Замерзшее мгновение - Седер Камилла

Но у баб, конечно, все по-другому. Мужская вера в себя зиждется на профессиональном статусе. У женщин она связана с внешностью. Особенно у таких, как Улла, чьим вкладом в семейную копилку явились только деньги на сладости. И она всегда была неуверенной. Боялась не понравиться. Ему это было непонятно. Он обычно рассуждал так: с тем, кто тебе неприятен, не стоит и общаться. Неприязнь чаще всего была взаимной.

Бернефлуд обогнул галерею Сулькаттен и площадь, проникнутую духом пятидесятых: бежевые и бледно-зеленые цвета, названия магазинчиков еще с того времени, когда светящиеся вывески были в новинку. Горстка пьяниц Лерума уже заняла выгодные позиции: четыре скамейки, стоящие полукругом, и винный магазин на удобном расстоянии.

Припарковавшись на площадке, он испытал некоторое самодовольство, не заплатив за парковку. Бумажка с написанными от руки словами «Полицейская необходимость» лежала за лобовым стеклом его личной машины. Она должна была отогнать полицейских, выписывающих штрафы.

— Пер-Эрик Старе примет вас, как только у него будет возможность.

Секретарша, или это была рецепционистка, забыла снять красный вязаный шарф. У нее была вызывающая внешность. Вероятно, ей, как и Старе, пришлось прервать свой только что начавшийся отпуск, чтобы быть в распоряжении полиции.

Бернефлуда раздражало сидение в грязном коридоре муниципалитета в ожидании этого самодовольного мелкого чиновничка, наверняка считавшего необходимым восстановить баланс сил. Бернефлуд нервно барабанил пальцами.

На мгновение он подумал, не сбежать ли отсюда в магазин скобяных изделий в галерее, расположенной на противоположной стороне улицы, и купить те петли для новой калитки, о которых он уже давно думал. Недавний ураган с корнем вырвал старую калитку — может, оно и к лучшему, поскольку она совсем проржавела. На самом деле в ней не было большой необходимости, но Улле нужна калитка — значит, она должна быть. Иногда ее невозможно переспорить.

Потом он отбросил мысль о петлях. Существовал риск, что Старе снова исчезнет, если как следует за ним не следить.

Секретарша сидела в Интернете — он отчетливо видел это из своего угла. Наверняка чатилась с парнями — сейчас ведь этим занимаются и красивые девушки. В его время только некрасивые подавали объявления о знакомстве или звонили на «горячие линии».

Над головой секретарши висели большие часы. Секундная стрелка довела Бернефлуда до исступления. В конце концов он встал и вытащил бумажник из внутреннего кармана кожаной куртки.

— Как я уже говорил, это полицейская необходимость. Будьте любезны, скажите мне, где находится комната Пер-Эрика Старе.

Прошло несколько секунд, пальцы девушки бегали по клавиатуре. Она нажала «Отправить» и наконец-то повернулась к Бернефлуду.

— Как я уже говорила, он сейчас занят.

«Соплячка чертова».

— Как я уже говорил, меня это не интересует.

Она закатила глаза, но все же поднялась и зацокала каблуками по линолеуму мимо Бернефлуда и дальше по коридору. Он поспешил за ней, и через мгновение уже стоял перед Старе. Тот сидел у круглого стола, напротив женщины с волосами огненно-красного цвета, который совершенно ей не шел. Бернефлуд поразился юному возрасту Старе. Он ожидал увидеть старика.

— Я занят…

— Бенгт Бернефлуд, полиция. Речь идет об убийстве, — сунул он свое удостоверение в лицо Старе.

Старе посмотрел на часы в десятый раз за полчаса и побарабанил пальцами по раскрытому календарю.

— Я не знаю, что сказать. Это возмутительно, но я по-прежнему не понимаю, чем могу вам помочь.

— Я тоже. Вы общались с Ларсом Вальцем, я пытаюсь понять, каким он был. Кое-кто утверждает, что вы враждовали с Ларсом Вальцем.

— Но это же смешно!

Он не обращал внимания на вибрирующий в кармане пиджака мобильник.

— Я был в контакте с Ларсом Вальцем по нескольким фотоработам в какой-то период, вот и все.

— В течение довольно долгого периода, если я правильно понял.

— Ну да, в течение ряда лет. Речь шла всего о нескольких заказах. Может статься, Ларс Вальц был раздражен во время наших последних контактов, но говорить о вражде — это слишком.

Бернефлуд задумчиво кивнул.

— Почему Вальц рассердился?

Старе замолчал и уставился в окно, словно размышляя, рассказывать короткую или длинную версию.

— Я прервал наше сотрудничество в пользу другого фотографа.

— Он был уволен?

— Нет!

Старе злобно стукнул ладонью по столу.

— Он был фрилансером! Не был нанят на постоянную работу. Мы не заключали никаких договоров, что эксклюзивное право на выполнение работ, о которых мы говорим, должно принадлежать ему. Я вполне мог выбрать другого фотографа, если считал, что это лучше для выполнения поставленной задачи.

— Но речь не шла об одном задании. Вы сказали, что прервали сотрудничество.

Старе вздохнул и два раза быстро провел рукой по волосам. Они встали на его голове как плюмаж.

— Если быть откровенным…

— Неужели вы еще не поняли, что должны говорить откровенно?

— …то Ларс Вальц был недостаточно хорошим фотографом, чтобы терпеть такие неудобства.

— Неудобства?

— Он был довольно специфическим человеком. Надеюсь, вы понимаете, что мне претит плохо говорить о покойном, — иначе я сразу упомянул бы об этом.

— Если бы все рассуждали как вы, господин Старе, то мы не смогли бы выполнять свою работу. Так что давайте без околичностей, я не могу сидеть с вами целый день. И вы со мной тоже, как уже сказали.

— Он был импульсивным. Называл свои причуды свободой художника и вообще имел дурной характер. В вопросах работы, должен добавить. О том, что Вальц представлял собой в частной жизни, я не имею ни малейшего понятия.

— А подробнее?

Старе развел руками.

— Тот тип работ, о котором мы говорим, очень конкретный по форме. Общественная информация. Никаких отклонений. Вальцу сложно было принять это. Он хотел все делать по-своему.

— А когда ему не давали?

— Тогда он приходил в ярость. — Он пожал плечами. — Скандалил, хлопал дверьми — наверное, считал себя эксцентричным, но это было просто невозможно. Кроме того, он запрашивал слишком много. Не было никакого резона нанимать его снова. Как я говорил, мы брали его только как фрилансера и не имели перед ним никаких обязательств. Но что между нами была вражда — это, мне кажется…

— О’кей, я понял.

Бернефлуд поднялся и застегнул куртку. В душе он сожалел о том, что люди вообще и жертвы убийств в частности редко настолько однозначны, как можно подумать в начале расследования убийства. Всегда появлялся кто-то разрушавший сложившееся представление.

— Спасибо, что уделили время. Я сам найду дорогу.

Он должен был успеть купить эти петли.

20

Немного холодный и пасмурный, но все равно такой любимый праздник. Рождество снова становилось разочарованием для детей — лил дождь, по тротуарам текли ручьи и стекали в колодцы. Телль сменил радиоканал, чтобы не слушать про священную ночь.

Парковка отделения полиции была освещена, как сцена, мокрые машины блестели, отражая свет. Необходимость в таком излишне мощном освещении была вызвана целой серией повреждений и взломов машин на парковке для сотрудников. Пару раз взламывали замки, но в основном речь шла о некоем символическом вандализме: лозунги, написанные красным спреем, вмятины и царапины, сделанные битой или ключом.

Не так-то просто было решиться на подобное на территории полиции. На улице Сконегатан тебя можно было заметить в любое время суток. Учитывая количество машин в городе, оставалось только предположить, что вандалов привлекала именно принадлежность этих автомобилей полицейским.

Однажды Телль забрал парня лет шестнадцати, бросавшего булыжники в полицейских во время яростной антирасистской демонстрации. Он поразился убежденности того юнца. Подумал о своей беспорядочной юности и понял, что никогда в жизни ни в чем не был так уверен, как эти подростки. Они готовы были драться за свои принципы. Втайне Теллю нравилась эта несокрушимая вера, хотя как полицейский он обязан был предотвратить появление групп, попирающих закон.