Анатолий Арамисов - Французская защита
— Три хода! Три раза! — неожиданно для Виктора заявил француз.
«Как?? Он требует зафиксировать троекратное повторение??! Его же не было!! Было только двукратное!»
Призер первенства Парижа быстро объяснил судье суть его заявления. И предъявил свой бланк для подтверждения.
Судья, прищурившись, изучал запись. Потом, пригласив соперников за отдельный стол, стал восстанавливать партию, согласно правилам ФИДЕ — международной шахматной организации.
Виктор ненавидяще посмотрел на соперника. Тот невозмутимо сидел, покачивая носком ботинка.
— Oui! — заявил судья и вынес вердикт. — Remis!
— Какая ничья?? Вы что?? — закричал Одинцов.
Вокруг столика столпился народ. Большинство со злорадными лицами наблюдали за реакцией русского.
Арбитр стал что-то быстро объяснять Виктору.
Симона перевела:
— Он говорит, что так как ты запись партии не вел, делая прочерки, он доверяет бланку соперника. Там четко записаны ходы и три из них — повторяли позицию. По правилам присуждается ничья.
— Да он же просто вписал один лишний ход! — возмутился Виктор. — Смотри, видишь?
И Одинцов ткнул пальцем в добавленную смекалистым французом лишнюю строчку в бланке.
Симона обратилась к судье:
— Простите, но я сама видела, что не было в партии вот того записанного 43-го хода…
Толстяк пожал плечами:
— Мнения зрителей по правилам не учитываются.
Одинцов откинулся на спинку стула и заскрипел зубами.
«Сволочи! Ну, какие же они сволочи! Теперь только ничья! А у меня вдрызг выигранная позиция. Опять почти, как в Торси. Да сколько можно?»
Симона тем временем продолжала:
— Пардон, но я еще наблюдала нечестную игру!
— Что значит нечестную? — засопел судья.
— Вот ему (она кивнула на ухмыляющегося француза), — во время партии подсказывали в буфете. Я видела это собственными глазами!
— Оставьте ваши домыслы, мадмуазель! — обозлился судья. И, обращаясь в Одинцову, желчно выдавил:
— Оформляйте бланки! Ничья!
Семь тысяч франков призовых. Вместо законных пятнадцати.
Виктор нервно поставил роспись и тихо сказал, обращаясь к Симоне:
— Спасибо тебе. Пойдем, прогуляемся? Закрытие будет только через час. Они вышли из огромного зала, физически ощущая на себе взгляды двух сотен людей.
— Виктор, я тебя подвезу к Жоржу? — спросила Симона, когда они остановились на стоянке возле ее машины.
— Ну что ты! — засмеялся он. — Зачем тебе такое расстояние туда и назад ехать?
— Как хочешь… — ничем не выдавая кольнувшей сердце обиды, спокойно проговорила девушка.
— Я предлагаю другое! — улыбнулся Одинцов.
— Что именно?
— Приглашаю тебя в ресторан, отметить окончание турнира и мой приз. Пусть он и не такой, как я ожидал, но все же… Согласна?
— Пчм… — Симона ласково улыбнулась, — и в какое же место ты меня приглашаешь?
— В самый старинный ресторан Парижа — Le Ргосоре. Знаешь?
— Слышала…, а ты там уже был?
— Нет, — чуть смущенно ответил Виктор, — в Москве прочел путеводитель, и мне захотелось посидеть в нем. Это у метро Одеон, тебе лучше оставить машину возле дома.
— И что интересного ты там прочел? — игриво спросила девушка.
— В этот ресторан захаживали много известных людей: Лафонтен, Вольтер, Бальзак, Бомарше, Виктор Пого… А с Наполеоном вообще был курьёзный случай.
— Какой? — заинтересовалась Симона.
— У лейтенанта Бонапарта не хватило денег, чтобы расплатиться, и он оставил там в залог свою знаменитую шляпу. В будущем знаменитую, ко-нечто. Треуголку, помнишь?
— Как интересно! Я согласна… — засмеялась девушка и щелкнула пультом сигнализации, открывая автомобиль.
У своего дома, Симона, чуть замявшись, проговорила:
— Ты подожди меня здесь, я быстро переоденусь.
— Хорошо, — и Виктор проводил взглядом ее стройную фигуру.
— Мадам? Месье? — официант услужливо склонил голову, провел пару к свободному столику.
Одинцов чувствовал себя немного скованно: с ним разговаривали по-французски, а он иногда не улавливал сути. К тому же по-прежнему камнем преткновения был для него установленный порядок поведения за ресторанным столом.
Этикет, в общем.
— Мило здесь, — Симона посмотрела по сторонам, — так называемый стиль рококо. Все под старину, а, впрочем, наверное, многие предметы в самом деле из прошлых веков.
— Что будем есть? — спросил Одинцов, разглядывая карту меню. — Такой выбор блюд!
— Давай, я закажу на свой вкус, все-таки я больше тебя в Париже живу. Не возражаешь? — улыбнулась девушка.
— Нет, естественно — облегченно выдохнул Виктор.
Симона с минуту изучала меню, потом протянула:
— Тааак. Ты, конечно, проголодался после партии, и поэтому шахматисту надо подкрепиться мясом!
И обращаясь к почтительно застывшему официанту, произнесла:
— Месье заячье фрикасе с сидром, мне десерт, и… — она вопросительно взглянула на Одинцова.
— И… бутылочку хорошего вина, для начала… — подхватил кавалер.
Они сидели за столом, отблески горевшей свечи мелькали в глазах, обращенных друг к другу.
Симона то безостановочно говорила, то вдруг замолкала минут на пять, задумчиво слушая собеседника.
Темно-карие вишни зрачков девушки искрились тем пленительным блеском, который появляется в глазах прекрасного пола после пары бокалов хорошего вина.
Молодой официант, француз, внимательно следил за своими клиентами, ненавязчиво, в самый нужный момент аккуратно подливал вино в бокалы.
В один из таких моментов Симона спросила:
— А правда ли, что согласно легенде, Бонапарт закладывал здесь свою шляпу?
Служащий ресторана, чуть наклоняясь, почтительно доложил:
— Истинная правда, мадмуазель! Скажу больше, судя по преданиям, он чаще всего сидел именно на вашем месте!
— Ого! — засмеялась Симона. — Быть может, здесь иногда витает его дух?
— Вполне вероятно, — улыбнулся официант, — а еще за этим столом 27 апреля 1784 года вечером сидел Бомарше, ожидая или провала или триумфа премьеры его «Женитьбы Фигаро».
— Вот как? — воскликнула девушка и тронула своими пальцами руку Одинцова. — Правильно ты сказал, что это историческое место…
— Кроме того, — продолжал словоохотливый француз, — здесь часто бывали Вольтер, Дантон и Марат. Память о французской революции осталась в виде надписей у туалета…
У Симоны и Виктора удивленно поднялись брови. Русские хорошо знают, что такое туалетные надписи.
— И что же там написано? — спросили они в один голос.
— Там вместо обычных «Мадам» и «Месье» обозначено «Гражданка» и «Гражданин». Веяние революции, так сказать… И потом хозяева ресторана не стали менять эти таблички, оставили для истории.
— Как интересно, спасибо Вам! — Симона с благодарностью посмотрела на официанта.
— Всегда рад! — он с достоинством наклонил голову и удалился.
Симона приподняла полный бокал красного вина и посмотрела Виктору в глаза:
— Я хочу выпить за тебя! За твои успехи — нынешние и будущие!
— Спасибо, милая… — ответил Одинцов и внутренне вздрогнул от своей смелости.
«Он назвал меня так в первый раз… как это… приятно, но непривычно и даже пугающе… неужели между нами…?» — Симона маленькими глотками пила вино, чуть опустив голову, чтобы не выдавать смущения…
Они посидели еще с час, когда девушка капризно воскликнула:
— А я потанцевать хочу!
Виктор беспомощно покрутил головой:
— Ну, я же не знал, что здесь не танцуют… Тогда давай, пойдем, поищем такое место.
— Не надо искать! Я знаю рядом замечательную дискотеку в погребке! Хочешь?
— Конечно!
Виктор подозвал официанта, расплатился по счету и они вышли к площади Одеон.
— Красиво здесь как! — Виктор оглянулся по сторонам. — Что за собор вон там?
— Давай, подойдем ближе, теперь я буду у тебя как экскурсовод, — Симона взяла мужчину под руку и увлекла за собой, — мы находимся в Латинском квартале Парижа. Здесь много исторических мест, вон там, справа идет рю Бонапарт, на ней жил художник Монэ и писал виды этой улочки.
Они медленно шли по осенней листве, с каждой минутой ощущая, что сегодняшний вечер сближает их как-то по-новому, необычно, волнующе…
— А вот и знаменитый собор Сен-Сюльпис, святого Сюльпиция, один из старейших, — продолжала Симона, — там внутри фрески Делакруа, но лучше идти туда днем.
Она провела Виктора мимо массивных дверей собора и ступила на тротуар узкой, короткой улицы:
— А вот здесь, по роману Александра Дюма, жили герои «Трех мушкетеров». На этой улочке, видишь — девушка показала на синюю табличку, прибитую к стене дома, — под названием rue Ferou жил Атос, там дальше, на rue Servandoni — Д’Артаньян, и на rue Cassette — Арамис.
