Джон Трейс - Заговор по-венециански
Гондолы раскачиваются, подобно гигантским яслям, на залитых лунным светом водах канала. По всей Венеции грузятся в лодки музыканты и плывут, наигрывая классические мотивы, приманивая к кромке воды косяки романтически настроенных туристов.
Тина видит их из окна номера и понимает, что ее спутник не в том настроении, чтобы присоединиться к гуляющим.
Вскоре после завтрака она покинула номер, а Том забыл ключ, который она ему оставила. Забыл номер сотового, который она записала на бумажке и вложила ему в Руку.
Кажется, Том забыл абсолютно обо всем, кроме мертвой девушки в морге.
Тина специально запланировала для Тома сюрприз, желая поднять ему настроение после посещения морга. Однако, вернувшись, Том сразу уселся за письменный стол в дальнем конце номера, да так и не встал из-за него до сих пор. Не самое лучшее время устраивать ему сюрприз. Лучше просто не беспокоить.
Включив телевизор и предоставив Тому спокойно писать что-то на почтовой бумаге, Тина хмурится и смотрит новости по каналу Си-эн-эн. Экономическая политика Обамы вызвала недовольства.
— Черт бы задрал этих республиканцев и демократов. Перестали бы грызться, объединились и вытащили нас из болота.
Том — надо же! — хмыкает.
— Эй, забыла сказать: я хотела сходить на концерт Вивальди. Либо завтра, либо послезавтра. Составишь мне компанию? Или это не в твоем вкусе?
Том отрывается от письма.
— Конечно, я схожу с тобой. Мне, правда, больше «Никльбэк» нравится. Но я с удовольствием и Вивальди послушаю. Надо же расширять кругозор.
Приглушив звук телевизора, Тина подходит к Тому и кладет перед ним на стол проспект.
— На ресепшне дали. У консьержа в Сан-Бассо работает друг, который может достать билеты на хорошие места. Играть будет камерный оркестр Сан-Марко, они, говорят, лучшие.
Том пробегает взглядом по проспекту. В нем рассказывается, как Вивальди вначале работал преподавателем игры на скрипке, затем написал более шестидесяти произведений и в конце концов стал директором театра «Сант-Анжело».
Отложив проспект, Том говорит:
— Я из его вещей знаю только «Времена года». Да и то всегда считал, что это сеть отелей такая.
— Пришло время образовываться, — смеется Тина. — Что ты пишешь?
— Так, размышления. В морге один коп сказал кое-что, и вот его слова вертятся в голове.
Встав у Тома за спиной, Тина принимается массировать ему плечи.
— Может, стоило смотаться в Париж или Лондон?
— И не говори.
— Ну так что же там вертится в этой милой голове?
Том выводит на бумаге пять букв: К-У-Л-Ь-Т и подчеркивает их.
— Думаю, — говорит он, — мы имеем дело с сектой. Она частично сатанинская, частично относится к зверским дохристианским традициям.
— Культ старый или новый?
Том смотрит на Тину.
— Хороший вопрос. Именно это и предстоит выяснить карабинерам. — Он обнимает ее за талию и притягивает к себе на колени. — Слушай, я сегодня компания неважная, так что прости. С головой ушел в дело.
Тина целует Тома.
— Знаю и понимаю. Хорошо, что ты такой отзывчивый. — Она встает и тянет его за руку. — Ну-ка, хватит грустить. Оторви зад от стула, и я тебе кое-что покажу.
Она тянет его мимо телевизора, комода и заправленной кровати (которую не терпится снова расправить).
— Закрой глаза.
Том чувствует себя очень глупо.
— И руками прикрой. Не подглядывай.
Ростом Тина недостаточно высока, чтобы проверить, подглядывает Том или нет. Приходится встать на цыпочки. Тина снова берет Тома за руку и отводит влево.
— Вот. Теперь можно смотреть.
Том послушно открывает глаза.
Взгляд упирается в раскрытый гардероб, где висит великое множество блузок, юбок, брюк и где стоят туфли. Просто невероятное количество туфель!
— Смотри налево, дурачок! — Тина обеими руками берет Тома за плечи и разворачивает в нужную сторону.
Ага… Еще одежда. Мужская. Новая одежда для него, Тома. Для него одного.
— Сутану я тебе, конечно, не купила, — шутит Тина и тут же понимает, что сморозила глупость. — Думаю, если твой чемодан и отыщется, то уже не пригодится.
От такой щедрости Том словно язык проглатывает. Он проводит рукой по висящим на плечиках двум парам летних брюк, трем хлопковым рубашкам, двум джемперам из овечьей шерсти и черному шерстяному пиджаку в серебряную полосочку (фасон такой, что надевать можно и по официальным случаям, и каждый день).
Том оборачивается, желая отблагодарить Тину и сказать даже, что никто не покупал ему одежду с тех пор, как умерла мать, но… Тины за спиной нет.
Она уже у кровати, большими пальцами держит за шлевки пару джинсов «Кельвин Кляйн».
— Иди сюда. Проверим, не усохла ли от грусти твоя аппетитная попка.
Capitolo XXIV
Атманта
Наступил момент, которого так боялся Тевкр.
Сейчас снимут повязки.
И он узнает, вернулось ли зрение.
В хижине у лекаря собрались Тетия и родители. Их лица напряжены.
Рядом с ложем Тевкра, на маленьком деревянном табурете сидит посланник Песны, Ларс.
— Магистрат прислал меня сказать, что храм закончен. Мой господин перевел рабов из шахт на строительство, и, пока солнце и луна сменяли друг друга, они работали не покладая рук, дабы управиться вовремя. Залы поклонения сверкают как золото и ждут твоего благословения.
Сомнительно, чтобы Песна переправил на строительство храма нужное число рабов. Скорее всего, крепость постройки оставляет желать лучшего.
— Боги будут довольны, — с едкостью в голосе подмечает Тевкр.
Ларс хватает его за руку.
— Не шути со мной, нетсвис. Видел бы ты, кто перед тобой, тогда не вздумал бы дерзить.
Венси уже хочет вмешаться, но Тевкр, предвидя шаг отца, просит:
— Отец, не надо. Мне ничто не угрожает. — Кладет руку на клешню Ларса. — Незнакомец, мне не нужны глаза, чтобы видеть, каков ты из себя. Ты принуждаешь людей к делу силой, пытаешь непокорных. Тебя переполняют в равной мере гордыня и обида. Если не хочешь проклятия богов на свою голову, отпусти меня.
Ларс разжимает пальцы, но боль в руке еще держится. Подходит Латурза.
— Ложись, прошу тебя, — говорит он и направляет Тевкра руками. — Тетия, закрой окно. Зрачков не должен касаться яркий свет.
Прикрыв грубые, искривившиеся от времени ставни, Тетия запирает их на щеколду, потому что иначе они открываются сами собой. Слышно, как Латурза зажигает свечу и ставит ее рядом с ложем.
— Тевкр, — просит он, — не открывай глаза, пока не скажу.
Тетия протискивается ближе к супругу и берет его за руку. Тевкр в ответ стискивает ее пальцы, когда лекарь начинает снимать повязку. Ткань прилипла к потной коже и оставляет следы-морщинки на розовых веках. Латурза омывает их смоченной в воде овечьей шерстью и, промокая Тевкру лицо, молится:
— Заклинаю Туран, великую богиню любви, здоровья и плодородия, благословить Тевкра в сей час нужды. Заклинаю всех великих богов — известных и досель не названных — явить милость и любовь, вернуть Тевкру зрение.
Он целует себе кончики пальцев, которыми затем прикасается к векам жреца.
— Можешь поднять веки.
Впрочем, Тевкр не торопится открывать глаза.
— Благодарю тебя, Латурза, — говорит он. — Прежде чем я испытаю свои глаза, мне надо кое-что сказать. И пусть все присутствующие станут свидетелями моих слов. Говорить буду не как человек, но как нетсвис. Во тьме мне открылось гораздо больше, чем за все годы, проведенные при свете.
Венси кладет руку ему на плечо.
— Сын, побереги себя.
— Этрурия в опасности. Она с каждым часом богатеет, но грядет великая потеря, которую не в силах предотвратить даже боги.
Венси наклоняется и шепчет сыну на ухо:
— Довольно, Тевкр. Такие вещи не стоит говорить в присутствии незнакомцев.
Тевкр поднимает руку, призывая отца к молчанию.
— Я узрел демона, который алчет Атманты. Это божество обладает такой силой, что Аита и его духи бегут от него прочь, аки напуганные дети.
— Довольно! — Венси оборачивается к Ларсу. — Мой сын еще не оправился. Травы целителя одурманили его.
— Мой разум чист, отец, — возражает Тевкр и открывает глаза.
В молчании все наклоняются к нему. Тетия уже все поняла. Как и мать Тевкра.
— Вы все молчите, а значит, поняли: я не вижу. И не прозрею никогда.
Латурза подносит свечу поближе к лицу авгура, и тот вздрагивает:
— Латурза, прошу, убери свечу, не то подпалишь меня. Я, может, и не вижу ее света, но жар-то чувствую!
Лекарь отступает.
Тевкр делает призывный жест рукой.
— Ну, незнакомец — тот, что умеет больно стиснуть руку, — я знаю, ты прибыл не просто как гонец. Помоги мне встать и отвези к магистрату Песне, чтобы я мог с ним потолковать. Есть срочный разговор.
