Монс Каллентофт - Летний ангел
— Эти аппараты ты тоже там купила? — спрашивает Зак. — Они так гудят — явно произведены в странах третьего мира.
Карин игнорирует колкость Зака и переходит к служебным делам, ради которых они приехали.
— Тереса Эккевед подверглась пенетрации, то есть сексуальному насилию. Я не обнаружила спермы, зато нашла такие же остатки краски, как в теле Юсефин Давидссон. С большой вероятностью могу сказать, что мы имеем дело с одним и тем же преступником.
— Помогать бедным — дело хорошее, не так ли? — не смог удержаться Зак.
По его глазам Малин видит, что он сожалеет о сказанном и чувствует себя дураком, но Карин даже ухом не ведет, будто не слышала.
— Вторая жертва тоже тщательно отмыта, — продолжает Карин, — но если ее скоблили щеткой, то это сделано с большой осторожностью. На коже я обнаружила следы хлорки. Как и у Юсефин Давидссон. Раны промыты спиртом или той же хлоркой, кроме того, преступник обработал их края тонким острым предметом, возможно скальпелем, но точно сказать не берусь.
— Как у Юсефин Давидссон? — спрашивает Зак.
— Нет, там они просто промыты. А у этих подровняли края.
— Подровняли?
— Да. Раны на голове и теле не смертельные. Девушку задушили. Земля под ногтями идентична земле возле пляжа — это говорит о том, что ее убили прямо там.
— То есть тело не перевозили?
— По всей видимости, нет.
— Значит, она сама пошла туда с этим человеком? — уточняет Малин.
— Этого я не могу знать.
— Ее мать упомянула, что она иногда ездила туда на велосипеде, — задумчиво произносит Зак. — Возможно, Тереса просто поехала искупаться вечерком?
— Как долго она пролежала в земле? — спрашивает Малин.
— Думаю, около недели. Может быть, на пару дней больше, точнее нельзя определить.
«Тереса, что ты там делала? — думает Малин. — Поздним вечером, одна?»
Зло сорвалось с привязи.
Боже, храни нас!
Боже, храни всех девушек, которые остались этим летом в Линчёпинге!
— Тебе удалось выяснить, откуда эти частицы краски?
Зак выражается четко и ясно — отложил в сторону шпильки против Карин, спрятал раздражение где-то в глубине души.
— Понятия не имею. Но это один и тот же предмет, вне всяких сомнений. Определить производителя краски не удалось. Видимо, он не очень известен на шведском рынке. Но преступник в обоих случаях один, будьте уверены.
— Технический отдел проверяет разные виды вибраторов.
— Хорошо, — кивает Карин. — Но их море. Так мне кажется.
— Что-нибудь еще?
— Никаких остатков спермы, ни волос, ни кожи, ни ткани! — Карин не скрывает разочарования.
Ее злит, что она не может им больше ничего дать — ничего конкретного, что могло бы навести на след, за что можно зацепиться мыслью в погоне за тем загадочным злом, которое бродит по городу.
— Дьявол! — сердится Малин.
— Вы возьмете его, — говорит Карин.
— Если это вообще «он», — отвечает Малин.
На парковке перед управлением полиции и зданием криминалистической лаборатории, где находится кабинет Карин, отчетливо заметен дым от пожаров. Теперь горят леса к северу от Юнгсбру, огонь распространяется — экстренные выпуски «Эстнютт» и четвертого канала рассказывают о продвижении огня.
Может быть, это поджоги?
Но кто мог это сделать?
Почему леса загораются во многих местах одновременно?
Зак садится на водительское место.
Остановившись у двери машины, Малин слышит, как он проклинает жару, сама на минутку закрывает глаза, стараясь мысленно проследить запах дыма, стелющийся над городом. Видит внутренним взором, как зной припечатывает к асфальту немногочисленных людей, они крошечные, как черные точки. Мысленно она проплывает дальше над равнинами, выжженными полями и голубеющим Роксеном, видит огонь, пожирающий лес, прорывающийся сквозь чащу, перекидывающийся с одной кроны на другую в неудержимом танце, который уничтожает все на своем пути — но и создает возможности для новой жизни.
Янне, который хотел бы быть дома, рядом с другими пожарными, который только и мечтает о том, чтобы натянуть свою защитную форму и кинуться в кипящую задымленную тьму, чтобы спасти то, что еще можно спасти.
— Малин, ты весь день так будешь стоять?
«Сажа, — думает Малин. — Грязь. Сколько времени пожарные отмывают свои лица после такого дня?»
— Малин!
Она выходит из задумчивости, садится в горячую и душную машину.
Я мертва.
Бороться бесполезно.
Полиэтилен, несмотря на сплошную черноту, похож на пленку для хранения продуктов, он больше не может удержать меня здесь, да и изначально не мог, но в нем я почему-то чувствовала себя защищенной. Я ощутила свою свободу, когда вдруг оказалась у вас, мама и папа, увидела ваше отчаяние, когда хотела рассказать вам, что я все же существую, несмотря ни на что, и у меня в каком-то смысле все в порядке, хотя мне по-прежнему страшно и грустно оттого, что моя жизнь оказалась такой короткой.
Но что такое время?
Мне легко говорить.
Мама и папа.
Я знаю, что для вас время потечет медленно. Ничто так не замедляет время, как боль.
А ваша боль никогда не пройдет.
С годами она изменит цвет, оставит след на ваших лицах, по ней мир будет судить о вас.
Вы будете скорбеть, мама и папа, и в этом есть утешение. Потому что если вы скорбите обо мне, то вы — это немножко я, а если вы — это я, то мы вместе. Правда?
Папа, я хочу утешить тебя.
Когда мне станет хорошо, я сообщу вам.
Только один человек может погасить мою тревогу, и она знает об этом.
Я взлетаю к небу.
Зной, мучающий всех вас, мне не страшен. От жары здесь не остается и следа.
Я парю над машиной, заглядываю в лицо Малин Форс. С каждым днем ее синие глаза становятся все более усталыми, хотя она не подозревает об этом, но и все больше светятся уверенностью.
Только скорбь остается неизменной.
И страх, который она без устали пытается прогнать.
Они направляются к прокурору, одному из тех, кому выпало работать летом, — он не в восторге от необходимости явиться в офис в воскресенье вечером. Тот же прокурор чуть раньше отказался от предложения Свена Шёмана взять на себя ответственность за предварительное следствие — сказал, что они могут продолжать работать сами, пока не придут к чему-нибудь.
Малин переговорила со Свеном по телефону, он одобрил их желание еще поработать с Луисой Свенссон: «Проведите обыск, только не ездите туда одни — кто знает, что она может выкинуть, если вы и впрямь на пути к разгадке».
Свен сказал также, что они наконец-то — «чертовски поздно из-за этих треклятых отпусков» — получили выписку о звонках с мобильного телефона Тересы Эккевед. Выяснилось, что она часто звонила Натали Фальк, иногда Петеру Шёльду, а еще родителям — и больше никому. «Похоже, она была очень одинока», — сказал Свен. Технический отдел пока не получил ответа ни от Yahoo, ни от Facebook, занят тем, что бьется над идентификацией вибратора. Быстрый поиск в Интернете выдал ссылки на девятьсот производителей.
Малин думает о Юсефин Давидссон. Об идее насчет гипноза, которую пока не применяли на практике. Надо взяться за это дело.
Прокурор — недавно назначенный молодой человек по имени Турбен Эклунд.
Малин смотрит в окно машины, но вместо города видит свое лицо, свои глаза, их взгляд и задумывается, что меняется в этом взгляде с годами. Вдруг ей становится страшно, холодок пробегает по жилам и капиллярам, ледяной и острый нездешний холодок. «Это не мое лицо в окне, — думает она, — это лицо Тересы Эккевед». И Малин знает, чего та хочет, о чем взывает ее белая безжизненная кожа, прозрачные бесцветные глаза.
Губы шевелятся.
Что произошло?
Кто?
Что, почему?
Только ты, Малин, можешь помочь мне обрести покой.
Образ тут же исчезает, опять появляется хорошо знакомое собственное лицо Малин. Черты, которые она привыкла воспринимать как данность.
Юсефин Давидссон натягивает на себя тонкую белую простыню, не желает смотреть на свои повязки и думать о ранах, но знает, что они там есть, хочет она того или нет.
Ощущает химический запах больничной палаты, боль, о происхождении которой не помнит. Но она понимает, что эти воспоминания, погребенные где-то в глубине души, очень важны.
Она могла уехать домой еще в пятницу, но предпочла остаться на выходные, и ей разрешили. Врач поняла ее, когда она сказала, что ей так нравится покой.
Она смотрела телевизор в холле, читала на сайтах «Корреспондентен» и других газет про убитую девушку, которую нашли возле пляжа в Стюрефорсе.
