Анатолий Арамисов - Французская защита
— Тебя как зовут? — спросил он девушку.
— Миана, — прошелестело в ответ.
— Ты знаешь, Миана, — Одинцов приобнял девушку за талию, — у меня в таком случае возникнет резкий финансовый кризис! Понимаешь?
— Понимаю — улыбнулась красотка.
— А ты русского мужчину когда-нибудь знавала? — полученные в трехмесячном тюремном заключении знания французского хватало, чтобы по-простому изъясняться с жителями этой страны.
— Non — покачала головой японка.
— И такой шанс ты можешь упустить! А?
«Боже! Неужели это я? Что за чушь несу сегодня… Как с цепи сорвался!»
— И что ты предлагаешь? — раскосые глаза собеседницы немного расширились.
— Тысяча франков и я тебя буду любить очень ласково, нежно и сильно…
— Non, — покачала головой девушка, — это очень мало…
— Ну, сколько минимум?
Высокий, спортивного сложения блондин нравился начинающей проститутке. Она еще раз оценивающе взглянула на Одинцова.
— Полторы тысячи…
«Сто франков останется… ну, еще на счете есть семьсот… на неделю до следующего матча должно хватить».
— А! Согласен! Подожди меня, сейчас друга предупрежу!
И Одинцов быстрым шагом преодолел пятидесятиметровое расстояние до Вадима.
Тот вовсю разговаривал по-английски с зеленоглазой блондинкой.
— Я убываю на ночь, — заявил Виктор, чуть отдышавшись.
— К друзьям?
— Нет, в Японию! — пошутил Одинцов.
— Как? — ошарашено выставился Вадим.
— Да я пошутил, с девочкой уже договорился…
— Серьёзно? Ну, ты молоток!
— Пошел, до встречи!
— Погоди! Вот моя визитка, сзади номер телефона в гостинице! Звони, земляк, если что!
— Хорошо, пока!
— Прошу! — Миана жестом указала на припаркованную неподалеку «Тойоту» черного цвета.
Одинцов сел на пассажирское сиденье, девушка завела двигатель и машина помчалась по ночному Парижу
…Виктор потянулся и открыл глаза. Сладкая истома нежными импульсами пронизывала его тело.
Темно-коричневые балки перехлестывали крест-накрест потолок мансарды, из окна, врезанного в крышу, падал солнечный свет.
Девушка, лежащая рядом, чуть пошевелилась.
Одинцов повернул голову.
Японка спала, прижав длинные черные ресницы к белой щеке. Левая грудь ее была обнажена, слегка выпуклый сосок чуть заметно двигался вверх-вниз вместе с амплитудой ровного дыхания. Роскошные волосы были разбросаны по подушке.
Виктор вспоминал прошедшую бурную ночь и улыбался.
Миана оказалась полной противоположностью блондинке с холодными глазами.
Единственное, что не позволила она Виктору — снять презерватив. Когда разгоряченный пленительным телом девушки русский призывал её отбросить все запреты и сомнения.
Девушка испытала ощущения, похожие на те, что «чувствует» неодушевленная плотина, долго сдерживавшая огромную массу рвущейся на свободу воды.
Она была буквально истерзана этим симпатичным русским, и, как ни странно, Миане это ужасно понравилось.
Японка несколько раз испытала самый настоящий оргазм, и ей не надо было притворяться с клиентом, изображая страсть, как учили ее более опытные подружки.
Виктор лежал неподвижно, словно боясь разбудить девушку. Но постепенно мелькавшие в его сознании кадры прошедшей ночи начинали будоражить его воображение. Поток солнечных лучей, играя многочисленными микроскопическими пылинками, медленно и неотвратимо приближался к большой белой подушке, на которой лежала голова Мианы. Наконец, он не выдержал.
Пальцы Виктора осторожно скользнули под одеяло. Их кончики слегка коснулись бедра девушки, потом поднялись вверх и тихонько поползли вовнутрь.
Длинные ресницы дрогнули…
Средний палец мужчины, нежно лаская плоть, постепенно углублялся в тело. Миана, словно помимо своей воли, чуть выгнулась вверх. Она, не открывая ресниц, сделала пленительное движение губами, как будто что-то хотела сказать и тут же, словно спохватившись, решила промолчать. Палец Виктора все настойчивее и глубже проникал внутрь… Он сразу повлажнел и теперь легко скользил там, умело задевая при этом самую чувствительную точку женского тела.
Дыхание японки стало прерывистым, сосочки небольшой груди поднимались и опускались с большей амплитудой и совсем не равномерно… Виктор приподнялся на свободном локте и, нагнувшись вперед, по очереди поцеловал их. Девушка ладонью погладила волосы на затылке мужчины и ласково, но требовательно твердо прижала его губы к своему телу.
Одинцов почувствовал, что изнемогает от желания, и, резко поцеловав японку в губы, рывком переместил свое тело на неё…
— Non? Non! — запротестовала она. — Non!!
Еще секунда, и Виктор своей плотью оказался бы внутри нее, как девушка, изогнувшись, изо всех сил рывком отбросила партнера от себя. Одинцов, взмахнув руками, не удержался, и с грохотом свалился на пол. Он изумленно уставился на проститутку:
— Ты обалдела, да??
Миана, вначале испугавшись, спустя несколько секунд пришла в себя, и, увидев недоуменно-обиженное лицо русского, прыснула в ладошку.
— Non! Non! Секс должен быть защищен! — проговорила она с акцентом. Одинцов потер ушибленное место:
— Что за страна?! Везде защита! Эта французская защита! Хорошо, что упал на задницу, а не на другое место…
Потом рассмеялся, и, увидев, что японка тоже веселится, скомандовал:
— С защитой, так с защитой! Давай ее, доставай! Форверст![39]
Маленькие пылинки солнечных лучей испуганно взметнулись в разные стороны, и громкие стоны девушки еще не раз нарушали благолепную тишину мансарды парижского дома…
…Виктор сделал очередной ход и с удовлетворением записал его на своем бланке. Соперник из команды «Каисса», худощавый американец с длинными патлами русых волос, нервно ерзал на стуле. Одинцов в классическом, излюбленном стиле переиграл противника и вскоре должен был пожать плоды своих усилий.
Команда выигрывала.
Сияющий Жорж часто брал под локоть Евгеньича и, таинственно пригибаясь, уводил старичка подальше от места сражения. Объясняя на ходу нюансы происходящего на досках.
Внезапно Виктор надолго задумался.
Он рассеянно смотрел на доску, а мысли были почему-то далеко от резных деревянных фигурок. Он почувствовал знакомую тоску по родным: Наташе, матери.
«Как они там? Надо позвонить еще раз домой, поговорить…»
Потом вспомнилась Симона. Карие глаза, каштановые волосы, ее губы. На образ девушки наслаивались другие: Миана, зеленоглазая блондинка, Вадим…
Он позвонил новому знакомому через день. Вадим, чертыхаясь, повторил точь-в-точь всё испытанное Виктором в той тесной комнатке с черными простынями. На вопрос менеджера о его приключениях, скромно поведал, что ночь прошла хорошо.
Мысли о близости с японкой снова полностью поглотили его. Он стал вспоминать самые мельчайшие подробности встречи, в маленькой записной книжке был начиркан небрежным почерком номер её сотового, и Одинцов все чаще подумывал о новом свидании.
«Что это он так долго не ходит?» — одновременно с этим недоумением он ощутил быстрый толчок в спину.
Виктор встрепенулся и с ужасом увидел, как флажок на его часах угрожающе повис.
— «Ё…прст! Да он же давно сделал ход, а я, идиот, не заметил!»
Евгеньич, «просекший» ситуацию пять минут назад, не выдержал, и, подойдя вплотную к спинке одинцовского стула, ткнул пальцем задумчивого лидера…
— Бац! Бац!
Американец отвечал мгновенно.
Перестрелка продолжалась подряд ходов десять. Когда дым сражения рассеялся, и Одинцов понял, что успел сделать контрольный ход, все увидели, — от позиции его противника остались одни руины.
Патлатый взглянул на часы, потом на бланк, и медленно протянул руку Виктору, поздравляя с победой.
— Все отлично! — воскликнул сияющий Жорж, вручая Одинцову гонорар за выигранную партию. — Теперь у тебя две недели свободны! Можешь полететь в Москву, или остаться здесь. Кстати, завтра в Clichy начинается большой открытый турнир. Ты знаешь об этом?
— Нет — удивился Виктор, — а где это?
— Недалеко от нашего шахматного клуба в Levallois-Perret, ты раз был там. Посмотри журнал, вот адрес, условия участия, призы…
— Спасибо! Я, скорее всего — не полечу в Москву, а сыграю в этом Клиши.
— Давай, давай, я вижу — сейчас ты в неплохой форме.
— Да нет, Жорж, — усмехнулся Одинцов, — сейчас я как раз растренирован. Поэтому мне нужна игровая практика.
…Виктор вошел в огромный турнирный зал, находящийся в красивом здании на бульваре Jean Jaurès и остановился. Под высоким потолком висели флаги примерно тридцати стран мира. До начала соревнования оставалось минут сорок, но уже примерно сотни полторы игроков «тусовались» между ровными рядами шахматных столиков.
