Тодд Лерой - Жаклин Врана
– Иногда ты чересчур откровенна, а иногда невыносимо закрыта. Я узнаю с кем и в какой позе ты спала прошлой ночью, но не имею понятия, кем были твои родители.
– Зачем тебе это знать?
– Если ты не будешь раскрывать этих вещей, то на чем строить диалог? Мы же не можем найти общих точек соприкосновений. Давай сделаем так. Я обменяю факт своей биографии на твой, договорились? Я родился в Германии, в Берлине, на севере. Мой отец Американец…
– Мы ведь не убийство твое раскрываем. Пока что ты жив и факты мне ни к чему.
– Хорошо, – успокоился и выдохнул он. – Скажи честно. Я просто проверяю. Ты ведь не раз лежала в психологических учреждениях, здесь и в других странах?
– Ты употребил слово «ведь», а оно предполагает заведомо положительный ответ.
– Хорошо, тогда утверждение. Ты лежала в клиниках. Я это знаю. Все это знают. Каким-то образом это просочилось в общественные круги, как бы ни старались Отто или Уве. Какие диагнозы тебе там ставили?
– Разные, но зачем тебе это знать? – отодвинулась Жаклин.
– Может быть, это как-то поможет отнести тебя к определенному классу людей.
– Не надо меня никуда относить, я не люблю общественные собрания. Социопатию, обсессивно-компульсивное расстройство, шизофрению, аутизм, всевозможные синдромы.
– Например?
– Всего и не вспомнишь, – потерла лоб Жаклин.
– Синдром Аспергера в этом списке был?
– Мне много чего ставили, но Отто всегда говорил, что верить во всю эту чушь не стоит.
– Это верно. В случае с шизофренией они немного переусердствовали.
– Ее мне поставили еще в шестнадцать. Этих специалистов смутило то, что я предпочитаю одиночество большим скоплениям народа.
– Да, это, конечно, все решает, – усмехнулся Лок, дергая головой. – В таком случае дерьмо они, а не специалисты.
Жаклин почти улыбнулась.
– Кажется, это тот самый дом, – кивнул на стеклянный особняк юноша и принялся искать место для парковки.
Дом был окружен полицейской лентой, а место преступления огорожено железными опорами. Лок показал удостоверение караулящему патрулю и провел девушку внутрь. Жаклин интересовала комната покойника, особенно личные вещи. Она поднялась на второй этаж, оставляя Лока на страже внизу, осмотрела ванную и спальню. Полки, шкафчики, прикроватные столики ломились от многообразия таблеток. Некоторые из них Жаклин узнавала. Сердечные препараты она принимала и сама десятилетием назад. Стол в кабинете бурлил выписками из клиник и санаторием. Видимо, последние годы жизни владелец особняка посвятил исключительно лечению. Все проекты были оставлены и свернуты. Бесконечные счета и путевки строили на столе целые горы, корзины забиты купонами, вырезками о курортах.
Жаклин вытрясла мусорное ведро, опустилась на пол и принялась рыться в бумагах. Среди них заключения врачей, обследований и операций. Одна из последних действительно серьезная: пересадка чужого сердца. Об этом Питер не упоминал. Выписку Жаклин разгладила и аккуратно сложила. Она вспомнила о том, что сердце после убийства у старика изъяли, но, как оказалось, орган этот принадлежал вовсе не ему. Потоптавшись в кабинете еще десять минут и не заметив ничего более – менее примечательного, Жаклин покинула второй этаж и вернулась к напарнику.
– Это клиника, в которой лечили меня? – показала выписку в машине она.
– Да, Питера мы тоже, кстати, забирали оттуда, если не забыла, – запустил двигатель юноша. – Не против, если я все-таки включу радио? Ехать придется на другой конец города, и если учитывать, какой интересный и содержательный диалог с тобой можно завязать…
Жаклин молчала, и Лок понял, что разговор окончен.
Сестра на входе осталась прежняя. Она поинтересовалась, не забыла ли чего девушка.
– Жаклин Врана, полиция, – показала удостоверение свободной рукой та.
– Я знаю, – вежливо и растерянно улыбнулась сестра. – Так вы что-то забыли?
– Питер Стетфорд у вас в больных числился?
– Минуту, – обратилась к монитору она. – Да, это наш пациент.
– Что ж, теперь не будет. В последний раз ему делали операцию на сердце, верно? Есть информация о том, чье именно сердце ему пересадили?
– Об этом вы можете поговорить с хирургом, который проводил операцию. Яспер Канин. Сейчас он занят. Освободится через тридцать минут.
– И мы должны ждать?
– Да, сожалею, но вам придется ждать, – неловко улыбнулась она.
– Чем он так занят?
– Операцией по удалению опухоли.
– И это не может подождать? – удивилась Жаклин. – У нас к нему серьезный разговор.
– Но он… Ведь он проводит операцию на живом человеке. Отвлекать врача во время работы запрещено, – испугалась девушка.
– Значит, полчаса, – протянула Жаклин.
– Сожалею, но таковы правила, – расслабилась та. – Можете подойти к его кабинету на втором этаже. В самом дальнем углу, сто пятьдесят седьмой. Яспер Канин.
– С памятью у меня все в порядке, – бросила следователь и направилась к лифту.
– Простите, – отчитался за нее перед сестрой Лок. – Мы можем пойти пешком. Не обязательно подниматься по лифту на один этаж. Тем более времени у нас еще немало.
– Двадцать девять минут.
– Да, двадцать восемь и тридцать секунд, – усмехнулся ее педантичности Лок.
– Правда? – обернулась она.
– Правда, – был вынужден признать шутку за правду тот. – Поднимемся на лифте.
Кабинет Яспера Канина оказался незапертым, и Жаклин не видела ничего предосудительного в том, чтобы зайти внутрь и внимательно его изучить. Лок часто оглядывался. Он боялся быть пойманным. Поведение коллеги выходило за рамки компетенции. Она хлопала чужими шкафчиками, разблокировала и распотрошила компьютер. Юноше осталось только наблюдать и периодически выглядывать за дверь.
Доктор вошел в свой кабинет, чувствуя себя гостем. Мужчина средних лет, лысый и подтянутый, он вел здоровый образ жизни, а поэтому выглядел великолепно.
– Простите? – застыл в дверях он, смотря на то, как роется в его бумагах девушка.
– Жаклин Врана, полиция, – бросила она, не подымая глаз.
– И значит вам положено все, что душе вздумается? – улыбнулся он.
Она задумалась и кивнула.
– Пожалуй, что да.
– В таком случае, я сяду на кушетку с вашего позволения.
Он опустил бумаги на стол, налил кипятка из чайника и опустился на диван рядом с окном.
– Вы хорошо выглядите. Видимо, не курите?
– Не курю. И бегаю по утрам. К тому же я люблю, когда все подчиняется определенному распорядку. Я работаю трое суток и возвращаюсь домой. Так в моем распоряжении оказывается три выходных, которые я в свою очередь опять же планирую и выстраиваю.
– Вы не женаты?
– Женат, и у меня двое детей.
– Тогда зачем вам выглядеть хорошо? Она тоже бегает?
– Нет, ей хватит быть матерью моих детей. Вы меня в чем-то подозреваете? – нахмурился он.
– Меня вообще не интересует ваша персона. Единственный, кто меня беспокоит, так это человек, в которого стреляли прошлым вечером. Его имя Питер Стетфорд. Вы делали ему операцию на сердце чуть более четырех месяцев назад. Припоминаете такое?
– В этом году операций на сердце прошло четыре, – потер подбородок он. – Три из них мужчинам. Среди мужчин это более частое явление. Наверное, их недолюбливают. Питер Стетфорд… Какого рода эта операция?
– По пересадке сердца.
– Да, кажется, вспомнил, – закивал мужчина. – Пациента и эту истеричную особу, его жену. Она постоянно что-то кричала и пыталась нас в чем-то обвинить.
– Помните донора?
– Молодой человек. Лет двадцати пяти. Если хотите, могу посмотреть его имя. Все данные сохранены.
– Он умер?
– Ну разумеется, он же донор, – подошел к столу и нагнулся к монитору мужчина. – Позвольте, – взял из ее рук мышь он. – Его привезли уже в тяжелом состоянии. Кажется, с ним что-то случилось. В любом случае он был уже не жилец. Его родственница дала добро на пересадку. Мы получили ее письменное согласие. Оно тоже сохранилось. А вот и наш донор. Зовут его Вигго Скол. Двадцать шесть лет. Подождите минуту, поищу письмо его тетки. Это единственная родственница, до которой нам удалось достучаться.
Доктор вынул бумагу из ящика и протянул следователю. Адрес был ей знаком. Этот дом для престарелых она посещала не так давно. Разрешение, сухое и лаконичное, подписанное дрожащей рукой старухи.
«Я, Инга Ясперсон, родственница Вигго Скола, даю разрешение на отключение моего племянника от системы жизнеобеспечения, а также на пересадку его сердца пациенту Питеру Стетфорду.»
– Инга Ясперсон, – протянула девушка. – Миссис Ясперсон.
– Та старуха, которую придушили в доме престарелых? – уточнил аспирант.
– Кем она приходилась Вигго?
– Воспитательницей, – ответил доктор. – Насколько я понял. Она заботилась о нем в детстве. Родителей у мальчика не было. Родственные связи у них довольно далекие, судя по фамилиям… У нас имеется адрес дома, в котором она живет.
