Уильям Каглин - Доказательство умысла (в сокращении)
Некоторое время мы просидели в молчании.
— Так или иначе, вас обязательно станут расспрашивать о ваших отношениях с женой. У вас были какие-то сложности, о которых мне следует знать?
— Я любил жену больше всего на свете. Если я попытаюсь рассказать вам, насколько сильным было это чувство, вы просто не поверите.
— И никаких романов на стороне? Никаких громких ссор?
Он кинул на меня пристальный взгляд и спросил:
— Сколько раз вы были женаты?
— Три.
— Удачно?
— Хуже не бывает.
Взгляд его смягчился, он улыбнулся мне.
— Тогда вы вряд ли представляете себе, на что это похоже, — сказал он. — Вы не знаете, что такое посвятить свою жизнь одному человеку, отдаться ему целиком и целиком получить его взамен.
Я действительно не знал, что это такое. Майлз был прав.
Внезапно он встал, подошел ко мне и положил мне на плечо руку, как будто это я был человеком, который пережил трагедию, которую и представить себе трудно.
Солнце только показалось на горизонте, когда Майлз повернул большой, необычной формы ключ в замке массивной двери своего кабинета, расположенного во внутренней части дома.
Едва войдя в кабинет, я тут же ощутил сильнейшее желание развернуться и покинуть его. Одну из стен занимало огромное окно с замечательным видом на реку Сент-Клер, широкую и неторопливую, отделяющую Мичиган от Канады. Три другие стены были увешаны оружием — самым разным, от дорогих английских дробовиков и охотничьих ружей до старинных кавалерийских сабель и японских мечей. Вот и говори после этого о неудачном выборе места для беседы подозреваемого в убийстве человека с полицией.
Денкерберг оглядела кабинет с нескрываемым интересом.
— А у вас тут целая коллекция, — сказала она.
— Да. В прошлом году я попросил оценить ее. Цифра получилась значительно больше ста тысяч, — важно заметил Майлз. — Потому я и держу дверь на запоре.
У меня возникло неприятное чувство. И дело было не в одном лишь оружии. Стоило Денкерберг войти в кабинет, как в повадке Майлза что-то неуловимо переменилось.
Мы с Майлзом сели на диван, а Денкерберг продолжала кружить по кабинету, сложив за спиной руки и внимательно разглядывая оружие. Каждый из экспонатов коллекции покоился на собственной паре деревянных крючьев. И под каждым висела на стене медная пластинка с подробным описанием.
В конце концов Денкерберг села и скрестила ноги.
— Я очень сожалею о том, что случилось с вашей женой, мистер Дэйн, — сказала она. — Однако мне необходимо поговорить с вами, пока ваши впечатления не стерлись из памяти. Для начала расскажите о случившемся этой ночью. Обо всем, что вы видели и слышали.
— Ночью я писал. — На лице у Майлза обозначилось несколько заносчивое выражение. — Для этого мне требуется совершенная и полная тишина, почему я и выбрал для кабинета место в глубине дома.
Почему мне он сказал, что, пока его жена умирала, у него здесь играл Бетховен? Денкерберг, видимо, заметила, как я нахмурился, потому что спросила:
— Вы хотите что-то добавить, адвокат?
— Виноват? — туповато переспросил я. — Что? А, нет, простите. Я просто… ну, знаете, задумался о своем.
И я растерянно улыбнулся. За годы практики я в совершенстве научился разыгрывать роль недотепы. Она вполне отвечает моей мятой одежде, обшарпанному автомобилю и непримечательному лицу. Однако это всего лишь роль.
— В общем, — сказал Майлз, явно раздраженный тем, что его перебили, — я сел за работу около полуночи. И к половине четвертого написал страниц восемь. Не мне об этом судить, но, по-моему, получилось неплохо. Работа по-настоящему ладилась. А потом я кое-что услышал.
На миг в кабинете наступило молчание. Денкерберг не смотрела на Майлза. Ее взгляд был прикован к стене. Посмотрев туда же, я увидел, что одна из подставок для оружия пуста. Интересно, какие выводы сделала из этого Денкерберг.
— Так что вы услышали? — наконец спросила она.
— Шум, — коротко ответил Майлз.
— Шум. — Денкерберг вскинула бровь. — Вы ведь профессиональный литератор и, уверена, понимаете, насколько важна точность описания. А слово «шум» звучит расплывчато.
— Ну, может быть, резкий шум? Нечто среднее между хрустом и ударом? Не знаю. Но доносился он из дома. И это почти все, что я могу сказать точно. Я пошел посмотреть, что происходит. Жена к этому времени уже, как правило, спит, вот я и решил проверить, все ли с ней в порядке.
— Вы подумали, что в дом кто-то проник?
— Ну, в общем, да. Мелькнула такая мысль. Когда среди ночи раздается странный шум, он может означать что угодно.
— Что произошло дальше?
— Я пошел по коридору к гостиной. И тут снова услышал его.
— Шум?
— Ну да. Похожий на хруст. Или на удар. Только на этот раз звук напоминал скорее… не знаю, треск дерева, что-то в этом роде.
Тут мне стало совсем не по себе. Его рассказ мне не нравился. Очень не нравился.
— Откуда он исходил? — спросила Денкерберг. — Этот шум?
— Сверху.
Майлз замолчал, его лицо застыло без всякого выражения.
В кабинете повисло молчание. Взгляд Денкерберг снова переместился к пустой оружейной подставке.
— Потом я увидел его, — сказал Майлз.
Я с готовностью кивнул, делая вид, будто уже слышал об этом. Мне очень хотелось верить, что Денкерберг не заметит внезапно охватившего меня желания придушить Майлза. Еще три секунды такого вот допроса, и мне придется прервать это действо. Какой из его рассказов был ложью — тот, что я слышал раньше, или тот, что слушал теперь? На лбу у меня выступил холодный пот.
— Увидели кого? — спросила детектив.
— Мужчину в коридоре.
В кинофильмах адвокат вечно врывается в комнату, где детективы допрашивают его клиента, и требует немедленно прекратить допрос. Временами на самом деле приходится так поступать, однако бесцеремонное обращение с детективами обычно ни к чему хорошему не приводит.
Потому я просто закашлялся. Майлз и Денкерберг повернулись ко мне. Я начал давиться, кашель перешел в прерывистый хрип.
— Воды, — просипел я.
— Сейчас. — Майлз встал. — Я принесу.
Я резко потряс головой, указал пальцем на Денкерберг:
— Она. Вы можете… случайно уничтожить… улики…
Денкерберг недобро усмехнулась:
— Стаканы на кухне, мистер Дэйн?
Он кивнул.
Как только она вышла из кабинета, я вскочил, закрыл дверь и запер ее массивный замок.
— Какого черта вы тут устраиваете, Майлз? — спросил я.
Он уставился на меня, словно не понимал, — воплощение невинности.
— Я спросил, известно ли вам, что произошло. — Я говорил негромко, но резко. — Вы ответили — нет. Я спросил, слышали ли вы что-нибудь. Нет, у вас гремела музыка. Я спросил, видели ли вы кого-нибудь. Нет, вы работали. А теперь откуда ни возьмись — треск, стук и незнакомец в коридоре. Что это значит, Майлз? Был тут кто-нибудь или не был?
— Был.
— Тогда зачем вы мне наврали?
Он уставился в пол, вздохнул:
— Когда вы услышите всю историю — как все было на самом деле, — она покажется вам невероятной.
Я пытался испепелить его взглядом.
— Если я учую неладное, — сказал я, — если уловлю хотя бы намек на то, что вы врете, я уйду отсюда и больше вы меня не увидите. Ясно?
Майлз кивнул.
— Одно то, что мне пришлось прервать допрос столь дурацким образом, уже выглядит до крайности плохо. Я не стал бы этого делать, если бы не боялся, что вы того и гляди допустите какую-нибудь глупость. Вам необходимо основательно обдумать ваши показания, и постарайтесь говорить только правду. Если вы говорите, будто все было тихо, а ваш сосед заявляет, что не мог спать, потому как из вашего окна неслась громкая музыка, это плохо. Если вы говорите Денкерберг, будто писали, а ваш компьютер показывает, что вы уже три дня не сохраняли ни одного файла, это тоже плохо. Если вы говорите, будто не прикасались к телу жены, а полицейские находят в ящике с вашими носками окровавленную перчатку, это очень, очень плохо. Вам ясно?
— Да, но… — Он хотел подняться из кресла.
— Сидеть!
На несколько секунд мы оба замерли, глядя друг другу в глаза. И когда огонь, вспыхнувший в глазах Майлза, угас, я отступил на шаг.
В дверь резко постучала Денкерберг.
— Вы готовы? — спросил я.
Майлз кивнул, потупясь, точно проштрафившийся школьник.
Я открыл дверь, пригласил Денкерберг войти.
— Извините меня за случившееся, детектив. Мне уже гораздо лучше.
Не обратив на меня внимания, она направилась к Майлзу.
— Итак, в коридоре находился мужчина, — сказала она.
— Верно. Я повернул с лестницы в коридор наверху и увидел его. По-моему, я замер на месте. — Он задумчиво нахмурился. — Хотя нет, нырнул за угол. Потом услышал, как он бежит по коридору. Потом какой-то удар. Словно стекло разбилось. Я побежал за ним следом. Но его уже не было. Я выглянул в разбитое окно спальни и увидел… мужскую фигуру. Человек бежал к дороге. Тут я начал громко звать жену по имени. Она не отвечала, и я побежал в спальню. А там…
