Ингер Фриманссон - Тень в воде
Жюстина взяла птицу на руки и испачкалась в свежем помете. Встав коленями на траву, Жюстина дала птице понюхать шаль – тонкий и светлый кокон, в котором птица прибыла в новый дом. Бережно укрыв взъерошенные перья тканью, Жюстина прижала птицу к груди, как младенца.
– Поедем, – прошептала она. – Не надо нам сидеть вдвоем.
Удерживая птицу одной рукой, другой Жюстина схватила зонтик, копьем выставив перед собой. За ее спиной, словно множество белых лезвий, блестело озеро Мэларен, ветер усиливался, неся запах ила.
Жюстина двинулась к машине. Ей почудилось, что у кустов сирени кто-то притаился, она вздрогнула так сильно, что прикусила щеку. Привкус железа и что-то вязкое, густое на языке. Сумка соскользнула с плеча, пришлось наклониться и подхватить ее, зажав зонтик локтем. Пальцы нырнули в сумку за ключами от машины. Щелчок замка. Жюстина открыла дверцу, устроила птицу на пассажирском сиденье, положила зонтик и опустилась на водительское место. Только когда заурчал мотор, она ощутила, как страх отступает.
На часах было десять минут третьего. Жюстина доехала по Сандвиксвэген до Лёвставэген и повернула направо. Кругом темно, ни одного светящегося окна. Она прибавила скорости и включила лампу. Птица лежала на боку с приоткрытым клювом, молча таращась на Жюстину круглым глазом. Она выглядела спокойной. Машин на дороге не было, лишь пара такси. Наверное, стоило позвонить Ханс-Петеру и предупредить. А теперь уже нет смысла – почти добралась.
У парка Тегнерлунд нашлось свободное место для парковки. Жюстине удалось втиснуть автомобиль между джипом и старым «фольксвагеном». Прижимая птицу к животу, дуя на ее затылок, утешительно бормоча, Жюстина чувствовала себя собранной и хладнокровной. Птица издавала приглушенную воркотню, но больше не казалась испуганной. Зонтик Жюстина оставила в машине.
Ханс-Петер открыл сразу. Он не спал. Лицо было бледным и изможденным.
– Привет, – сказала Жюстина. – Я все-таки приехала.
Он смотрел на нее, словно не узнавая.
– Привет…
– Ханс-Петер! – громко произнесла она.
– Что это у тебя? Птица?
– Да…
– Жюстина, что ты творишь?
– Она чего-то испугалась. – Жюстина хотела прижаться к Ханс-Петеру, вдохнуть его запах и тепло. – Я же сказала. Кто-то был в саду. Птица билась в панике.
Погладив Ханс-Петера по подбородку, Жюстина заметила, что у него красные глаза. И неужели он отшатнулся?
– Что такое? – спросила она. – Что-то случилось?
Он распрямился, стал таким, как обычно. Но в голосе слышались незнакомые нотки, когда он спросил:
– Зачем ты привезла птицу сюда?
– Она так испугалась, с ней случилась истерика. Ты бы ее видел. И я тоже испугалась. Ее страх заразил и меня.
Она снова задрожала.
– Жюстина… – сказал Ханс-Петер, так и не коснувшись ее.
Он принес чашку воды для птицы. Та зашипела, но через мгновение опустила клюв в чашку. Ханс-Петер вздохнул:
– Нельзя так.
Жюстина пожала плечами:
– Ничего страшного.
– А постояльцы! Да у кого-нибудь сердечный приступ случится, когда они увидят, как здесь летает большая дикая птица. Она их до смерти напугает. Репутация гостиницы будет испорчена – вспомни про вирус… птичий грипп, от которого люди умирают.
– Во Вьетнаме. Не здесь.
Жюстина сидела на кушетке за стойкой, на той самой, где она не раз спала, прижавшись спиной к животу Ханс-Петера. Птица встряхнула перьями и чуть не потеряла равновесие, затем сделала несколько неуверенных шажков, но не взлетела. Темное перо скользнуло на пол. Жюстина осторожно потрогала взъерошенное оперение, потом развернула шаль. Ткань была испачкана кровью и пометом.
– Она не хочет летать, ей больно.
– Жюстина… – произнес Ханс-Петер.
Она обернулась к нему, готовая разрыдаться.
– Ладно, – быстро согласился он. – Пусть остается здесь, закроем дверь.
– Спасибо.
Ханс-Петер опустился рядом на кушетку.
– Ханс-Петер, – пробормотала Жюстина, – ты такой добрый, я люблю тебя.
– Что произошло, как ты думаешь?
– В саду кто-то был.
– Наверное, косуля.
– Нет.
– Ты кого-то видела?
Она кивнула.
– Что ты видела?
– Не знаю… но я испугалась.
Он обнял ее за плечи.
– Приготовлю тебе чего-нибудь горячего. Чаю. Хочешь чаю?
Он снова стал прежним. Жюстина откинулась на подушки, закуталась в одеяло, глядя, как он наливает воду в чайник.
– Ханс-Петер, – прошептала она.
Он стоял к ней спиной.
– Ты сердишься, что мы пришли?
Он не ответил. Она не стала повторять вопрос.
Глава 30
Темнота. Она с трудом встала на колени, попыталась нащупать выключатель. Нет. Вспомнила. Томми выкрутил лампочку. Выкрутил лампочку и запер дверь кладовки. Ногти царапнули холодную стену, скользнули вниз, к дверной ручке, надавили. Заперто.
Он уехал. Ариадна слышала удаляющийся шум двигателя, а возвращения не слышала. «Криста», – пронзила мысль. Все это время Ариадна пыталась не кричать, чтобы не пугать девочку. Но та, наверное, понимала и так. У Кристы была удивительная способность улавливать настроение.
Ариадна вымыла посуду и навела порядок в кухне. А потом вдруг с грохотом и звоном уронила стакан прямо на каменный пол. Она ползала по полу, собирая осколки, когда в кухню вошла дочь.
– Осторожно, не шагай здесь, а то осколки в ногу.
– Что ты делаешь, мама?
– Не шагай здесь. Опасно. Иди в свою комнату и жди.
Но было уже поздно. Раздался вскрик: Криста стояла на одной ноге, на каменную плитку капала кровь.
– Ты что, изуродовать ее хочешь! Мало ей, по-твоему?
Ботинок Томми, удар прямо в копчик. Ариадна ударилась о плиту, упала на бок, скорчившись от боли. Не издав ни звука.
Кое-как поднялась, собрала осколки, принесла пылесос. Он увел дочь в ванную и стал промывать рану. Криста громко плакала. Он рявкнул и на нее:
– Черт возьми, заткнись!
Это был один из «таких» дней. «Такой» вечер. Она знала все реплики наперед, они повторялись из раза в раз. Неделю за неделей он молчал и копил силы, а потом неизбежный взрыв. Как будто внутри у него лопался гнойник.
Все началось уже за обеденным столом. Опрокинув тарелку с горошком себе на колени, Криста упрямо шарила пальцами, вилкой. Томми скрипнул зубами.
– Помоги ей! Ты что, не видишь, что она не справляется с вилкой? Не можешь готовить для нее еду попроще, не горошек?!
Ариадна встала и принесла ложку, вставила ее в руку Кристы, поднесла к тарелке.
– Вот, попробуй ложкой, так проще.
Его кулак с грохотом опустился на стол, посуда со звоном подскочила.
– Что за манеры! – крикнул он.
Ариадна уронила руки на колени.
– Шестнадцать лет, а ест, как ребенок! Так ее и людям показать нельзя.
Ариадна совершила ошибку: она стала спорить. Давно следовало запомнить, что это до добра не доводит.
– Гopox есть трудно, – пробормотала она. – Он такой маленький, она не виновата.
– Зачем тогда даешь ей горошек? Нельзя найти что-нибудь другое, ты же часами торчишь в магазине?!
Ариадна застыла, не смея пошевелиться.
– Посмотри на нее! – велел он. – Посмотри, как она выглядит! Как свинья! Рот измазан, волосы в соусе, вся в картошке. Шестнадцатилетняя девушка должна быть самым прекрасным существом! Как чудесный, нежный бутон! Похожа она на бутон?! Гордишься ею, Ариадна? Довольна? Нравится тебе, что ты натворила? А ты, Криста? Может, ты не знаешь еще – это матушка виновата, что ты не можешь видеть! Не знаешь? Отвечай! Знаешь?
Руки Кристы шарили по столу. Нащупав стакан, она сжала его, приготовилась. Она проделывала это и раньше: сжимала стакан так, что стекло лопалось, молоко стекало по рукам, смешиваясь с кровью. Томми вырвал стакан и поставил его у раковины позади себя.
– Все, едим спокойно!
Первые трудности беременности застали Ариадну врасплох. Неужели это так нелегко! Она не знала! В этой новой стране у нее не было друзей, знакомых ровесников. Матери она пока не хотела ничего говорить. Прошло слишком мало времени – вдруг что-то пойдет не так.
Томми был внимателен и терпелив. Он приносил чай и тосты в постель.
– Все пройдет, – говорил он. – Пройдет! Поначалу всем бывает тяжеловато, потом станет лучше.
Он смеялся и гладил ее по щеке. У него было несколько сестер, каждая в свое время стала матерью.
Ариадна лежала, вытянувшись на спине, без подушки. От малейшего движения к горлу подкатывала тошнота. Запах тостов ударял в ноздри. Она хотела попросить Томми убрать поднос, но не решалась. Он был так добр, так заботлив, ей не хотелось его обижать и смущать. Плаксивая сентиментальность также была частью ее болезненного состояния.
– Все пройдет, – сказал и врач, когда она пришла на прием. – Вы меня понимаете?
Он говорил медленно и отчетливо, а когда не хватало слов, использовал ручку и бумагу. Он никуда не спешил.
– Я был в вашей стране, – признался он. – Я хочу купить там дом на острове. Маленький белый домик. Уже выбрал.
