Мартин Смит - Залив Гавана
— Его жизнь была скучной. Иногда ваш друг исчезал на несколько недель, но когда он был здесь, все выглядело обычно. В семь утра уезжал со своим атташе-кейсом, а возвращался в семь вечера. Кроме четвергов. По четвергам он приезжал в середине дня — уходил, приходил. По субботам он отправлялся за покупками и всегда приносил что-нибудь для меня: шоколад или джин. Добрый человек. По воскресеньям он любил порыбачить на дамбе вместе с Монго или привязывал автомобильные камеры к машине и ехал на рыбалку куда-то в окрестности Гаваны.
— Вы очень наблюдательны.
— Это моя обязанность, я ведь в КЗР.
— Так по четвергам он был очень занят?
— Да. — Ее улыбка стала шире.
Он явно упускал какие-то намеки с ее стороны, но все же продолжил:
— Было ли что-то еще, что отличало четверги от других дней?
— Да, по четвергам он брал другой портфель.
— Другой?
— Тот отвратительный из зеленого пластика. Наш, кубинский.
— Именно по четвергам?
— Да.
— Когда вы в последний раз его видели?
— Надо подумать, дайте вспомнить…
Аркадий, хотя и чувствовал себя не в своей тарелке, но он не был полным идиотом.
— Для чего в чаше деньги?
— Подношения от людей, которым нужен совет, погадать на раковинах или на картах.
— Мне нужен ваш совет, — он положил пять долларов в чашу.
Абуелита приобрела сосредоточенный вид.
— Теперь, когда я подумала, по-моему, две пятницы назад. Да. Он уехал немного раньше, чем обычно, и вернулся чуть раньше, около четырех.
— В четыре дня?
— Да, потом около шести он уехал вновь. Я это отлично помню, потому что он переоделся в шорты. Он всегда надевал шорты, когда они с Монго уходили к заливу. Но Монго с ним не было.
— Вот видите, все указывает на то, что это тело Приблуды, — не смогла сдержаться Осорио.
— Пока да.
Аркадий был доволен, потому что каждый что-то получил. У него была картина последнего дня Приблуды. Осорио получила свою минуту торжества. Абуелита — пять долларов.
Снаружи занимающийся день сделал тени более отчетливыми. Когда Осорио и Аркадий шли вверх по Малекону, группка людей впереди оказалась четырьмя сотрудниками ПНР, покуривающими в предрассветном томлении. Из любопытства они двинулись было к Аркадию, но, узнав Осорио и перехватив ее суровый взгляд, отступили. В форме ПНР и фуражке, с широким ремнем и висящей на нем кобуре она производила внушительное впечатление.
Единственным судном во всем заливе был паром из Касабланки, приближающийся к гаванской пристани. Его окна вспыхнули, поймав солнечные лучи, а затем погасли и стали видны лица пассажиров. Вспенивая воду, паром притирался к пирсу, обложенному покрышками. Как только выдвинули мостик, стали сходить первые пассажиры, некоторые несли в руках атташе-кейсы, показывая свою занятость офисной работой, другие толкали перед собой велосипеды, нагруженные мешками с ананасами и бананами, проходя мимо плаката, призывающего «Уважаемых пассажиров» не проносить на борт оружие.
Встречный поток новых желающих ринулся на паром, увлекая с собой Осорио и Аркадия. Внутри было душно, сиденья протянулись по бокам, места для велосипедистов в конце парома, решетки закрывали проходы, не предназначенные для пассажиров. Пальто Аркадия притягивало недоуменные взгляды. Ему было все равно.
— Вы любите корабли?
— Нет, — ответила Осорио.
— Парусники, рыбацкие суда, гребные лодки?
— Нет.
— Это мужская стихия. Я думаю, что их привлекательность в независимости, в ощущении того, что ты сам можешь решать, куда тебе плыть, хотя все наоборот — ты должен трудиться, как каторжный, чтобы не утонуть.
Осорио никак не отреагировала.
— В чем дело? Вас что-то беспокоит?
— По законам Революции, турист не имеет права снимать комнату у кубинца. Абуелита должна была доложить о нем. Он прятался среди других, потому что был шпионом.
— Если вас это утешит, не думаю, что Приблуду когда-нибудь принимали за кубинца. Он хотел жить в квартире с видом на воду, и в этом я его понимаю.
Чем дольше Аркадий смотрел на залив, тем сильнее было его впечатление от размаха и от отсутствия признаков жизни — панорама полного оцепенения: доки и грузовые терминалы Гаваны с одной стороны, с другой — зеленеющий отвесный берег Касабланки с розовым зданием метеостанции и белой статуей Христа. Во внутренних водах залива стояло несколько заброшенных грузовых судов, неподвижное скопище грузовых кранов, а вокруг — рафинадные заводы, выпускающие в небо пламя и копоть. Кубинский черный торпедный катер с автоматической пушкой на задней палубе направлялся в открытое море. Он заметил, что Осорио рассматривает его голову.
— Как я выгляжу?
— Желающим, чтобы российское посольство посадило вас под замок.
— С вами я в безопасности!
— Единственная причина, по которой я здесь, это то, что вы хотите попасть в Касабланку, ни слова не зная по-испански.
— А я получаю удовольствие.
Касабланка будто начиналась на вершине горы у ног Христа, а затем скатывалась вниз к воде нагромождением хибар в угольном квартале. Алые цветы бегонии ползли по стенам, воздух был пропитан резким сладковатым запахом жасмина. Сойдя с парома, Осорио и Аркадий поднялись к троллейбусному парку, оборудованному вагончиками для перевозки коров. Они пошли вдоль центральной улицы, окна домов закрывали жалюзи от солнечных лучей, прикрыта была и дверь крохотного отделения ПНР с забитыми досками окнами. Спустились вниз по остаткам круговой лестницы в заросший сорняками парк. Вскоре открылась панорама залива — вода, черная как деготь, облепленные водорослями и ракушками сваи, мусорные отбросы, жестяные банки — то место, где три дня назад нашли тело неизвестного neumatico.
Место выглядело иначе в свете дня — без огней патрульного судна, без толпы, музыки и капитана Аркоса, выкрикивающего бестолковые распоряжения. Солнце высветило детали изысканной архитектуры домов, стоящих вдоль линии берега, заброшенных, словно греческие храмы в руинах. Их основательность контрастировала с непрочной пристанью, выступающей в море. Возле с полдюжины рыбацких лодок качались на волнах. На всех лодках были длинные шесты, торчавшие как антенны, а на корме бравая надпись «Касабланка» — на тот, случай, если они отправятся в кругосветное путешествие.
— Вот где он закончил свой земной путь. Здесь нечего искать, — сказала Осорио.
Пристань уходила за хибару, которую Аркадий не мог видеть ночью. Он обошел ее вокруг и подошел к калитке, ведущей во двор, больше подходящий для Дьявольского острова. Среди нагромождения беспорядочно сваленных корпусов старых лодок спали кошки. Собака лаяла с полусгнившей палубы разбитой шлюпки. Двое мужчин, голых по пояс, возились с винтом, под их ногами куры разгребали землю в поисках зерен. Эта картина была воплощением веры в свои силы — здесь могли собрать обломки любого судна после кораблекрушения и отправить в плавание, снабдив к тому же свежими яйцами. Мужчины продолжали работать, не поворачивая лиц. «Может, это эффект присутствия Осорио с ее железобетонным взглядом», — подумал Аркадий. Ной этого ковчега вынырнул из темноты лачуги, его звали Андрес. На нем была капитанская фуражка, сдвинутая на лоб, он поспешно стал давать витиеватые объяснения, пока Осорио не оборвала его.
По его словам, лодка, которую они чинили, построена в Испании, использовалась в помощь грузовым судам, признана технически непригодной и продана Кубе как металлолом. Это было двадцать лет назад. Аркадий подозревал, что подробности о контрабанде и штормящем море были опущены при переводе. Осорио отличалась от других кубинцев тем, что просеивала каждую эмоциональную реплику, осаживая рассказчика.
— Андрес слышал о теле, найденном здесь?
— Он говорит, что только это и обсуждают. Спрашивает, зачем мы вернулись.
— Они что-нибудь еще нашли в воде после того как тело увезли?
— Он говорит, что нет.
— У него есть карта залива? — Аркадий стал пробираться к пристани, обходя груды банок и бутылок, выброшенных водой и издающих зловоние.
— Я уже вам говорила, что тело просто плавало здесь. У нас нет ничего, что можно было бы назвать местом преступления.
— На самом деле я думаю, что мы имеем очень большое место преступления.
Андрес вернулся с картой. Изучив ее, Аркадий понял, что залив Гавана — это пролив, отделяющий город Гавану от замка Морро[18] и питающий своими водами три независимых бухты: Атарес на западе, самую близкую к центру Гаваны, Гуанабакуа в середине и Касабланку на востоке.
Аркадий пальцем провел по линиям, обозначающим пути следования кораблей и паромов, посмотрел на цифры, обозначающие глубины, отметил небольшое количество бакенов. Все это объясняло, почему залив Гавана был так привлекателен для размещения здесь американцами своих тактических запасов.
