Ингер Фриманссон - Тень в воде
Врача звали «доктор Новаковска». Она была родом из какой-то восточноевропейской страны – имя и акцент свидетельствовали о том. После Томми жаловался, что им не дали шведского специалиста. Как будто их ребенок не достоин лучшего! Почему именно им приходится довольствоваться отбросами с Востока!
У доктора Эвы Новаковска были холодные пальцы. Она улыбнулась, глядя в сторону автомобильного кресла.
– Какая у вас замечательная девочка. Такая славная, хорошенькая, а какие длинные реснички.
Она взяла стопку документов и стала молча их перелистывать. На подоконнике стояла пластмассовая фигурка: аист со свертком в клюве. Из свертка торчал белобрысый хохолок.
Они ждали. Криста захныкала и уронила соску. Ариадна вернула соску на место и снова укачала девочку.
Доктор Новаковска поправила очки. Прокашлялась.
– Как вы уже, наверное, поняли, что-то пошло не так.
Именно этими словами: что-то пошло не так.
Что могло пойти не так? В материнском теле ребенок под защитой. Женское тело устроено таким образом: внутри есть специальная комнатка. Надежная, уютная комнатка, где зародыш вырастает в плод, а плод в ребенка.
– Мы ее обследовали, – продолжала доктор Новаковска. На шее у нее висела цепочка с крестиком. Когда Новаковска двигалась, крестик раскачивался. – К сожалению, мы ничего не можем сделать. Называя вещи своими именами, скажу: ваша дочь никогда не будет видеть.
Томми рассердился, просто рассвирепел. Вскочил, навис над столом, опираясь на костяшки пальцев. Ариадна никогда раньше не замечала, какие мощные у него кулаки.
– Что вы с ней сделали! – Голос глухо дрожал, рвался из глотки, точно зверь.
Доктор Новаковска отшатнулась. Это было самое трудное в ее профессии: сообщать о неизлечимой болезни или смерти. Во время учебы они тренировались делать такие сообщения, половину учебного дня посвятили ролевой игре на эту тему. Это и вправду было как игра, театр.
– Поверьте, мы сделали все, что в наших силах. Но у маленькой Кристы врожденный порок. Он возник уже в утробе матери.
Он не воспринял ее слова. В ту минуту.
– Моя жена ходила на осмотры. Вы должны были заметить уже тогда! Зачем нам тогда женские консультации, если вы не можете проследить, чтобы беременность протекала как надо!
– Конечно, конечно, разумеется. И Швеция – одна из передовых стран в этой области. Но не все можно обнаружить сразу.
– Значит, плохо смотрели. Скажите как есть. Вы совершили ошибку.
– Но, Томми… – Ариадна нащупала его запястье. Оно было как гранит. Он повернулся к ней, поджав губы:
– Значит, ты с ними согласна!
– Нет… но…
Он посмотрел на нее, глубоко в глаза, глубоко в кожу.
– Но ее жизнь все равно может сложиться счастливо, – продолжила доктор Новаковска, явно шокированная реакцией молодого отца. – Это еще не катастрофа. Я знаю многих… есть вспомогательные средства, специальное обучение… когда Криста подрастет. Если хотите, я могу дать вам номера телефонов родителей, оказавшихся в той же ситуации.
Но Томми уже схватил автомобильное сиденье Кристы и рванул на себя так, что девочка проснулась и заплакала. Он застыл в дверях.
– Мне нужен специалист.
Врач нервно засмеялась.
– Вы только что говорили со специалистом. Вы говорили со мной, а я именно специалист.
Томми повернулся к Ариадне. Взгляд его был острее лезвия.
– Поехали.
Глава 23
Услышав внезапный свистящий звук, она вздрогнула и затаила дыхание. Потом увидела, как быстро перемещаются по небу тучи. Ветер раздвигал их, будто театральный занавес, открывая луну. Она казалась такой близкой. Были отчетливо видны и поля, и кратеры.
Из темноты проступил и сад: посеребренные листья и сплетение теней. Она перевела взгляд на вольер. Птица? Нет, та спала – наверное, где-то высоко, спрятав голову под крыло.
Пора и ей в постель: без двадцати час. Надо идти в спальню, забираться под одеяло, устраиваться рядом с пустотой, где должен находиться Ханс-Петер. Надо обнять пустоту, заставить себя вспомнить его надежную спину и ноги.
Она взглянула на озеро. Поверхность серебрилась в сиянии ночного светила, подергивалась рябью под порывами ветра.
Нет, подумала она, нет. Капли пота выступили над верхней губой. Она утерла рот тыльной стороной ладони, ее переполняли страх и печаль.
В этот день, как и во все прочие дни, она выходила на лодке. Гребла несколько сотен метров – теперь ей сложно определять расстояние. Зимой все выглядело иначе. Даже темнота была другой, более серой.
Как и в другие дни, в этот день она встала в лодке на колени, перегнулась через борт, глядя в прозрачную воду. Водоросли и травы, рыба – все иное. Здесь было глубоко – а как глубоко, она не знала.
Достаточно?
Ханс-Петер не любил ее лодочные прогулки, он называл это поведение полуистерическим. Она отвечала, что иногда ей нужно собраться с силами. Что это жизненно важно для нее – близость к воде, созерцание.
Она убеждала его, произнося пафосные речи.
– Там, между небом и водой, я достигаю особого спокойствия. Не надо пытаться отнять его у меня, мешать мне. Мы с тобой не из тех людей, что принуждают друг друга. Мы никогда, ни за что не должны этого делать.
– Да ты сумасшедшая. – Ханс-Петер пытался отшутиться. – Но все мы не без странностей.
– Понимаешь, это важно для меня, – ворковала она детским голоском, прижимаясь к нему. – Так же важно, как для тебя – читать.
Это случилось в конце зимы шесть с половиной лет назад. Лед был хрупок и рыхл. Обмякшее женское тело, привязанное к финским санкам, стало еще тяжелее от пакетов с камнями, которые она привязала к нему. Она толкала санки все дальше и дальше, пока лед не начал проседать под ее весом. Последнее усилие, толчок, руки отпускают деревянную ручку, сани с глухим бульканьем наклоняются вперед и погружаются в воду.
Глава 24
Аэропорт располагался в страшной глуши. Добираясь туда, им пришлось ехать по узким извивающимся дорожкам, а под конец – мимо хлева, вокруг которого блеяли овцы. Глина и навоз облепили покрышки. Они припарковались у здания терминала.
– Мы всю неделю ездили так осторожно, – вздохнула Йилл, – а теперь на машину смотреть страшно! Что о нас подумают в прокате…
– Что подумают, то и подумают.
Тор достал сумки из машины и отправился к терминалу. Отпуск закончился, настала пора возвращаться домой. Он надеялся, что ощутит облегчение или, по крайней мере, не почувствует ничего, но с удивлением обнаружил, что это не так.
Зал ожидания был пуст. Неужели они с Йилл – единственные пассажиры рейса на Будё? Неужели самолет отправится в путь только ради них? Они зарегистрировались и опустили ключ от машины в ячейку возврата на стене, чтобы персонал фирмы по прокату авто забрал его.
– Машиночка наша… Я успела к ней привыкнуть. – Йилл бросила взгляд на пустую парковку и изобразила игриво-детский тон, как иногда делают женщины.
Берит была такой же – по крайней мере, в начале знакомства. А он уже и забыл. Все казалось таким далеким. Вся его жизнь.
Они уселись на диван и стали ждать. За стойкой кафетерия гремел посудой сонный подросток. В воздухе терпко пахло кофе, слишком долго простоявшим на плитке. Самолет должен был взлететь через полчаса, но его еще не было видно. В паре сотен метров от аэродрома находилось кладбище с белыми крестами и надгробиями, а дальше – непроходимый дикий лес.
«Совсем не так, как дома, – подумал Тор. – У нас кладбища ухоженные и уютные, люди ходят туда, чтобы предаваться воспоминаниям. День Всех Святых, большие свечи, запахи мха и дыма. Дрожащие от холода люди, собравшиеся стайками, чтобы согреться, слушают оркестр Армии спасения. Частый, туманный дождь превращает их в тени, стирая лица. Почему в День Всех Святых всегда идет дождь? Может быть, как говорила бабушка, ангелы плачут вместе с нами?»
Он указал на надгробия:
– Странное место для кладбища, правда? Совсем рядом с взлетной полосой.
– Мертвым шум не мешает, – произнесла Йилл с норвежским акцентом, листая брошюру авиакомпании.
– Что ты сказала?
Она посмотрела на него, прищурив глаза и наморщив нос, а затем прочитала на своем деланном норвежском:
– «Шум – это главная экологическая проблема для жителей районов, расположенных рядом с аэропортом». Ты только послушай: нежелательные громкие звуки называют шумом. Вот почему аэропорт построили среди пастбищ и кладбищ.
Тор невольно улыбнулся. Это подстегнуло Йилл, и она продолжила:
– Но все не так страшно. В соответствии с планом правительства, в период с 1999 по 2010 год шумовые помехи должны быть сокращены на двадцать пять процентов – из расчета так называемого «индекса шумовых помех».
– Великолепно.
Она умолкла и придвинулась к нему.
– Ну, как все? Хорошо?
– Да.
– Доволен поездкой?
– Конечно. Конечно.
– Значит, не жалеешь, что согласился?
