Патриция Хайсмит - Те, кто уходят (litres)
У дома был пятизначный номер, да еще и с буквой А, зато без названия улицы. Хуже того, никаких фамилий, кроме «Вентура», на кнопках звонков у двери Рей не увидел, хотя там было два вертикальных ряда звонков. Его пробрала дрожь, и он посмотрел на часы. Два часа ночи. Все было неправильно. Он все делал не так. В окнах на фасаде дома не горели огни.
Услышав хруст чьих-то шагов по песку, Рей вздрогнул. К нему приближался какой-то человек. Рей сразу же подумал о Коулмане, но человек, хотя и невысокий и с моряцкой походкой, был моложе. У него даже торчала сигара изо рта, как у Коулмана. Рей отошел в сторону от двери спиной к дому и приготовился к тому, чтобы в любой момент отразить нападение. Человек направился прямо к нему, глядя на Рея, потом повернул к двери, рядом с которой стоял Рей.
– Прошу прощения, синьор, – сказал Рей. – Здесь где-то живет семья Лотто…
– Lotto, si, – как ни в чем не бывало ответил человек, не извлекая изо рта то, что, как теперь увидел Рей, оказалось сигаретой. – Четвертый этаж.
Человек открыл замок ключом.
– Вы, случайно, не знаете, может, они не спят в такой час, потому что…
– Si, вероятно. Он уплывает на своей гондоле. Они шумят в любой час. С утра до вечера. Я живу под ними. Вы хотите войти?
Рей вошел, поблагодарил незнакомца и поднялся за ним по лестнице. Полы в коридорах скрипели и были изъедены сыростью и небрежением. Внутри здания Рей чувствовал себя как в морозилке – здесь было холоднее, чем на улице.
– В конце направо, – сказал человек, показывая вверх, и нагнулся, вставляя ключ в замок собственной двери.
Рей поднялся на последний этаж со своим тяжелым чемоданом.
Из-под нужной ему двери просачивался свет, и Рей при виде его облегченно вздохнул. Это показалось ему хорошим знаком. Рей постучал. Потом, решив, что стук был слишком тихий, постучал еще раз.
– Кто там? – послышался женский голос.
Рей внутренне вздрогнул и сказал:
– Giovanni. Posso vedere Luigi? Sono un amico.
– Un amico di Luigi[39], – машинальным, нейтральным эхом прозвучал итальянский голос. Дверь не открылась. – Uno momento.
Шаги затихли в глубине квартиры – женщина пошла спросить у Луиджи, знает ли он американца по имени Джованни.
Еще несколько секунд, и дверь открылась, за ней Рей увидел человека с квадратной головой, в сером жилете и черных брюках. Он узнал в нем гондольера.
– Buona sera, – сказал Рей. – Я тот американец, которого вы спасли в лагуне. Помните?
– Ah, si! Si! Иди сюда, Констанца! – позвал он женщину и на быстром диалекте объяснил, кто такой Рей.
Взгляд его жены медленно оттаял, лицо засветилось дружелюбием.
Рей подумал: видели ли они «Гадзеттино»? И если видели, то узнал ли его Луиджи? Рей вежливо поздоровался с женой Луиджи. Еще Рей подумал, что он дал Луиджи около тридцати тысяч лир, или пятидесяти долларов, и для семьи такие немалые деньги явно были кстати.
– Моя жена решила, будто я сочиняю, когда я рассказал ей про вас, – сказал Луиджи, натягивая свитер на нижнюю рубашку. – Понимаете, я всегда придумываю истории о том, что нахожу в воде. Присядьте, синьор. Хотите стаканчик вина?
Констанца что-то недовольно пробурчала, потом сказала Рею:
– Он болен, но собирается идти на работу. – Из соседней комнаты донесся детский крик, и она всплеснула руками: – Он мог бы поспать, хотя бы пока мы спорим! Permesso![40]
Она вышла через дверь в конце мрачной комнаты.
– Луиджи, я прошу прощения за столь позднее вторжение, но…
– Вашу фотографию сегодня напечатали в «Гадзеттино», non e vero?[41] – прервал его Луиджи тихим голосом. – Я не был уверен, но это так?
– Да, я… – Рей не решался произнести свою просьбу, но проще было сделать это, пока он разговаривает с Луиджи с глазу на глаз, в отсутствие его жены. – Я хотел спросить у вас, не знаете ли вы кого-нибудь, кто сдает комнату в Венеции. Видите ли, Луиджи, я должен поговорить здесь с одной девушкой, которую люблю. – Рей надеялся, что румянец стыда не проступил на его щеках. – И у меня есть соперник. Он-то и столкнул меня с катера той ночью. Понимаете?
Луиджи понял. И довольно быстро. Он откинул назад голову и сказал:
– Ага.
– Ваша жена знает про фотографию в «Гадзеттино»? Было бы лучше, если бы не знала.
– Ну, за нее можете не беспокоиться. Все будет в порядке. Положитесь на мое слово! Я показал ей сегодня газету. До этого она не верила, что я кого-то спас. Думала, что я выиграл деньги в карты. Она не любит, когда я играю, но я и не играю. А некоторые мужья играют!.. Я думал, что вы обанкротились в ту ночь. Бросились в канал! Я рад вас видеть.
Рей кивнул:
– Понимаете, я не могу снять номер в отеле. Мой соперник найдет меня. А я хочу всего лишь поговорить с любимой девушкой. Я хочу, чтобы мне по справедливости был предоставлен шанс.
– Да, я понимаю, – сказал Луиджи, глядя на дверь, за которой исчезла его жена. – И где эта девушка?
– В отеле. В Венеции.
– А соперник?
– Не знаю. Думаю, в другом отеле. Он ищет меня, – добавил Рей, чувствуя отчаяние, фальшь, как в сентиментальной трагедии, но слова сами слетали с языка.
– Вы должны избавиться от него. – Луиджи потер ладони, потом подул на них. В доме стоял холод. – Давайте-ка выпьем по стаканчику вина. Или кофе. Вы что предпочитаете?
– Так вы знаете, у кого можно снять комнату? – спросил Рей, увидев возвращающуюся жену Луиджи.
– Луиджи, ты не должен сидеть в такой час. Либо ты идешь спать, либо отправляешься на работу.
По крайней мере, Рей решил, что она сказала мужу именно это, после чего между ними произошел быстрый обмен репликами – идти ему на работу или нет и в любом случае не лучше ли ему вздремнуть сейчас немного. Луиджи возражал: он, мол, проспал весь день, как и ребенок, и поэтому они оба сейчас бодрствуют.
– Нет, я не поеду сегодня на работу, попрошу Сеппи сказать, что меня сегодня не будет, потому что я должен оказать услугу моему американскому другу, – сказал Луиджи жене. – Сегодня вы переночуете здесь, после того как мы выпьем вина. Не обращайте внимания на суматоху, в нашем доме всегда так. Ребенок – это мой внук, сынишка моего сына. У него в доме сейчас слишком много народа – родители жены приехали в гости, и мы взяли их старшего парнишку.
Его тощая жена на протяжении речи Луиджи тихонько постанывала. Ее черные, связанные в узел волосы растрепались.
Рея провели в кухню, усадили на стул, и Луиджи разлил вино в три стакана.
– Если моя жена не будет пить, мы разделим ее стакан на двоих, – сказал он.
– Так вы знаете, к кому обратиться насчет комнаты? – спросил Рей. – Мне это нужно завтра.
Луиджи не сомневался, что такая комната найдется. Может, даже две. Или три.
– Я должен сохранить свое имя в тайне, – сказал Рей, не желая называть его в надежде, что если он не будет упоминать своего имени, то Луиджи его забудет. – Я должен назваться как-то вроде Джованни – Джон Уилсон. Для всех. Скажем, если ваша жена будет говорить с соседями… – Рей сверлил Луиджи взглядом, пытаясь донести до него всю серьезность положения. – Ваша жена уже говорила с соседями?
– Нет-нет, я показал ей газету сегодня вечером, когда вернулся в семь часов.
– Вы с кем-нибудь говорили?
– Я прочел газету только здесь. Она с полудня лежала у меня в кармане. Нет, все в порядке, вас зовут Джованни Уилсон. – Луиджи подсунул под себя ногу, отхлебнул вина и задумчиво потер щетину на подбородке. – Мы победим. Она, наверно, хорошенькая? Американка?
Не меньше чем через час, когда Рей в полудреме лежал на комковатой постели в маленькой холодной комнате, которую ничуть не обогревал электрический отражатель в углу, он услышал, как кто-то вошел в квартиру, и за этим последовал короткий взрывной разговор между Луиджи и другим человеком. Луиджи сказал Рею что-то о своем втором сыне, который живет с ним и работает в баре большого отеля (или «Гранд-отеля»?). Вероятно, он говорил с сыном, вернувшимся с ночной смены, а Рей, скорее всего, теперь лежит в его комнате. Рея пронзило чувство вины, но, возможно, он компенсирует им неудобства деньгами.
11
На следующее утро – яркое, солнечное, холодное – Луиджи и Рей отправились к другу Луиджи в mezzo kilometro[42] от его дома. Друга звали Паоло Чьярди, и Луиджи заранее послал какого-то мальчишку предупредить об их приходе, о чем он и сказал Рею. Было половина одиннадцатого. На пути к другу они по предложению Луиджи остановились выпить по стаканчику вина.
– Я вам говорю, жизнь – это суматоха, но очень интересная, правда? – философски заметил Луиджи.
Его дочь ждала своего первого ребенка и сомневалась в том, что любит мужа, но Луиджи утверждал, что все будет хорошо.
– Она только опасается, что даст ребенку жизнь, а жизнь – настоящий ад, – сказал Луиджи.
Он был категорически настроен заплатить за вино из собственного кармана.
Рею не давала покоя мысль о том, как получить деньги. Но следующие несколько минут пути он убеждал Луиджи, что будет лучше, если он и синьору Чьярди представит его под вымышленным именем. Луиджи возражал, мол, нет никакого риска, если сообщить Паоло правду, нужно только объяснить, почему он должен держать язык за зубами, но Рей твердил, что чем меньше людей знает, тем надежнее его тайна, и Луиджи сдался. Пусть синьор Чьярди знает Рея как Джона Уилсона.
