Ричард Кондон - Маньчжурский кандидат
V
Что такое сознание вины как не пол арены, рванувшийся навстречу падающему с трапеции акробату? Без него пуля становится просто небольшим предметом, непонятно зачем летящим сквозь воздух. Благодаря чувству вины, напоминающему об угрозе морального разложения, человечность обретает вкус и запах. Лишенное чувства вины существование в раю стало таким нудным, что в глазах Евы первородный грех придал ему остроту. Сознание вины Реймонда, этот грубый оттиск первородного греха, было стерто. В результате получилось нечто совершенно уникальное. Все будущие грехи были отпущены ему раз и навсегда, и, что бы он ни сделал, сознание вины у него возникнуть не могло.
Закончилось печальное детство, и для Реймонда наступил возраст любви. Увязший в трясине своего надменного, робкого и скептичного характера, он был обречен найти решение всех своих проблем исключительно в моногамии — если ему было позволено любить вообще. Реймонд не умел заводить друзей. Вырастая, он попадал в зависимость от детей тех, кого его мать культивировала в своем саду; в основном политиков, их прислужников и других людей, которые могли пригодиться политикам, например: журналисты, наиболее энергичные из ветеранов и национальных меньшинств, патриоты и взяткодатели, запутавшиеся женщины и своекорыстные священники.
Совершенно случайно в возрасте двадцати одного года Реймонд встретил однажды дочь человека, которого его мать не приняла бы ни при каких обстоятельствах. Девушку звали Джозелин Джордан. Отец ее был сенатором Соединенных Штатов и опасным либералом во всех смыслах этого слова, хотя состоял в той же партии, что и Джонни Айзелин. Джорданы жили на востоке США и оказались в штате матери Реймонда совершенно случайно, потому что дело происходило летом, когда школьные учителя и сенаторы, для которых еще не настало время переизбрания, могут позволить себе потратить накопленное за год жалованье. Подружка пригласила Джози с отцом отдохнуть в их летнем загородном доме, пока ее собственная семья путешествовала по Европе. Джорданов ждала спокойная прохлада голубого озера, окруженного неумолчно шепчущими американскими липами и бальзамином. Разумеется, если бы им было заранее известно, что поблизости окажутся губернатор Айзелин с женой, они вежливо отказались бы от приглашения. Когда же это выяснилось, Джорданы уже прочно обосновались в летнем доме, и было поздно предпринимать что-либо.
Тем летом Джози исполнилось девятнадцать. Она появилась из-за поворота пыльной дороги как раз в тот момент, когда Реймонда укусила змея. Он лежал в своих темно-вишневых плавках на дороге, по которой только что шел, переводя взгляд с зеленой змеи, медленно ползущей по золотистой пыли, на четкую ранку на своем голом бедре. Увидев Реймонда, Джози остановилась, молча глядя на два темных пятнышка на его здоровой коже, потянулась к притороченной позади сиденья велосипеда маленькой пластиковой сумке, достала оттуда бритвенное лезвие, бутылку с красновато-фиолетовой жидкостью и опустилась на колени рядом с Реймондом.
В ее чистых карих глазах светилась такая уверенность, что и в нем вспыхнула надежда. Она надрезала каждое темно-красное пятнышко крест-накрест, соединила их прямым надрезом, прижалась ртом к ноге Реймонда и высосала кровь сначала из одной ранки, потом из другой. Каждый раз, сплюнув кровь, девушка вытирала рот тыльной стороной руки, движением рабочего, только что прикончившего сэндвич и бутылку пива. Она полила порезы жидкостью из бутылки, разорвала пополам носовой платок, перевязала ногу Реймонда и снова пропитала импровизированную повязку красновато-фиолетовой жидкостью.
— Надеюсь, я все сделала правильно, — дрожащим голосом сказала девушка. — Отец говорит, что в этой части страны змеи очень опасны, поэтому я вожу с собой лезвие и раствор марганцовки. Теперь не двигайся. Это очень важно — не двигаться, чтобы то, что осталось от змеиного яда, не начало распространяться по кровеносной системе. — Она отошла к своему велосипеду. — Я быстро вернусь с машиной. Минут десять, не больше. Просто лежи спокойно и все. Слышишь?
Быстро нажимая на педали, незнакомка снова исчезла за тем же поворотом дороги, который совсем недавно волшебным образом создал ее. И только после этого до Реймонда дошло, что он не сказал ей ни слова и что, хотя он ожидал, что умрет от укуса змеи, с момента появления девушки он не думал ни о змее, ни об укусе, ни о надвигающейся смерти. Парень в смущении посмотрел на свою туго перевязанную ногу сразу под краем плавок. Фиолетово-красная жидкость и кровь двумя параллельными струйками стекали по ноге, и у него мелькнула мысль, что, случись все это с его матерью, она бы утверждала, что фиолетово-красная жидкость — тоже ее кровь.
Ему показалось, что машина приехала почти сразу же. Джози привезла с собой отца — чтобы доставить тому удовольствие от мысли, что он не зря предостерегал о кишащих в здешних лесах змеях. У мужчины нечасто возникает возможность почувствовать, что он реально принимает участие в воспитании своих детей.
Они отвезли Реймонда в свой летний дом, решив, что у парня шок, поскольку он по-прежнему молчал. Реймонд сидел рядом с Джози на заднем сиденье, положив укушенную ногу на спинку переднего. Сенатор вел машину и рассказывал ужасные истории о змеях, в которых ни один укушенный так и не поправился. То, как Реймонд глядел на Джози, подтвердило впечатление, что у него шок, но она в свои девятнадцать уже достаточно разбиралась в жизни, чтобы понимать — шок тоже бывает разный.
Дома сенатор осмотрел рану и возликовал, когда выяснилось, что ни ниже, ни выше засушенного места припухлостей нет. Он измерил Реймонду температуру, оказавшуюся нормальной, и прижег ранки раствором карболовой кислоты. Все это время Реймонд не сводил взгляда с его дочери. Закончив, сенатор задал ему напрашивающийся сам собой вопрос:
— Ты немой?
— Нет, сэр.
— А-а.
— Огромное спасибо, — сказал Реймонд. — Мисс… мисс…
— Мисс Джозелин Джордан, — сказал сенатор. — И, учитывая, что вы теперь отчасти связаны кровью, видимо, настало самое время познакомиться. Согласно эксцентричным местным обычаям, теперь твоя очередь назвать свое имя.
— Меня зовут Реймонд Шоу, сэр.
— Рад познакомиться, Реймонд! — сенатор пожал ему руку.
— Я спасла тебе жизнь, — Джози говорила как в водевилях, — и теперь могу потребовать, чтобы ты выполнил любое мое желание.
— Я хотел бы попросить руки вашей дочери, сэр, — сказал Реймонд смертельно серьезным тоном, как обычно.
Отец и дочь расхохотались, уверенные, что это шутка. Однако, взглянув на молодого человека и увидев на его лице выражение смущения и даже муки, оба почувствовали неловкость. Сенатор Джордан натужно раскашлялся. Джозелин пробормотала что-то насчет того, какой он молодец, что не умер, и что теперь самое время выпить кофе. И торопливо вышла, по-видимому, на кухню. Реймонд провожал ее взглядом. Чтобы скрыть охватившее его чувство, хотя за всю свою жизнь он так и не смог понять, какое именно, сенатор опустился в плетеное кресло рядом с Реймондом.
— Ты живешь неподалеку отсюда? — спросил он.
— Да, сэр. Красный дом на той стороне озера.
— Дом Айзелина? — Джордан вздрогнул; выражение его лица стало менее дружелюбным.
— Это мой дом, — отрывисто бросил Реймонд. — Он принадлежал моему отцу, но отец умер и оставил его мне.
— Прости, мне говорили, что это летний дом Джонни Айзелина, и меньше всего мне хотелось бы провести лето…
— Джонни тут иногда останавливается, сэр. Когда слишком надерется, чтобы мать могла позволить ему болтаться рядом с Капитолием.
— Твоя мать… уф… миссис Айзелин?
— Да, сэр.
— Я когда-то возбудил дело против твоей матери за диффамацию и клевету. Меня зовут Томас Джордан.
— Рад познакомиться, сэр.
— Это стоило ей шестидесяти пяти тысяч долларов плюс судебные издержки. Но еще больше ее задело то, что я пожертвовал всю эту сумму организации под названием «Союз гражданских свобод Америки».
— Ой!
Реймонд вспомнил, в каких выражениях мать говорила тогда об этом человеке, какую характеристику давала ему, как била вещи и вообще какой подняла шум.
Джордан мрачно улыбнулся.
— Мы с твоей матерью всегда расходились и всегда будем расходиться во взглядах, да и интересы у нас тоже разные. Я говорю тебе это не просто так, а на основании длительного изучения проблемы.
Реймонд улыбнулся в ответ, но отнюдь не мрачно. «Какой он удивительно красивый, полный жизни, привлекательный», — подумала Джози, входя в комнату с подносом в руках. На фоне загорелого лица выделялись белые зубы, а глаза были желто-зеленые, как у льва.
— Не сомневаюсь, сэр, — ответил Реймонд, — и могу под присягой подтвердить, что это чистая правда.
Оба рассмеялись, неожиданно и от всего сердца. Можно даже сказать, что они подружились. Джози подошла к ним с чашками, кофе и бутылкой хлебного виски. И тут у Реймонда возникло странное чувство, которое на протяжении всего этого долгого лета преследовало его и казалось юноше чем-то вроде морской болезни — ему захотелось соотнести между собой дочь сенатора Джордана и застарелую, спрессованную предубежденность матери.
