Джон Вердон - Загадай число
— Кстати, — произнес Клайн, откидываясь в кресле, — та пуля, которую нашли в стене, оказалась не триста пятьдесят седьмого калибра. Это была просто догадка, основанная на диаметре отверстия в стене. Эксперты говорят, что это особый тридцать восьмой.
— Как странно.
— Вообще-то обычное дело. Копы до восьмидесятых сплошь и рядом ходили с такими.
— Обычный калибр, но странный выбор оружия.
— Почему?
— Убийца сделал все возможное, чтобы заглушить звук выстрела. Но если это было его главной заботой, то тридцать восьмой особый — не самый подходящий для этого револьвер. Было бы гораздо логичнее взять двадцать второй.
— Может быть, у него не было другого оружия.
— Возможно.
— У вас другая версия?
— Он же перфекционист. Он бы сделал все, чтобы у него было идеальное оружие.
Клайн посмотрел на Гурни, прищурившись.
— Вы сами себе противоречите. Сперва вы говорите, что он пытался приглушить выстрел. Затем вы говорите, что он для этого выбрал неправильное оружие. А затем — что он не мог выбрать неправильное оружие.
— Ему было важно, чтобы не было слышно выстрела. Но возможно, что-то другое было еще важнее.
— Например?
— Если это было в своем роде ритуальное убийство, то выбор оружия мог быть продиктован сценарием ритуала. Одержимость желанием совершить убийство определенным образом могла быть важнее, чем проблема со звуком выстрела. Думаю, он сделал все в соответствии со сценарием, настолько тихо, насколько это было возможно.
— Когда мне говорят про ритуальные убийства, я сразу думаю про сумасшедших. Насколько наш убийца сумасшедший, как вы думаете?
— Мне слово «сумасшедший» кажется бессмысленным, — сказал Гурни. — Джеффри Дамер был официально признан вменяемым, а он съедал своих жертв. Дэвид Беркович был также официально признан вменяемым, а он убивал людей по велению демонического пса.
— Думаете, мы имеем дело с чем-то такого масштаба?
— Не вполне. Наш убийца одержим местью и вообще одержим — то есть эмоционально нестабилен, но вряд ли до такой степени, чтобы есть части тела или слушать приказы собаки. Очевидно, что он не здоров, но в его записках ничто не указывает именно на психоз.
В дверь постучали.
Клайн нахмурился, поджал губы и как будто погрузился в мысли о том, что ему говорил Гурни — а может быть, он просто хотел показать, что его не так-то просто отвлечь стуком в дверь.
— Войдите, — сказал он наконец громким голосом.
Дверь открылась, и вошел Родригес. Ему не до конца удалось скрыть недовольство присутствием Гурни.
— Род! — воскликнул Клайн. — Хорошо, что заехал. Присаживайся.
Подчеркнуто избегая дивана, на котором сидел Гурни, Родригес сел в кресло лицом к Клайну.
Окружной прокурор улыбнулся. Гурни увидел в этом предвкушение стычки.
— Род заехал поделиться своими соображениями по нашему делу. — Клайн это сказал как судья, представляющий противников друг другу.
— С удовольствием послушаю, — спокойно сказал Гурни. Но недостаточно спокойно, чтобы Родригес не трактовал это как скрытую провокацию. Он не стал ждать отмашки и принялся излагать свои соображения.
— Все рассматривают деревья. — Начал он таким тоном, что его было бы слышно в помещении куда просторнее кабинета Клайна. — А леса за ними не видят!
— А что же такое лес? — поинтересовался Клайн.
— Лес — это благоприятная возможность для убийства. Все закопались в домыслах о мотивах и безумных подробностях способа убийства. Мы отвлекаемся от главного: у нас полный дом наркоманов и прочих преступных типов, у которых был легкий доступ к жертве.
Гурни задумался, что было причиной такой реакции капитана: он просто боялся утратить контроль над делом или тут было что-то еще?
— И как вы предлагаете поступить? — спросил Клайн.
— Я собираюсь по новой опросить всех гостей и составить на каждого досье. Уж мы покопаемся в грязном белье этих нарколыг. Помяните мое слово — убийца один из них, и мы узнаем, кто именно, это всего лишь вопрос времени.
— А вы что думаете, Дэйв? — нарочито обыденно поинтересовался Клайн, как будто пряча удовольствие от провокации.
— Дополнительные допросы и наведение справок могут быть полезны, — равнодушно ответил Гурни.
— Могут быть полезны, но не являются необходимыми?
— Этого мы не узнаем, пока не попробуем. Возможно, также полезно было бы исследовать вопрос, у кого еще был доступ к жертве, — проверить, например, окрестные гостиницы и пансионы.
— Я ставлю на то, что убийца — гость института, — сказал Родригес. — Если пловец исчезает в море с акулами, то дело не в серфере, который оказался рядом! — Он с яростью уставился на Гурни и явно принял его улыбку за вызов. — Пора спуститься на землю!
— Так что, будем проверять пансионы, Род? — спросил Клайн.
— Мы будем проверять всех!
— Отлично. Дэйв, а вы что включили бы в список приоритетов?
— Все уже и так в работе. Исследуются образцы крови, посторонние материалы, найденные вокруг тела, обнаруженная пуля. Устанавливается производитель ботинок и их доступность в магазинах. Изучается фонограмма разговора убийцы с Меллери с усилением посторонних шумов. Затребованы списки звонков с телефонов института и мобильных гостей. Анализируются почерк, чернила и бумага, на которой оставлены послания. Составляется психологический портрет убийцы на основании звонка, записок и характера убийства. Ведется сверка с базой письменных угроз ФБР. Пожалуй, это все. Капитан, я ничего не упустил?
Родригес не успел ответить — да он и не особо спешил, — как открылась дверь и в кабинет вошла секретарша.
— Прошу прощения, сэр, — произнесла она с демонстративной почтительностью. — К капитану пришла сержант Вигг.
Родригес поморщился.
— Пригласите ее, — сказал Клайн, чья тяга к конфронтациям казалась неутолимой.
Зашла сержант из бюро криминальных расследований. На ней был все тот же бесполый синий костюм, в руках — все тот же ноутбук.
— В чем дело, Вигг? — Родригес звучал скорее раздраженно, чем заинтересованно.
— Мы узнали кое-что, сэр, и я решила, что это достаточно важно, чтобы вас отвлечь.
— Ну и?..
— Это насчет ботинок.
— Каких ботинок?
— Которые нашли на дереве, сэр.
— И что с ними?
— Позволите поставить компьютер на столик? — спросила Вигг.
Родригес посмотрел на Клайна. Тот кивнул.
Спустя тридцать секунд и несколько щелчков по клавишам все увидели две фотографии одинаковых следов в снегу.
— На снимке слева — следы с места убийства. На снимке справа — следы, сделанные ботинками, снятыми с дерева.
— Значит, следы в снегу оставили ботинки, найденные на дереве. И ради этого вы пришли сюда?
Гурни не выдержал и вмешался:
— Подозреваю, что сержант пришла сообщить нам как раз обратное.
— Вы хотите сказать, что пара на дереве — не та, которая оставила следы?
— Это странно, — сказал Родригес.
— В этом деле все странно, — отозвался Клайн. — Итак, сержант?
— Ботинки той же марки, той же модели и того же размера. Обе пары совершенно новые. Однако это абсолютно точно две разные пары. Снег, особенно при такой температуре, как в ту ночь, отлично сохраняет малейшие детали отпечатков. Деталь, которая нас интересует, — вот этот крохотный дефект в этой части следа. — Она указала отточенным карандашом на практически невидимый выступ на подошве одного из ботинок на правом снимке. — Этот дефект, скорее всего возникший при производстве, виден на каждом отпечатке, сделанном этой парой, но его нет на следах вокруг сцены убийства. Единственное объяснение — что отпечатки сделаны двумя разными парами ботинок.
— Наверняка возможны и другие объяснения, — заметил Родригес.
— Например, какие, сэр?
— Я просто отмечаю, что существует вероятность, что мы что-то упускаем из виду.
Клайн прокашлялся, чтобы прочистить горло.
— Давайте предположим, что сержант Вигг права и мы имеем дело с двумя разными парами ботинок. Одна была на ногах преступника, а вторая висела на дереве в конце следа. Но что это может значить? О чем это нам говорит?
Родригес возмущенно уставился на экран ноутбука:
— Ничего такого, что было бы полезно для поимки преступника.
— А у вас есть идеи, Дэйв?
— По-моему, это говорит о том же, что и записка, оставленная на теле. Это тоже своего рода послание. «Поймайте меня, если сможете, только вы не сможете, потому что я умнее вас».
— И каким же это образом пара ботинок вам об этом говорит? — В голосе Родригеса слышалась злость.
Гурни ответил спокойно, почти сонно — сонливость была его естественной реакцией на агрессию всю жизнь, сколько он себя помнил.
