Ингер Фриманссон - Тень в воде
– По просьбе твоей матери я связался с МИДом и посольством в Куала-Лумпур, – произнес он.
Нетта вскочила, выбежала на кухню, глянула в окно.
– Девочки скоро придут. Надо их дождаться.
– Твои сестры? – спросил священник, хоть и знал заранее. – Твои сестры-близнецы, как их зовут? Я слышал, но забыл… Плохая память на имена… Для человека с моими обязанности это, конечно, дурное качество.
Он фыркнул – наверное, это означало смех, чтобы разрядить обстановку, чтобы оттянуть момент оглашения невыносимой вести, которую Микке хотелось вынести вон, вытащить на улицу, взять с собой в метро – если бы он решил поехать на метро, – увезти подальше как досадное недоразумение.
Тут пришли сестры. Однояйцевые близняшки, отличающиеся лишь прическами. Одна острижена под мальчика, у другой непослушные кудри. Белые джинсы и пиджаки. Парфюмерные запахи наполнили комнату, и Нетта вышла на балкон покурить. Близняшки уволоклись следом. Затем и священник туда же сгинул, а потом и Микке вышел на балкон, ему вдруг отчаянно захотелось узнать все – до мельчайшей подробности, до последнего слога.
– Как я уже сказал, я связывался с посольством, – начал священник, доставая носовой платок: от табачного дыма он расчихался. Пролетел голубь, шумно хлопая крыльями. В углу стояла елка, оставшаяся с Рождества, – лысая, с одинокой ниткой мишуры на нижней ветке.
– Нет, пойдем внутрь! – воскликнула Нетта, перепугавшаяся, что священник простудится, – что она вообще за хозяйка!
Компания вернулась в комнату, с минуту смущенно потолкавшись в проеме балконной двери. Священник уселся обратно в кресло, Нетта – на диван, скрестив ноги, сестры – на стулья, принесенные с кухни. Микке стоял, прислонившись к косяку.
– Конечно, мы не можем быть абсолютно уверены, – продолжал священник. – Но пропавший в джунглях… если он не возвращается так долго…
В сознании пронесся образ: Натан бьется с напавшими на него дикарями. Может, он стал их рабом? Ведь черные поколение за поколением жили в рабстве – вдруг им захотелось отомстить?
Нет. Микке прогнал видение прочь. Натан скорее уж стал бы их предводителем.
Близняшки прикрыли глаза – совсем одинаково. На щеках осыпавшаяся тушь. И – надтреснутый голос Нетты:
– Он вернется. Ваш папа выживет в любых условиях. Правда же? Ведь он из таких? Правда?
Священник молчал. Потом пробормотал:
– Надежда умирает последней.
Глава 28
Вспоминая позже, Ханс-Петер удивлялся своей реакции – своей силе. Она наполняла его, точно кипящая лава. Сначала он почувствовал, как его окатил жар, рубашка прилипла к потной спине. Но через секунду слабость уступила место ледяному самообладанию. Он дернул к себе стул, словно намереваясь швырнуть его в Томми Ягландера, но тут же поставил на место и со скрежетом толкнул к столу. Что-то сжало грудь, ребра, выдавливая короткое, резкое дыхание. От бешенства слова Ханс-Петера стали неразборчивыми, но не слабыми, не слабыми!
– Уходите!
Ягландер неспешно поднялся, опустив на стол руку – кулак, которым наверняка избивает жену.
– Не горячись. Мы так думали, – произнес он, раздувая ноздри. – Я не сказал, что это так. Это всего лишь подозрения.
– Прошу вас покинуть гостиницу. – Ханс-Петер слышал собственный голос, тон четкий и официальный, но на грани. Вспоминая позже, он удивлялся и этому: отдавать распоряжения полицейскому! Неповиновение должностному лицу. Или как бы это называлось, если бы его решили прижать к стенке?
Ягландер криво ухмыльнулся:
– Ладно. Ухожу. Все понял. Спасибо за кофе.
Он набросил на плечи пуловер, все это время лежавший на стойке портье, и снова завязал рукава. В его движениях было что-то умоляющее, будто он раскаивался и был готов взять свои слова обратно.
Убила человека.
Дверь захлопнулась, металлически щелкнул замок. Ханс-Петер остался стоять на месте, сцепив пальцы так, что костяшки побелели, и вдруг в голове взорвалась боль, белыми вспышками рассыпавшись перед глазами.
Убила человека.
Как они познакомились… Первые встречи после того, как он обнаружил ее без сознания поблизости от мыса Темпелудден. Она поскользнулась и упала во время пробежки. Одна нога у Жюстины была слабая – последствия детской травмы. Он помог ей добраться до дома, и после они много раз говорили друг другу, что это была любовь с первого взгляда. Оба немолоды – подумать только, встретить настоящую любовь еще раз, какой дар небес!
Жюстина оказалась чудесной подругой и любовницей. Но у нее имелось и другое – в ее психике прятались черные дыры. И Жюстина продемонстрировала их довольно скоро, чтобы предупредить его, дать шанс сбежать.
Ее рыдания, отчаяние и чувство вины.
«Вокруг меня исчезают люди. А если с тобой что-нибудь случится, Ханс-Петер. Я приношу несчастья, нам лучше больше не встречаться». Ее беззащитное лицо, побагровевшие нежные губы. Он целовал эти губы, она пробуждала в нем желание, подобного которому он прежде не испытывал.
«Дурочка моя любимая, как может человек приносить несчастья другим. Ты же сама понимаешь, что это чушь».
Он часами сидел с ней и гладил, утешая.
«Жюстина, я тебя никому не отдам. Потому что теперь мы – это мы. Только мы. Отныне и навсегда».
Он знал, что его слова звучат высокопарно, но удержаться не мог. К тому же она и вправду успокаивалась.
Натан Гендсер, пропавший в джунглях, был ее любовником. Как ни странно, Ханс-Петер не ревновал. Скорее всего, этот человек погиб – и получил по заслугам, хотя так думать, конечно, нельзя, и уж точно нельзя произносить такое вслух. Гендсер обижал Жюстину, они были плохой парой. Он заманил ее в опаснейшую экспедицию в джунглях, чтобы испытать ее. Немолодую уже женщину, полноватую и не слишком сильную. Как же она его не раскусила. Конечно, любовь слепа. Зато Ханс-Петер сразу понял, в чем тут дело, как только она рассказала ему ту историю. Все яснее ясного, он этого Гендсера видел насквозь, но никогда не говорил об этом Жюстине, чтобы лишний раз не растревожить.
В газетах много писали об исчезновении Натана и о том, что случилось после, – об убийстве девушки. Это было еще до встречи с Жюстиной, но Ханс-Петер помнил заголовки. Однажды она показала ему фотографию. Натан Гендсер верхом на «харлее». Снимок Жюстина выкрала – Натан не хотел, чтобы у нее была его фотография.
«Вот он. Таким он был».
Был! В прошедшем времени…
Ханс-Петер взял снимок, чтобы рассмотреть получше.
«Красавец-мужчина. Орел».
Жюстина всхлипнула, но не заплакала. И вдруг порвала фото. Тем вечером они сидели перед камином в библиотеке у нее дома. Клочки фотографии Жюстина бросила в огонь. Они сидели и смотрели, как огонь пожирает то, что осталось от Натана Гендсера, обращает память о нем в пепел.
«Прекрати винить себя! – призывал Ханс-Петер. – Руководителем был Натан Гендсер, а не ты. Ты же не привыкла к таким сложным, экзотическим условиям. Это он все придумал. Это был его проект. Вся ответственность на нем. Ты не имеешь ко всему этому никакого отношения».
Уговоры требовали времени. Времени и сил.
А еще та девушка. Мартина. Дочь знаменитости. Ясное дело, желтые газеты словно с цепи сорвались. В иные дни Жюстина не решалась выйти из дома. В кустах прятались репортеры и фотографы, выскакивавшие из укрытия, стоило открыть дверь.
Она чувствовала себя виноватой и в смерти Мартины.
«Мы были в гостинице… я пошла в душ. Я так устала. Помню, что вода становилась все холоднее, и я думала о том, что она будет принимать душ после меня, что ей не хватит горячей воды, но у меня не было сил… я открыла краны еще сильнее, вода лилась и лилась, мне казалось, что я никогда не отмоюсь… ты бывал в таких странах, Ханс-Петер? Твое тело было одним сплошным синяком и укусом? Ты знаешь, что это такое?»
«Нет, милая, нет».
«Там был мужчина… нет, мальчик. Он лежал прямо перед гостиницей, как мертвый. В самый первый день, когда мы приехали на такси из аэропорта. Я спросила Натана: Натан, ты думаешь, он мертв? Но Натан ругался с водителем, который хотел слишком много денег. Думаю, он даже не заметил мальчика. Что эта страна сделала с нами… и джунгли… и глина… высохнуть было невозможно, одежда гнила на теле, а утром, когда надо было надевать ее снова, она воняла. В таком климате невозможно высушить одежду. Как же они ухитряются – те, что живут в джунглях, там же есть народ, они маленькие и жилистые. Это народ оранг-асли. Как они сушат свою одежду?» Жюстина разрыдалась, и Ханс-Петер обнял ее и прижал к себе.
Он не прерывал ее, считая, что она должна выговориться. По собственному опыту он знал, что бывает с человеком, который держит все в себе. Когда-то давно его сестра Маргарета погибла в автокатастрофе. И в родительском доме на несколько лет воцарилась тишина. Ханс-Петер тогда учился в университете, но прервал учебу, чтобы позаботиться о своих застывших в молчании родителях. Для этого ему пришлось пожертвовать своим будущим.
