Джон Вердон - Загадай число
— Я не добрый. Я реалист. Я звоню, потому что это дело требует участия специалиста вашего масштаба, и мне бы очень хотелось воспользоваться вашим талантом.
— Вы же знаете, что я в отставке?
— Да, мне говорили. И я понимаю, что возвращаться к надоевшей рутине вам совершенно не хочется. Я ничего такого не предлагаю. Но у меня есть ощущение, что дело будет разрастаться, и хотелось бы иметь ваш гений в распоряжении.
— Я не очень понимаю, о чем вы меня просите.
— В идеале, — сказал Клайн, — я бы хотел, чтобы вы вычислили убийцу Марка Меллери.
— Разве не этим занимается бюро криминальных расследований?
— Разумеется. Может быть, у них в итоге даже что-нибудь получится.
— Но?
— Но я хочу повысить шансы на успех. Это слишком крупное дело, чтобы его расследовали по стандартной процедуре. Я хочу, чтобы у меня был козырь в рукаве.
— Не понимаю, как я могу помочь.
— Вы не хотите сотрудничать с бюро? Не волнуйтесь. Я понимаю, что Родригес не тот, с кем вы стали бы работать. Я предлагаю вам работать со мной лично. Мы могли бы назначить вас помощником или консультантом, на ваш вкус.
— Сколько времени мне пришлось бы этому посвящать?
— На ваше усмотрение.
Гурни промолчал, так что Клайн продолжил:
— По всей видимости, Марк Меллери восхищался вами и доверял вам. Он просил вас помочь ему разобраться с преступником. Я прошу вас помочь мне разобраться с тем же самым преступником. И я буду благодарен за любую вашу помощь.
Гурни подумал, что Клайн однозначно умеет уговаривать. Была в нем какая-то подкупающая искренность. Он сказал:
— Мне надо поговорить с женой. Перезвоню вам утром. Скажите, по какому номеру с вами связаться.
Радость в голосе была безмерной.
— Я оставлю вам свой домашний номер. Подозреваю, вы встаете рано, как и я. Звоните в любое время после шести утра.
Когда он вернулся в кухню, Мадлен еще сидела за столом, но ее настроение изменилось. Она читала «Таймс». Он сел напротив нее, уставился невидящим взглядом в камин за ее спиной и принялся растирать виски, как будто решение, которое предстояло принять, сводило лицевые мышцы.
— Ну это же не сложно, правда? — произнесла Мадлен, не отрывая взгляда от газеты.
— Что?
— Сказать, о чем ты думаешь.
— Окружной прокурор хочет, чтобы я участвовал в расследовании.
— Еще бы.
— Обычно посторонних людей в такие дела не вовлекают.
— Ты, однако, не совсем посторонний.
— Видимо, мое знакомство с Меллери оказалось решающим.
Она наклонила голову и посмотрела на него пронизывающим взглядом.
— Он очень меня хвалил, — сказал Гурни, стараясь не выдавать, что польщен.
— Наверняка просто перечислил твои таланты.
— В сравнении с капитаном Родригесом кто угодно покажется талантливым.
Она улыбнулась его неуклюжей скромности:
— Что он предложил?
— Карт-бланш. Работать с ним лично. Придется осторожничать, чтобы никому не наступать на пятки. В общем, я сказал ему, что приму решение до завтрашнего утра.
— Какое решение?
— Собираюсь я сотрудничать или нет.
— Ты что, шутишь?
— Думаешь, это дурная затея?
— Я имею в виду — ты шутишь насчет того, что еще не принял решение?
— Тут многое на кону.
— Больше, чем ты думаешь, но ведь ясно, что ты уже решил.
Она снова погрузилась в чтение газеты.
— Что значит «больше, чем ты думаешь»? — спросил он, помолчав.
— Иногда мы делаем выбор, последствий которого не ожидаем.
— Например?
Ее грустный взгляд ответил ему, что это глупый вопрос.
После паузы он сказал:
— У меня такое чувство, будто я остался Марку что-то должен.
В ее взгляде появилась ирония.
— Что ты так смотришь?
— Ты первый раз назвал его по имени.
Глава 27
Знакомство с окружным прокурором
Здание, где с 19З5 года располагалась окружная прокуратура, раньше принадлежало сумасшедшему дому Бамблби. Он был основан в 1899-м на средства, перечисленные одноименным британским переселенцем, сэром Джорджем Бамблби в момент помешательства, как пытались потом доказать его непризнанные потомки. Мрачное здание из красного кирпича, покрытое вековой копотью, зловеще нависало над городской площадью. Оно находилось примерно в полутора километрах от полицейского управления, и дорога туда от Уолнат-Кроссинг занимала тот же час с четвертью.
Изнутри здание прокуратуры было еще менее привлекательным, чем снаружи. В шестидесятые его подвергли реконструкции и модернизации. Грязные люстры и дубовые панели заменили флюоресцентными лампами и белой штукатуркой. Гурни даже подумал, что этот резкий свет в помещениях должен отпугивать безумные призраки прошлых обитателей. Странная мысль для человека, идущего обсуждать условия контракта о найме на работу. Гурни решил сосредоточиться на том, что сказала ему на прощанье Мадлен: «Ты нужен ему больше, чем он тебе». Он размышлял над этим, пока ждал приглашения пройти через сложную систему охраны в приемном зале. После металлоискателя он проследовал по стрелкам на стенах и вскоре оказался у двери с матовым стеклом и аккуратной табличкой «Окружной прокурор».
В приемной он столкнулся взглядом с секретаршей. Гурни всегда считал, что мужчина выбирает себе помощницу по критерию компетентности, сексуальности или престижности. Было похоже, что женщина за конторкой соответствовала всем трем. Невзирая на пятый десяток, ее волосы, кожа, макияж, одежда и фигура были настолько ухоженными, что она почти светилась. Ее взгляд был одновременно оценивающим и чувственным. Небольшая табличка на ее столе сообщала, что зовут ее Эллен Ракофф.
Они не успели даже поздороваться, как дверь справа от ее стойки открылась, и в приемную вышел Шеридан Клайн. Он гостеприимно улыбнулся:
— Девять утра — и он тут как тут! Хотя чему я удивляюсь. Вы всегда держите слово и делаете ровно то, что обещали!
— Это проще, чем поступать наоборот.
— Что? Ах да, да, конечно. — Он улыбнулся еще шире, но уже не так радушно. — Чай или кофе?
— Кофе.
— И мне. Никогда не понимал, в чем смысл чая. А вы собак или кошек больше любите?
— Наверное, собак.
— Когда-нибудь обращали внимание, что собачники предпочитают кофе, а кошатники — чай?
Гурни не считал это темой, достойной размышлений. Клайн жестом пригласил его в свой кабинет, жестом же указал на современный кожаный диван, а сам уселся в кожаное кресло в том же стиле, стоявшее напротив. Их разделял низкий стеклянный столик. Улыбка сошла с его лица, и теперь он смотрел, пожалуй, даже слишком серьезно.
— Дэйв, я хочу сказать, что мы очень счастливы, что вы согласились нам помочь.
— При условии, что для меня найдется подходящая роль.
Клайн непонимающе моргнул.
— Распределение полномочий — непростая задача, — пояснил Гурни.
— Согласен как никогда. Давайте я буду до конца откровенен. Как говорится, раскрою вам карты.
Гурни подавил гримасу и вежливо улыбнулся.
— Я знаком с людьми из Нью-Йоркского управления, и они о вас крайне лестно отзывались. Вы были ведущим следователем в нескольких крупных делах, расследования держались на вас одном, но когда наступало время пожинать лавры — вы их всегда уступали кому-то другому. Поговаривают, что у вас был самый большой талант и самое маленькое эго во всем управлении.
Гурни улыбнулся не столько комплименту, который, как он понимал, был хорошо продуман, а выражению лица Клайна, который не смог скрыть удивления: как можно не желать славы?
— Мне нравится работа, но не нравится быть в центре внимания.
Клайн сощурился, словно пытаясь распробовать какое-то незнакомое блюдо.
После длительной паузы он подался вперед:
— Скажите мне сами, как вы видите свое участие в расследовании?
Это был главный вопрос. Гурни взвешивал возможные ответы всю дорогу от Уолнат-Кроссинг.
— В качестве консультанта-аналитика.
— Что это подразумевает?
— Команда бюро расследований занимается сбором, обработкой и хранением улик, допросом свидетелей, составлением рабочих версий и построением предположений касательно личности, мотивов и дальнейших возможных действий убийцы. Мне кажется, я могу помочь с последним.
— Каким образом?
— Мне всегда лучше всего удавалось собрать разрозненные факты в сложном деле и сложить их в разумной последовательности.
— Сомневаюсь, что это единственное, в чем вы отличались.
— Другим лучше удается допрос свидетелей, сбор улик…
— Например, обнаружение пули, которую никто другой не знал, где искать?
— Это была просто догадка. Обычно в каждой отдельной сфере расследования есть кто-нибудь талантливее меня. Но когда речь заходит о том, чтобы увидеть общую картину, отличить важное от неважного, — это моя работа. На деле я не всегда оказывался прав, но я был прав достаточно часто, чтобы это имело значение.
