Вьери Раццини - Современный итальянский детектив. Выпуск 2
Я наклонилась поцеловать ее, испытывая нелепую, раздражающую нежность — в конце концов, речь в данный момент шла обо мне, это мне, а не ей, быть может, угрожала опасность.
Когда я уходила, краски дня еще больше поблекли; все казалось каким-то разбавленным, вязким и ненастоящим. Я гнала мысли о тех двух звонках: главное — сделать вид, будто ничего не произошло, будто и лифт в студии, и бар, и в спешке проглоченный йогурт были теми же, что и всегда. Хотя осознавала, что и темнота, и внимание, сосредоточенное на фильме, на кольцах, на укладке текста, на движениях губ, послужат мне лишь временным укрытием.
Я вернулась в зал, начала искать в сумке текст. И поняла, что оставила его на пульте; это стало еще одним подтверждением того, насколько я была рассеянна и взволнованна. Массимо Паста записал один целую сцену и теперь ждал меня у микрофона в обществе Франко Бальди. Если Мариани не ошибся в подборе актеров, нам следовало ожидать появления нового персонажа, непременно очень сексуального и мужественного. У четвертого микрофона стоял молодой актер, которого я никогда раньше не видела и которого запомнила только потому, что его существование отражено в тексте. Роль Бальди была весьма значительной, и под именем Уилкинса он заявил о себе первым.
У и л к и н с. Остаток твоего гонорара.
Он передал стоящему напротив него юноше несколько тонких пачек.
Уилкинс — это тот самый человек, который следил за каждым движением Джо, оставаясь незамеченным: стройный, сильный, лет пятидесяти, с выразительным лицом бывалого человека, изрезанным морщинами и обрамленным коротко стриженными волосами, — как раз под стать голосу Бальди. Служившая ему фоном комната вся сверкала от обилия картин и разных ценностей, из чего я заключила, что он расплачивался за доставленное ему очередное сокровище.
У и л к и н с. Пятьдесят в швейцарских франках, и еще доллары, как договаривались.
Его наручные часы показывали восемь. Он нажал на кнопку: циферблат превратился в микроскопический монитор, в поле зрения которого оказалась часть дороги и закрытые ворота; перед воротами появилась черная машина.
На мониторе нормального размера можно было узнать «порше», принадлежащий Джо; два других экрана, расположенных над консольным столиком, показывали интерьер дома. За этими мониторами наблюдал мулат из роскошного, но слишком утилитарного помещения перед входом в кухню.
Он тоже нажал на кнопку, проследив, как открылись ворота, затем другую и наконец произнес:
— Ваши гости прибыли.
Это сообщение не отвлекло Уилкинса от созерцания полотна, судя по всему очень знаменитого: не то кисти Перуджино, не то самого Рафаэля.
У и л к и н с. Вскройте мне сердце, и вы обнаружите там выведенное золотыми буквами слово «Италия».
Ю н о ш а. Боюсь, вы обнаружите там выведенное золотыми буквами: «Церкви не охраняются». Завтра разразится скандал.
У и л к и н с. Через неделю все об этом забудут.
Ю н о ш а. А я лягу на дно, и надолго. Месяца через три вы сможете найти меня в Гамбурге.
Он кинул в сумку последнюю пачку денег, протянул Уилкинсу руку.
Ю н о ш а. Удачи вам.
У и л к и н с. Удачи.
Столовая Уилкинса, как можно было предположить, тоже блистала великолепием. Гости и хозяин дома все еще сидели за столом, курили и пили кофе.
У и л к и н с. Естественно, не всегда то, что хотелось бы иметь у себя, продается. Часто деньгами вообще ничего не добьешься.
Мелоди сосредоточенно его слушала: подобранные кверху волосы и темное платье с мягкой драпировкой на плечах придавали ее лицу особую бледность. Уилкинс смотрел на нее с явным интересом.
У и л к и н с. Может, прежде выпьете что-нибудь?
М е л о д и. Нет, мне не терпится поглядеть.
Они встали. Проходя по залу, Мелоди остановилась перед «лотом 49».
М е л о д и. Кажется, этот секретер когда-то давно принадлежал семье одного моего друга. Я узнала его по описанию — не думаю, чтобы подобных вещей было много.
Д ж о. Итальянского друга?
М е л о д и. Нет, американского.
У и л к и н с. Очевидно, из семьи Хартов. Мне известна вся подноготная этого секретера…
Уилкинс провел их по галерее, уставленной суровыми мраморными бюстами, и остановился у покрытой фресками двери. Вставил маленький золотой ключ в замочную скважину и отпер. Мелоди вошла первой и снова очутилась в большом зале: среди роскошной мебели были продуманно расставлены футляры с изумительной коллекцией холодного оружия: кинжалы, сабли, турецкие ятаганы, украшенные алмазами и другими драгоценными камнями…
Д ж о. Ральф получает заманчивые предложения от крупнейших музеев мира.
У и л к и н с. По правде говоря, только от одного, я предпочел бы, чтоб и его не было.
Д ж о. Посмотри: это Джохур раджи. (Показывает на кривую саблю, усыпанную изумрудами, нефритами, сапфирами и алмазами, имитирующими рисунок волн.) А это Канджар.
М е л о д и. Великолепная работа. Может, поэтому они все заставляют думать о жестокости.
У и л к и н с. Ну, по крайней мере в этом они уступают современному оружию. Смерть от такого старого клинка как-то благороднее и чище, вы не согласны?
М е л о д и. Может быть, но…
У и л к и н с. Даже если бы это было возможно, у кого бы возникло желание коллекционировать нейтронные бомбы?
Д ж о. О, я знаю таких!
Мелоди подошла к футляру, в котором красовались крупные четки с драгоценным распятием, более удлиненным, чем обычно.
У и л к и н с. В эпоху Контрреформации их носили многие монахи…
Резким движением он выхватил из вертикальной части распятия острый стальной клинок; Мелоди слегка отпрянула. Джо обхватил ее за плечи, восторженно улыбаясь.
Д ж о. Реликвии Святейшей инквизиции… Но ты еще не видела самый легендарный экспонат. Покажешь, а, Ральф?
Уилкинс, не говоря ни слова, направился к выходу, подошел к другой двери и отпер ее еще одним золотым ключом. За дверью было темно.
У и л к и н с. Я знаю, Джо очень к вам привязан, ведь вы спасли ему жизнь.
М е л о д и. В этом нет моей заслуги. Я просто вовремя приехала.
У и л к и н с. Думаю, вы сделали нечто гораздо большее: вы вернули ему веру в людей. (Зажигает свет, и становится видна белая мраморная лестница.) Иначе вас бы здесь не было.
Д ж о. Это большая честь, Мелоди. Излишне объяснять, что ты должна сохранить все в тайне.
В полной тишине они спустились вниз. Походка Уилкинса не утратила своего изящества, но в ней появилось что-то суровое. Прошли мимо хранилища скульптур, размещавшегося в прямоугольном зале без окон.
У и л к и н с. Надеюсь, ты предупредил Мелоди об опасности, которая ей грозит?
Д ж о. Нет. Согласно легенде, ты рискуешь подвергнуться смертельной опасности. Если ты веришь в такие вещи…
У и л к и н с. Я склоняюсь к тому, чтобы в них поверить. Сейчас, Мелоди, вы увидите Захир. Вы когда-нибудь слышали это слово?
Мелоди отрицательно покачала головой.
У и л к и н с. Оно арабское. Захирами называются люди и предметы, которые обладают ужасным свойством: их невозможно забыть и в конце концов их образ может довести человека до безумия.
Он проследовал по короткому пустому коридору, поднялся в полумраке по двум ступенькам, отключил при помощи третьего ключа сигнализацию на стальной решетке, напоминающей вход в склеп, за которой видна была только темная стена. Прутья решетки медленно раздвинулись. Уилкинс сделал шаг, толкнул невидимую, отделанную декоративными панелями дверь, ведущую в полную темноту. И вошел, не зажигая света.
У и л к и н с. Идите за мной.
Дверь закрылась у них за спиной, и они еще секунду пробыли в темноте. Вдруг сверху упал луч, за ним появились, как в волшебном сне, другие сверкающие белые и голубые лучи, мечущиеся и ослепляющие; стоило только отвести взгляд, и они в свою очередь наполнили темное пространство серебристыми отблесками. Свечение было таким ярким, что скрывало форму предмета, от которого оно исходило. Мелоди вскрикнула от удивления, а я, ничуть не менее ослепленная, промолчала. Наслаждение актерской игрой (а это настоящее наслаждение) уступало место другому наслаждению: смотреть, неотрывно следить, как зачарованный зритель, за продвижением по дому Уилкинса к неведомой цели.
Но это наслаждение волей-неволей пришлось себе отравить. Никто из нас не вправе отвлекаться, мы ведь не можем слепо копировать оригинал — слишком уж отличается качество звука, — даже вздох вынуждены переделывать.
Я наконец выдала в микрофон восклицание Мелоди, а она тем временем подошла поближе, чтоб рассмотреть висящий в воздухе стилет с изумрудной рукояткой и клинком, вырезанным из цельного алмаза умопомрачительной величины.
В полной тишине, потрясенная, она долго смотрела на стилет. Наконец подалась в сторону, потеряв ориентацию в черном безмерном пространстве: комната, обитая черным бархатом, точно гигантская витрина ювелирного магазина, усиливала эффект.
