Филип Джолович - Стены молчания
— Не хотела тебя будить.
Я сел, обнял ее и зарылся лицом в ее волосы. Я ощущал мягкость и трепет ее тела.
Она рыдала:
— Телевидение. Ужасно.
Джей Джей, она говорила о нем. Неужели она, как и я, неосмотрительно выключила свет и смотрела этот ужас, который показывали на каждом канале прошлой ночью?
— Я знаю, знаю, — шептал я. Кадры производили сильное впечатление, тем более что ощущение реальности усиливалось в темноте. В конце концов я выключил телевизор, стыдясь, что видел все это при свете дня.
— Это было так… — Она не могла найти слов и снова расплакалась.
Внезапно она оттолкнула меня и вытерла лицо простыней. Простыня упала, обнажив ее до пояса. Ее отчаяние было трагичным и эротичным одновременно.
— Там было граффити, — сказала она.
Я не заметил.
— Где?
— На стене вдоль шоссе Рузвельта. Я видела в новостях. Там было написано «shit happens»[6].
Я не знал, что сказать.
Она снова прижалась ко мне.
— Это было написано такими толстыми, коренастыми буквами. Ты знаешь эти буквы граффити. Буква Е в «happens» была сделана как улыбающееся лицо, маленький язык торчал из нее. Отвратительно.
Я прижал ее к себе.
— Я сопровождала Джей Джея на совещание всего за день до этого. Он ругал меня, ругал всех. Он хотел получить какие-то документы для клиента. Казалось, это все, о чем он тогда заботился. Это и визит к… — Она напряглась. — Однажды я была в одном месте. Это было хорошее место, но оно было и плохим… Понимаешь, о чем я?
Я не понимал, о чем она говорила.
— Это там ты научилась недвусмысленным сигналам? — спросил я.
По-моему, Кэрол не слышала меня.
— Я не хочу возвращаться.
— Так не возвращайся, — сказал я.
Кэрол вытянула ноги, я услышал легкий шорох под простыней.
Она впилась зубами мне в шею, затем начала покусывать мое плечо. Она прижимала меня к себе, ее ногти были острыми, они резали меня на куски. Она потянула меня к себе, наши лобки оказались на одном уровне. Опять ногти, на этот раз они впивались в мои ягодицы.
Ее глаза стали дикими.
— Займись со мной сексом, — задыхаясь, шептала она и стонала. — Трахни меня! Выбей из меня это побоище. Я хочу чувствовать тебя внутри, глубоко. Я хочу чувствовать только это.
10
Было шесть часов утра, когда я вернулся к себе. Я был грязным, но чувствовал, что моя душа очищена. Всего час назад я и Кэрол были одним целым, ее теплое тело было сплетено с моим.
Почему-то я думал, что за сутки моего отсутствия в квартире произойдут изменения: мебель будет затянута белой тканью, на лампах и занавесях будет висеть паутина.
Пройдя в небольшую кухню, я достал холодный чай из холодильника. Раздевшись, я завернулся в полотенце, которое мокрым оставил на спинке кухонного стула. Я прошел в комнату, служившую мне и гостиной и столовой, и кинул свои кости в большое мягкое кресло. Я купил его, когда только приехал в Нью-Йорк, и очень сильно к нему привязался.
Мне нравилась моя квартира. Она не производила впечатления уютного гнездышка, но стены были достаточно толстыми. Даже если кто-то из моих соседей включал на полную громкость Эминема или устраивал вакханалии, я никогда не слышал их. И здесь было много места, даже более чем достаточно для моих пожиток: компьютер, случайная мебель, кипы книг, несколько фотографий в рамках, компакт-диски и видеокассеты и уже отжившая свой век юкка. Мои гости вряд ли могли судить обо мне по квартире. У Кэрол все по-другому. Ее квартира свидетельствовала о том, она тщательно выбирала предметы, которые ее окружали, а не просто слонялась по городу с кредитной карточкой в кошельке, чтобы в конце концов накупить плохо гармонирующие между собой предметы мебели.
Уставившись прямо перед собой, я почувствовал, что настоящее столпотворение грозило поглотить меня. На стене висела огромная фотография ярко-коричневых тонов, растровая. Огромные столбы света проникали сверху через высокие большие окна, образуя лужи света на полу зала. Это был огромный собор, где молящиеся всегда двигались, а не были прикованы к скамьям. Некоторые стояли в снопах света, другие скрывались в тени в надежде быть найденными.
Кэрол, обнаженная, шла по мраморному полу. Роскошная копна ее густых волос слегка развевалась, в глазах плясали искорки, и она смеялась. Она шла ко мне.
В руке она держала поводок собаки, к которому ничего не было привязано, он просто болтался.
Кэрол медленно открыла рот. Она скажет что-нибудь? Она закричит? Но она лишь прожужжала, электрически, настойчиво, не по-человечески.
Жужжание наполнило мою голову. Я открыл глаза. Вместе со звонком входной двери я слышал шум дождя, бьющего по стеклу.
Если бы я не был таким сонным, я заметил бы, что звонили в дверь, а не по домофону. Это был бы консьерж, который обычно сообщает о приходе гостей. Но я еще спал. Размашистым шагом пройдя по коридору, я широко распахнул дверь, не посмотрев в глазок и забыв прицепить цепочку.
Это был детектив, с которым я беседовал вчера в участке. С ним был еще один офицер полиции, и оба они выглядели недружелюбно. Они насквозь промокли.
— Детектив Минелли, — сказал я, пытаясь быть приветливым.
— Манелли, — строго поправил он.
Он спросил, можно ли войти, и они проследовали мимо меня. Их самоуверенность удивила меня. Я повел их через гостиную-столовую, включая везде, где мы проходили, свет.
— Присаживайтесь, — сказал я.
Они сели вместе на мягкий диван, который составлял достойную конкуренцию моему мягкому креслу.
— Чем могу быть полезен? — спросил я. — Еще довольно рано для консультаций по вопросам, связанным с безопасностью жизни.
Я посмотрел на часы. Было начало одиннадцатого.
— Да, правильно, — проговорил Манелли, пока тормошил свой дипломат. Я предложил им попить чего-нибудь холодного, но они проигнорировали меня.
— Вы и мистер Карлсон интересовались машинами, — сказал Манелли.
Я засмеялся.
— Что в этом смешного?
Инстинкт юриста подсказал мне не смеяться. Тот же самый инстинкт действовал на меня как нюхательная соль. Я проснулся. Будильник. На работу.
— Да. Это правда, мы говорили изредка о машинах. Но он мог осуществить свои мечты: «феррари», «порше», ну и другие машины подобного рода. — Манелли пренебрежительно посмотрел на меня. Игрушки большого ребенка. — У меня нет машины в Нью-Йорке, — продолжал я, — а машины, которые я водил в Англии, вряд ли заинтересовали бы Джей Джея. Вот почему я засмеялся.
— Что вы думаете о машине, которую он разбил?
Джей Джей совершил святотатство. Существовала история об английском судье, который добавил вооруженному грабителю год за то, что тот отпилил стволы ружей марки «Пердью». Я был более чем уверен, что нью-йоркский судья, который разбирался в машинах, сделал бы то же самое с Джей Джеем.
— «Макларен F1», — сказал я, — у каждого свое мнение по поводу машин, как с вином и живописью, но, на мой взгляд, эта была лучшей. Пройдет много времени, прежде чем кто-либо сделает что-то лучше.
— Почему вы не рассказываете нам о машине, сэр?
— Я же сказал вам. Великолепная машина. Я не эксперт, на самом деле я никогда не видел ничего подобного наяву раньше. Джей Джей купил ее и позвонил мне, чтобы похвастаться. По крайней мере я так думал. Очевидно, у него были другие цели. Это все, что я знаю.
Они оба заерзали и понимающе посмотрели друг на друга.
— Хватит нести чушь, — сказал полицейский в форме.
— Что вы имеете в виду? Все, что я сказал вам, — правда, — настаивал я. — Мне нечего скрывать. Я добровольно впустил вас в свою квартиру, а вы ведете себя агрессивно. Почему? И мне не нравится, когда говорят, что я несу чушь, хотя на самом деле я говорю правду. Задавайте свои вопросы и оставьте меня в покое.
— Прошло много времени, прежде чем вы пришли ко мне, — заметил Манелли.
— Я же объяснял вам, почему. И мне показалось, что вы поняли меня, когда я приходил в полицейский участок.
— Это рана? — спросил Манелли, указывая на небольшой рубец на моем лбу. Я кивнул. Манелли наклонился и пристально посмотрел на него. — Не смотрите на меня так серьезно, — сказал он.
Я согласился, что прошло много времени, прежде чем я пришел к ним, но именно мое шоковое состояние отсрочило встречу, а не царапина на лбу. Напарник Манелли усмехнулся.
Они пришли с чем-то конкретным, но тогда почему они играли со мной?
— А как обстоят дела с наркотиками, мистер Бордер? — спросил Манелли. — Это был еще один общий интерес с мистером Карлсоном?
Не считая пары-тройки косяков в колледже, я был чист.
— Я не понимаю, о чем вы говорите.
— Да ладно, — он переключился на волну закадычного друга. — Продолжай, можешь не стесняться насчет пары косяков, пары щепоток кокса в ванной, мы поймем. Ничего такого, мы все знаем об Уоллстрит.
