Алан Уильямс - История ленивой собаки
Мюррей думал о том, как он встретит ее, будет угощать ее вином, ланчем, будет беседовать с ней и лгать ей. Потому что это был единственный путь, если он ей не доверял, и потом, что бы она ни говорила, – она жена Максвелла Конквеста, который предан своему делу и может отказаться от миллиарда долларов. Или не может? А она? Поверит ли она ему? Поверит ли после того, как они третий раз проведут время в баре и второй раз в постели? Мюррей знал: второй раз перечеркивает поспешную связь на одну ночь, и обычно это критический момент в отношениях. Или она придет, чтобы предупредить его, как Хамиш Наппер, одноглазый «мальчик» и сам Конквест? Мюррей встряхнулся, закашлявшись от пыли.
Он ехал через старый Сайгон. Желтые дома сменяли современные с бетонными ячейками для жилья, где водопровод был практически в безупречном состоянии, а в коридорах теснились ребятишки, через которых пробирались поддатые Джи-Ай, чтобы получить удовольствие со старшими сестрами ребятни, принарядившимися в мини-юбки и надушившимися дешевыми духами.
Мюррей взглянул на часы: было пятнадцать минут первого. Улица была низкой и бедной. Ни грузовиков, ни джипов военной полиции с вселяющими уверенность ребятами с южным акцентом и карабинами, поставленными в автоматический режим. Мюррей выпрямился и крикнул водителю:
– «Cercle Sportif»! – но его слова казались безнадежно чуждыми и не несли никакого значения. – Stop! Halt! – крикнул он, вытаскивая ногу из кабины и вспоминая четырех журналистов, которые были жестоко и глупо расстреляны, когда ехали в «мини-моуке» по такой же узкой, заброшенной улице.
Мюррей понял, что находится в районе, где и не пахнет «Cercle Sportif». Водитель наконец притормозил и начал лопотать что-то невнятное. Мюррей пытался объясниться с ним на вьетнамском, полученном в Хюэ, который крайне редко понимали представители низших слоев Сайгона. И в этот момент произошел взрыв.
Два глухих взрыва, и через секунду ударная волна. Водитель и несколько пешеходов, оказавшихся в этот момент на улице, посмотрели в сторону центра города. И третий звук – рокот осыпающегося кирпича и стекла, словно отзвук горной лавины.
– Hotel! Hotel Continental – vite![37] – кричал Мюррей водителю.
Теперь водитель в тропическом шлеме очень медленно крутил педали, будто выдохся пока ехал из центра. Еще через две улицы Мюррей бросил его. Впереди у президентского дворца завывали сирены скорой помощи. Американские и вьетнамские военные полицейские флажками регулировали движение и отправляли назад веломобили и пешеходов. Мюррей вылез из веломобиля и дал водителю пятьсот пиастров, что по курсу черного рынка равнялось одному доллару, но вьетнамец все равно пытался клянчить и торговаться. (Если бы в этот момент Мюррей знал то, что стало ему известно позднее, он бы с радостью заплатил вдвое больше.) Но тогда он выругался на вьетнамском и побежал к толпе.
Несколько патрулей вьетнамской полиции перегородили джипами дорогу и проверяли документы у каждого проходящего. Мюррей, махнув пресс-карточкой, прошел мимо трех полицейских, и в этот момент раздался третий взрыв, после которого наступила оглушающая тишина. Мюррей свернул за угол и оказался в тени деревьев на бульваре. Он нырнул в сторону и побежал мимо старых французских вилл.
Впереди дорога опять была перекрыта, на этот раз австралийцами. Большие, сухопарые мужчины в шляпах стояли, держа наперевес магазинные винтовки.
– Ты куда? – крикнул один из них.
– «Cercle Sportif»! – тяжело дыша сказал Мюррей, и снова показал пресс-карточку.
Один из полицейских неприятно улыбнулся:
– Не знаю, что ты там найдешь. От него почти ничего не осталось, – его голос заглушили промчавшиеся мимо машины скорой помощи с включенными сиренами и фарами.
Мюррей проскочил мимо полицейских и присоединился к толпе под деревьями. Кто-то пытался податься назад, другие налегали, пытаясь пробиться вперед.
Колонны у входа в клуб треснули, за воротами – свалка людей в форме и белых халатах. Над ними высокие деревья со сломанными ветвями и ободранной корой. Бледно-голубое с белым здание клуба треснуло, как яичная скорлупа. На ступеньках, ведущих к бассейну, лежали человеческие тела, некоторые из них дергались, как расчлененные рептилии. На пути Мюррея лежал обнаженный мужчина, на нем были только синие носки, его загар на фоне белой полоски на бедрах был странного коричнево-голубого цвета. Дальше лежала девушка в купальнике, но без головы. Крутом, как куски мяса, в пыли валялись части человеческих тел. Два больших негра с носилками оттеснили Мюррея в сторону.
Какой-то американец кричал в мегафон:
– Всем отойти назад! Назад! Здесь могут быть еще бомбы! Пожалуйста, отойдите назад, освободите проход, дайте дорогу скорой помощи!
Мюррей прижался к стене и оказался лицом к лицу с ошеломленным штатским американцем, который в высшей степени осторожно ощупывал свою коротко остриженную голову.
– Что произошло? – крикнул Мюррей.
– Я точно не знаю. Я был внизу в мужской комнате, и что-то ударило меня по голове, – он начал пробираться вдоль стены, бормоча себе под нос: – Подонки подложили вторую бомбу, она взорвалась, когда приехала скорая. Мне повезло, что был в сортире.
Мюррей нашел молодого солдата с суровым лицом в зеленом берете и с нашивками спецсил.
– Что тут произошло?
Мюррей на этот раз не показал карточку, и солдат с горечью ответил:
– Два заряда. Первый под бассейном, вдоль крыши бара, откуда можно наблюдать. Все, кто был в бассейне, разлетелись, как рыбы из аквариума. Второй – в мусорном баке, сразу за воротами. Погибло много ребят из скорой помощи и из тех, кто наблюдали. А ты кто, черт возьми?
Мюррей опустил голову и увидел лежащую рядом с ним ступню в туфле. Он показал пресс-карточку и пробормотал:
– Кому-нибудь удалось спастись?
– В этом месиве? – «зеленый берет» нахмурясь посмотрел на карточку Мюррея. – Насколько я знаю этих ублюдков-вьетконговцев, они могли установить и третий заряд. На вашем месте я бы держался подальше от этого места. Здесь не на что смотреть, разве что вы любите бывать на живодерне.
– Меня здесь ждал один человек. Я остаюсь.
Поднимаясь по ступенькам к бассейну, Мюррей старался держать себя в руках. Он уже видел подобное раньше, и не раз, но сейчас, может, потому, что все произошло в такой роскошной, знакомой обстановке, это было особенно ужасно. Мимо проносили американца в плавках с замотанными окровавленными полотенцами ногами. Он махнул Мюррею:
– Эй, ты – журналист? Лучше запечатлей это. Запомни, парень! Меня зовут Ларримор, Дон Макаулей Ларримор – экс-морской пехотинец. Я все видел, был наверху и все видел. Можешь меня процитировать, – казалось, он был нетрезв.
Мюррей пошел дальше, и навстречу ему потекла кровь. Два ручейка из распухшей пыльной головы ползли по чистому бетонному полу и падали вниз со ступеньки на ступеньку. Все, что Мюррей смог сделать, – это побежать вперед. Он думал о том, что эта кровь, возможно, кровь девушки, которую он любит. Наверху его остановила чья-то рука. Мюррей узнал полковника Луонга из третьего вьетнамского корпуса. Еще его называли Смеющийся Ларри Луонг (эта кличка пристала в нему из-за того, что полковник, расстреливая пленных, всегда нервно хихикал). Он хихикнул и сейчас:
– Здрасте, мистер Уайлд, все это очень неприятно!
– Вы были здесь, когда это произошло?
– О нет, я был в ресторане на другой стороне улицы. Они хотели убить генерала Грина.
– Что случилось с генералом? – спросил Мюррей.
Смеющийся Ларри махнул маленькой ручкой. У него на запястье болтался тяжелый серебряный идентификационный диск.
– Я думаю, генерал Грин не пришел. Он задержался.
– И я тоже, – пробормотал Мюррей. – Вы уверены, что им был нужен Грин?
– Он должен был приехать сюда на ланч. Эти вьетконговцы – свиньи, – он снова хихикнул и бочком прошел мимо торса неопределенного пола, из которого вывалились голубоватые кишки и тускло блестели на солнце. – Очень плохо то, что здесь произошло, – улыбаясь, сказал Ларри, и Мюррей начал спускаться обратно.
«Собиралась ли она приехать вместе с Грином?» – думал он. У ворот снова взвыла сирена: подъехала автоколонна черных «седанов» в сопровождении вьетнамских мотоциклистов. Из дверей повыскакивали американские военные полицейские и замерли по стойке «смирно». К воротам направились несколько офицеров.
Генерал Вирджил Лютер Грин был высоким красивым мужчиной с серыми глубоко посаженными глазами и загорелым лицом. Однако загар был бледнее, чем обычно, когда он поднимался к разрушенному бассейну. У Вирджила Грина не зря была репутация «стреляющего генерала»: он убил не меньше немцев, корейцев и вьетнамцев, чем любой другой офицер армии США. В 1944 году его танк подбили в деревушке под Римом. Тогда Грин уложил из пары кольтов четверых эсэсовцев. Эти два кольта с рукоятками из слоновой кости и сейчас служили украшением его простой армейской формы. Поднимаясь по лестнице, он не переставая с техасским акцентом громко бормотал себе под нос:
