода почему-то вызывал иллюзию, будто и там, за окном, тоже прохладно. Окно не открывалось, небо имело неопределенный сероватый цвет. Но он знал, что за окном жара. Беззвучная, душная жара. На улице почти никого. Водометы ведут артиллерийский обстрел газона на Старом Уллеви.[2]
Он вспомнил Анету и непроизвольно сжал кулаки. Как это назвать… Бешенство? Конечно. Бешенство. А может, примитивный инстинкт — отомстить. И много еще чего. Он вернулся в свой мир — мир насилия и жестокости.
Он совсем забыл про Рингмара. Резко повернулся — тот сидел в той же позе и наблюдал за ним. «Он на пятнадцать лет старше меня… и уже начинает думать о лучшей жизни. Отработает последний день, сядет в лодку и уплывет в свой домик на Вронгё, чтобы никогда не возвращаться».
— Что значит эта надпись на футболке? — спросил Рингмар. — «London Calling»?
— Название диска с записью рок-ансамбля. Макдональд прислал.
— Рок? Ты же равнодушен к року?
— Я послушал. Группа называется «Клэш». Он прислал майку и диск.
— И что это за «Клэш»?
— Английское слово. Столкновение.
— Я не об этом. Я имею в виду — что за ансамбль? И вообще — ты в состоянии отличить рок от попсы?
— Нет. Но мне понравилось.
— Не верю. Для тебя дороже Колтрейна никого нет.
— Говорю — понравилось. Запись сделана, когда мне было двадцать с небольшим или около того. Все равно — это музыка времени.
— Тяжелый рок, значит, — уточнил Рингмар.
В этот момент в дверь постучали. Пришел свидетель.
Лицо напряженное и усталое, глаза тревожные. Неудивительно — ночью у малышки развился аллергический отек. Они ее чуть не потеряли.
— Простите, я не расслышал, — произнес он. — Голова закружилась.
— Вы сказали, что следовали за этими парнями.
— Да.
— Сколько их было?
— Трое, я же говорил.
— Вы уверены, что они были вместе?
— Двое остановились и подождали третьего… того, кто ее ударил. Дождались и пошли. — Он потер глаза. — Тот, кто бил, поменьше ростом.
— Меньше ростом?
— Да… я их не мерил, конечно.
— И вы за ними последовали?
— Пока можно было. Все слишком быстро произошло… Я прямо остолбенел. А потом подумал: «Ну нет… так не годится, надо проследить, куда они идут». И пошел… но на Кунгсторгет не протолкнешься, а тут жена позвонила, кричит: «Астрид задыхается!..» Дочка наша.
— Понятно. — Винтер посмотрел на Рингмара. У Бертиля были дети. У Винтера детей не было, зато имелась женщина, и эта женщина, оказывается, уже давно ждет, пока он сочтет себя достаточно взрослым, чтобы взвалить на плечи ответственность за ребенка. Вчера Ангела произнесла эти слова и уехала к матери — должно быть, отрегулировать свой биологический будильник. Приедет и сообщит, куда показывают стрелки.
— Все обошлось… — Свидетель сказал это скорее всего самому себе. — С Астрид все обошлось.
Винтер и Рингмар терпеливо ждали. На парне были шорты и тенниска, явно не первой свежести, наверняка остались со вчерашнего дня. Небритый, запавшие глаза.
— Спасибо, что вы нашли время… в такой момент… Вы же приехали прямо из больницы?
Парень пожал плечами.
— Многие боятся… А эти… ходят по улицам и избивают людей… Ну нет, думаю… Тут кто хочешь взбесится.
Винтер ждал продолжения.
— И только и говорят — мигранты, мигранты… Что, теперь уже считается вполне допустимым заявлять, будто у нас слишком много черных, и мигрантов, и беженцев? Расизм обрел права гражданства?
— Где вы потеряли с ними контакт? — спросил Рингмар.
— Что?
— Где вы потеряли контакт с этими… ну, кто избил нашу сотрудницу? Можете описать точно?
— Около крытого рынка, где выход на Кунгспортплац. Не доходя до площади.
— Вы не слышали, о чем они говорили?
— Ни слова.
— И никаких догадок? Насчет того, откуда они… Где их искать?
— К югу от преисподней, если вы меня спросите.
— А поточнее? Кто они, по-вашему?
— Не знаю… но шведы. Все трое шведы. Настоящие шведы. — Он криво усмехнулся.
Они попросили его поподробнее описать внешность преступников и отпустили.
Винтер дождался, пока за свидетелем закроется дверь, и закурил сигариллу, тут же уронив пепел на голое бедро. Горячо. То спичку, то пепел. Наверное, он и на брюки роняет пепел, только не замечает.
— Ты обратил внимание, что наша Анета для этого парня — мигрантка? Или беженка?
— Что ты хочешь сказать?
— А то, что между людьми всегда будут различия, поколение за поколением. Где бы они ни родились.
— Да?
— Беженцы вселенной.
— Что?
— Есть такое выражение. Это те, кто кочует из страны в страну, и нигде им не разрешают остаться. Ни в одном раю. Их называют беженцы вселенной.
— Красивое выражение, — одобрил Рингмар. — Почти поэтическое. Но к Анете не относится.
— Нет… Но что происходит, когда их впускают в рай? — Эрик свирепо затушил сигариллу в пепельнице — та все-таки нашлась за шторой. Никто ее, оказывается, не заиграл.
На площади Эрнста Фонтелля было особенно жарко. Солнце стояло еще высоко. Высохший было под кондиционером пот ручьями потек по спине и животу. Он надел темные очки, прошел на стоянку и открыл машину. Эрику показалось, что он поставил ее удачно, в тени деревьев, но салон раскалился так, что он завел мотор и тут же выскочил как ошпаренный. Пусть поработает кондиционер.
Винтер поехал на восток, мимо Нового Уллеви, свернул в Лунден и остановил машину у большой виллы. Собака в соседнем дворе захлебывалась лаем, слышно было, как она мечется на цепи.
Крыльцо виллы было в тени. Он нажал кнопку звонка и подождал. Никто не открыл. Он нажал еще раз, спустился с крыльца и пошел по бетонной дорожке. Пахло черной смородиной и еще чем-то неопределенным.
Позади дома был бассейн с неправдоподобно синей, с солнечными искрами, водой. Здесь пахло по-другому — хлоркой и маслом для загара. Возле бассейна стоял шезлонг. А в шезлонге сидел голый человек. Ровный и сильный загар красиво выделялся на фоне бело-голубого махрового полотенца. Винтер осторожно кашлянул. Голый открыл глаза.
— Так и есть… мне показалось, я слышал звонок.
— А почему не открыл?
— Ты же все равно сюда пришел.
— А если бы не я?
— Еще лучше. — Во время разговора он даже не шевельнулся.
— Одевайся и предложи что-нибудь выпить, Бенни.
— Именно в таком порядке? Ты что, стал гомофобом?
— Я стал эстетом. — Винтер огляделся в поисках стула. — И был им.
Человек по имени Бенни Веннерхаг поднялся, надел белый халат и кивнул в сторону бассейна:
— Окунись пока. — Он пошел к дому, но у веранды обернулся. — Принесу пива. Плавки в ящике под тумбочкой… Симпатичная майка. Но кто это у нас скучает по Лондону?
Винтер снял майку и шорты и нырнул. Он проплыл весь бассейн под водой, наслаждаясь приятной прохладой. Оттолкнувшись от дна, вынырнул в туче брызг и улегся на спину. В воде солнце не казалось таким свирепым. Он опять нырнул, перевернулся на спину и посмотрел на небо через зыбкий стеклянный потолок воды. Что-то потрескивало, скорее всего в ушах. Винтер довольно долго удерживал дыхание, потом плавно поднялся на поверхность.
— Хочешь побить рекорд? — Бенни протянул ему открытую бутылку пива.
Винтер пригладил волосы и взял холодный напиток.
— Хорошо живешь. — Он сделал большой глоток.
— Заслужил.
— Ну как же… заслужил.
— А с чего это ты злишься, комиссар?
Винтер подтянулся на руках и сел на край бассейна.
— Купаться в трусах!.. Где твой вкус?
Винтер не ответил. Он в несколько глотков опустошил бутылку, поставил ее на кафельный пол, снял трусы и надел шорты на голое тело.
— Получишь подарок — пакетик для мокрых трусов, — улыбнулся Веннерхаг и развалился в своем шезлонге. На этот раз на нем были обтягивающие шорты цвета хаки.
— Кто избил мою Анету? — резко повернулся к нему Винтер.
— Кого? — выпрямился Веннерхаг.
