Коллин Хувер - Безнадежность
— Торт! — воплю я, спрыгивая с кровати. Вбегаю в кухню и по характерному запаху понимаю, что опоздала — катастрофа свершилась. Беру прихватку, достаю торт и швыряю его на стол. Впрочем, не так уж сильно он сгорел. Может, если залить глазурью, его ещё удастся спасти.
Захлопываю духовку и задумываюсь, не сменить ли хобби. Может, начать делать драгоценности? Интересно, это сложно? Беру ещё два печенья, возвращаюсь в спальню, протягиваю одно Холдеру и укладываюсь на кровать.
— Пожалуй, я правда судила предвзято, обозвав тебя подонком-гомофобом. На самом деле ты вовсе не дремучий гомофоб, которого на год упекли в колонию?
Он улыбается, ложится навзничь и смотрит на звёзды.
— Не-а. Ничего подобного. Весь прошлый год я прожил с отцом в Остине. Даже не представляю, кто запустил эту байду с колонией.
— Так если слухи врут, почему ты не пытаешься себя защитить?
Он поворачивает ко мне голову.
— А ты почему не пытаешься?
Я сжимаю губы и киваю.
— Тушé.
Потом мы молча едим печенье. Многое из того, что он говорил, постепенно обретает для меня смысл. Н-да, и чем я отличаюсь от людей, которых сама же и презираю? Он прямо сказал, что ответит на любой мой вопрос, а я вместо того, чтобы спрашивать, предпочла верить слухам. Неудивительно, что он на меня злился. Я вела себя с ним так, как многие другие ведут себя со мной.
— Значит, той подколкой про окно ты намекал, что не надо верить сплетням? Ты правда не пытался сказать мне гадость?
— Я не говорю гадостей, Скай.
— Но ты постоянно на взводе. Хоть здесь я не ошиблась.
— Может, и так, но я не гад.
— Ну а я не шлюха.
— Ну а я не подонок-гомофоб.
— Значит, тут мы всё выяснили?
— Думаю, да, — смеётся он.
Я делаю глубокий вдох, потом выдох, готовясь сделать то, на что решаюсь не так уж часто: попросить прощения. Если бы я не была так упряма, я бы призналась вслух, что моё поведение было крайне оскорбительным, и он имел полное право злиться на мою грубость. Вместо этого я высказываюсь коротко и по существу.
— Прости меня, Холдер. Мне очень жаль, — говорю я тихо.
Он тяжело вздыхает.
— Знаю, Скай. Знаю.
Снова воцаряется молчание. Оно кажется бесконечным, но при этом недостаточно долгим. Наступает вечер, и я боюсь, что мой гость вот-вот объявит: «Пойду я, мне больше нечего сказать». Но мне этого не хочется. Не знаю, почему, но есть что-то правильное в том, что мы сейчас вместе.
Он первым разбивает тишину.
— Мне нужно у тебя кое-что спросить.
Я молча жду продолжения: похоже, мой собеседник, по своему обыкновению, тщательно обдумывает вопрос, прежде чем его задать. Он вдыхает и, повернувшись набок лицом ко мне, подпирает голову согнутой в локте рукой. Я чувствую на себе его взгляд, но не отрываясь смотрю на звёзды. Он сейчас чересчур близко, чтобы я могла позволить себе на него взглянуть. И сердце моё бьётся с такой скоростью, что если мы придвинемся хоть чуточку ближе, боюсь, я просто помру. Неужели похоть вызывает такое бешеное сердцебиение? Хуже, чем после бега.
— Там, на парковке, зачем ты позволяла Грейсону себя лапать?
Спрятаться бы куда-нибудь! Хотя бы под одеялом. Я-то надеялась, что эта тема не всплывёт.
— Я же говорила. Он мне не бойфренд, и не он посадил мне синяк.
— Да я не потому спрашиваю. Просто я видел твою реакцию. Ты была раздражена. Кажется, тебе даже было немного скучно. Вот мне и интересно, зачем ты ему всё это позволяешь, если не хочешь, чтобы он к тебе прикасался?
Ничего себе проницательность! Я ошарашена и прижата к стенке. Кажется, даже вспотела. Не хочу об этом говорить. Но он, похоже, видит меня насквозь, а я всё никак не могу его разгадать. Обидно…
— Это было так заметно? — спрашиваю я.
— Ага. С расстояния пятидесяти ярдов. Удивительно, как он сам-то не врубился.
Теперь я опрометчиво поворачиваюсь к собеседнику и тоже подпираю голову согнутой в локте рукой.
— Ну раз так... Сколько раз я его посылала — не сосчитать, но он прилип как банный лист. Он просто жалок и совсем мне не нравится.
— Тогда почему ты ему позволяешь? — спрашивает Холдер, пронзая меня взглядом.
Сейчас мы в равной позиции — лицом друг к другу. Он смотрит на меня, опускает взгляд на мои губы, отчего я немедленно перекатываюсь обратно на спину. Не знаю, что чувствует мой собеседник, но он тоже ложится навзничь.
— Сложно объяснить.
— Ладно, ты и не обязана, — говорит Холдер. — Мне просто было любопытно. Это вообще не моё дело.
Я закидываю руки за голову и смотрю на звёзды, считанные-пересчитанные огромное количество раз. Я уже провела в постели с Холдером больше времени, чем с любым другим парнем, но, как доходит до меня вдруг, ни разу не ощутила желания сосчитать хотя бы пару звёзд.
— У тебя когда-нибудь была девушка — так чтобы по-серьёзному?
— Угу. Но, надеюсь, ты не будешь выпытывать подробности, я не хотел бы их обсуждать.
Я качаю головой.
— Я не потому спрашиваю. — Умолкаю на несколько секунд, в надежде, что ко мне придут правильные слова. — Что ты чувствовал, когда вы целовались?
Он тоже делает паузу — наверное, решил, что вопрос с подвохом.
— Ты хочешь, чтобы я ответил по-честному, верно?
— Я всегда жду от тебя одной только честности.
Краем глаза вижу, что он улыбается.
— Тогда ладно. Пожалуй, я чувствовал… возбуждение.
Пытаюсь притвориться, что на меня не подействовало это слово в его исполнении, но… Ух ты! Скрещиваю ноги — может, это как-то поумерит волны жара, прокатывающиеся по моему телу.
— То есть, всякие там бабочки в животе, потные ладони, учащённое сердцебиение и всё такое прочее?
Он пожимает плечами.
— Да. Не со всеми девушками, с которыми я встречался, но с большинством.
Я поворачиваю голову в его сторону, пытаясь не анализировать последнее замечание. Он тоже поворачивается ко мне.
— Не так уж их было и много. — Он улыбается, и с близкого расстояния его ямочки выглядят ещё более милыми. — К чему ты ведёшь?
Смотрю ему прямо в глаза, потом вновь обращаю взор к потолку.
— А к тому, что я как раз ничего не чувствую, когда обжимаюсь с парнями, ничегошеньки. Только оцепенение. Я позволяю Грейсону меня лапать не потому, что тащусь от этого, а потому что мне нравится ничего не чувствовать. — Мой гость молчит, отчего мне становится неуютно. Интересно, не решит ли теперь он, что это я окончательно сбрендила? — Понимаю, звучит бессмысленно, и нет, я не лесбиянка. Просто до встречи с тобой никто не казался мне привлекательным.
Как только с моих губ слетает последняя фраза, он стремительно наклоняет ко мне голову, а я в то же мгновение зажмуриваюсь и закрываю глаза локтем. Поверить не могу — я только что вслух призналась, что нахожу его привлекательным. Эх, сдохнуть бы не сходя с места!
Чувствую лёгкое движение, потом он обхватывает ладонью моё запястье и отводит мою руку от лица. Открываю глаза — он нависает надо мной, опираясь на руку, и лыбится во весь рот.
— Я кажусь тебе привлекательным?
— О господи! — со стоном откликаюсь я. — Это же последнее, что нужно твоему эго.
— Пожалуй, ты права, — смеётся он. — Ну-ка, быстренько оскорби меня как-нибудь, пока моё эго не раздулось до размеров твоего.
— Тебе необходимо постричься, — выпаливаю я. — Давно пора. Волосы падают тебе на глаза, от этого ты косишь и постоянно дёргаешь башкой, как Джастин Бибер, и это реально сбивает с толку.
Он пробегает пальцами по волосам, хмурится и падает обратно на постель.
— Чёрт, это больно. Такое ощущение, что ты давно об этом думаешь.
— С понедельника, — признаюсь я.
— А мы познакомились в понедельник. То есть, строго говоря, с самой первой встречи ты постоянно думаешь о том, как тебе ненавистна моя причёска?
— Ну, не сказать чтобы постоянно…
С минуту помолчав, он не выдерживает и снова скалит зубы.
— Поверить не могу, что ты от меня балдеешь.
— Заткнись.
— Наверное, ты притворилась, что потеряла сознание, специально, чтобы я внёс тебя в дом на своих потных, мужественных руках.
— Заткнись.
— Спорю на что угодно — ты фантазировала обо мне перед сном.
— Заткнись, Холдер!
— Может быть, ты даже…
Я закрываю его рот ладонью.
— Ты гораздо привлекательнее, когда не треплешь языком.
Когда он наконец затыкается, я убираю руку и снова кладу её под голову. И опять мы молчим довольно долго. Он, наверное, внутренне ликует — как же, я назвала его привлекательным. А я внутренне корчусь при мысли о том, что теперь он посвящён в эту тайну.
— Мне скучно, — вдруг заявляет он.
— Ну так иди домой.
— Не хочу. Что ты делаешь, когда тебе скучно? У тебя же нет интернета и телека. Сидишь тут сутки напролёт и думаешь, какой я клёвый?
— Я читаю, — говорю я, закатывая глаза. — И много. Иногда пеку. Иногда бегаю.
