Игорь Резун - Свидание на Аламуте
Заратустров улыбается по-прежнему мягко, и морщины на его лице не разглаживаются, а, наоборот, набухают провалами, овражками, как у человека, наконец свалившего с плеч огромный груз, все свои дела и теперь расслабившегося и получающего в дар от времени следы множества переживаний, перенесенных с каменным, неподвижным лицом. Севастьянов тоже прикасается к стаканчику.
— Да, а вино — превосходное, Александр Григорьевич! Хорошо вам тут… А я даже отдохнуть толком не успел.
— Отдохнете, Владимир Петрович, — ворчит Заратустров. — В мои годы и отдохнете… Значит, мне готовиться к очередям в собесе? Ну-ну…
— Да нет. Думаю, собес к вам на дом приходить будет, — Севастьянов смотрит куда-то мимо полковника, на прокаленную солнцем террасу, за которой замерли в неподвижности зеленые иглы олив. — Кроме того, вы не… расслабляйтесь. У вас есть теперь работа. И ва-ажная работенка!
— Какая же? Бумажки в кадрах перекладывать из папки в папку?!
— Нет. Охранять. Беречь, как зеницу ока.
— Кого?
— Объект номер ХСН-765698. Последнюю из двух уцелевших Невест!
Севастьянов отпивает вина и веско прибавляет:
— Это приказ, который мне поручено вам передать. И задание… пожизненное!
Заратустров качает седой головой. Кряхтит. Потом потертыми своими губами едва слышно роняет:
— Есть.
— Ну, вот и хорошо… И все-таки вино великолепное тут. Просто завидую!
Последние слова он произносит меланхолично, потому что через террасу проходит Эмилия — гость любуется ее свободным платьем-хитоном, стройными босыми ногами, тихонько шуршащими по горячим каменным плитам… Потом резко встает.
— Что ж, мне пора. Рад был увидеть вас, Александр Григорьевич!
— Я тоже, Владимир Петрович! Благодарен за известия…
Никто тут не рвется провожать или быть провожаемым. Севастьянов, пожав полковнику руку, в один миг превращается в прежнего, сухого и аскетичного немца — доктора Бруно Гассельбахера, — какой и пришел в пансионат час назад. А человек в полотняных штанах и голубой куртке стоит в задумчивости посреди комнаты. Его брови, когда-то редкие, а теперь почему-то кустистые, лохматые, двигаются — он над чем-то усиленно размышляет. Потом Николас Тредиакис, как явствует из записи в книге регистрации этого семейного пансиона, подходит к комоду и давит на медные бляшки. В ящик отправляется книга в переплете из телячьей кожи. Подумав, человек вынимает из небольшой, хитро устроенной между лопаток кобуры плоский черный ПСС на двенадцать патронов и кладет его вместе с книгой. Оружие, действительно, мешает работать с цветами…
Человек спускается по длинной лестнице — она сохранилась от древнего греческого порта. Внизу — полоска безупречного пляжа, редкие зонтики из тика. На пляже — никого. Камни лестницы уходят в изумрудную воду Эгейского моря, а на последних ступеньках, опустив стройные голые ноги в набегающие волны, сидит девочка. На вид ей около шестнадцати. Угловатая красота подростка уже переплавилась у нее в нежность форм юной девушки; восхищают выпуклые, гордые губы и огромные глаза с пушистыми ресницами, роскошные черные волосы, кольца которых падают на тонкую, гибкую шею, и чувственные, хрупкие плечи. Девочка сидит на ступенях в таком же, как и на хозяйкиной дочке, платье-хитоне, открывающем загорелые плечи и точеные коленки.
Человек в куртке спускается вниз и усаживается рядом с ней на ступеньку выше. Достав из кармана небольшую сигару Coronas Culebra, неправильной формы, похожую на кривой гороховый стручок (в ней переплетены тонкие жгуты табачного листа), он закуривает и размеренно говорит, будто прервался до этого всего лишь на секунду:
— …и вот после того, как Мессия был распят, главы трех магических орденов, некогда предсказавшие его рождение, окончательно рассорились между собой. Гаспар был могущественным царем Востока, власть его распространялась почти на всю Азию, от Тигра до желтых вод Янцзы. Люди Мельхиора жили в нынешней Европе — там, где Рим переживал времена своего упадка. А Валтасар, бог язычников, царил и на севере, среди первобытных охотников и шаманов, и на юге — ацтеки знали его, как Кветцалькоатля. Если бы Валтасар объединил древние языческие культы Севера и Юга, то он бы поглотил и беспомощный Рим, и разобщенный Восток… Еще не родился Мухаммед, а христианство было не более чем сектой! Мельхиор и Гаспар решили устранить Валтасара. Во время одного из тех разнузданных пиров, которые он устраивал, где кушанья подавали на нагих телах прекрасных рабынь и гости за столом могли удовлетворить и голод, и похоть, на мраморных стенах вспыхнул огонь, сложившийся в слова: «Мэне, текэл, фарес!» — что на арамейском языке означало: «Ты взвешен и найден очень легким!» Гости даже не испугались — они приняли это за иллюминацию, за один из фейерверков, до которых так был охоч Валтасар. Но сам Валтасар задумался… И усилил охрану. И спрятался в самых глубинах своего дворца. И велел казнить всех своих наложниц, более ста рабынь, чтобы никто не мог умертвить его во время любовных игр… Но это не помогло. Утром Валтасара нашли задушенным в своей опочивальне. Так осталось только два магических царя. Два эгрегора. Вот такая сказка, Патри.
Девочка закидывает лицо к солнцу и смеется. Она играет в воде — пальцы ее безупречных ступней пытаются поймать комочки морской пены. Потом она говорит беззаботно:
— Хорошая сказка, дядя Саша… Расскажи мне про другое. Майя и Алеша поженились?
— Еще нет, — неторопливо отвечает ее собеседник, попыхивая сигарой и бездумно глядя на ровную линию горизонта. — Они написали, что свадьбу сыграют к Новому году. Как раз, Патри, мы с тобой вернемся в город, и ты сможешь поздравить их по вашему обычаю…
— У них будет ребеночек? — бесцеремонно перебивает Патрина, знающая, видимо, что «дядя Саша» не обидится.
— Будет. Майя хочет мальчика, Алексей — девочку. Думаю, гены Майи окажутся сильнее.
— А тетя Люда с мистером англичанином?
— На эту свадьбу мы уже опоздали, Патри. Они поженились три недели назад, в фамильном замке сэра Джулиуса, в Вестербридже. Для Людмилы сшили специальное свадебное платье от Balenciaga, подол которого мистер Кроу пропитал так называемым «составом дракона» — такой смесью пропитывают ткань китайских фонариков…
— Зачем?
— Чтобы платье не загорелось. К священнику они шли оба босиком, по дорожке из раскаленных углей. На этой свадьбе были и Сара Фергюссон, герцогиня Йоркская, и наш друг сэр Реджи, и тот самый маг, которого ты знаешь, — дядя Капитоныч. У Людмилы будет ребенок, это уже известно. Скорее всего, девочка. Она это чувствует.
Патрина молчит. Потом меняет позу: подтягивает коленки, ставит розовые пятки, промытые морем, на край древней ступеньки и кладет подбородок на колени, обхватив их руками. И смотрит вдаль. Там, в спокойном аквамарине, между морской синевой и голубизной неба, покачивается на волнах турецкая рыбачья шхуна. Полковник тоже молчит; он выпускает дым сигары одинаковыми клубами, как паровоз в детском мультфильме.
— А ты, Патрина? — вкрадчиво спрашивает он.
— О чем ты, дядя Саша?
— Понимаешь… Северные шаманы, знавшие о происхождении Принцессы Укок, о ее египетских корнях, поставили на Мельхиора. Они хотели соединить силу, таящуюся в мумифицированном теле этой древней волшебницы, и эгрегор бывшего царя Востока. У них это не получилось. Мельхиор оказался слаб… Люди из ордена Истребителей Магов, продолжатели дела Старца Горы, пытались достичь заветной цели, обратившись к могучему эгрегору царя Гаспара, дремлющего тут, на Востоке. Они надеялись на помощь Абраксаса, этой третьей силы, стоящей над миром. Но Абраксас, сначала помогавший им, потом расхотел помогать ордену ассасинов…
— Почему?
— Этого никто не знает, Патрина. И никогда не узнает. У них тоже ничего не получилось. Вторая жертва не стала Невестой, не состоялось мистической «свадьбы», потомок Хасана Гуссейна ас-Саббаха не родится ни в мужском, ни в женском обличье. Остался третий эгрегор. Валтасара…
— Его же убили, дядя Саша?
— Не все так просто, Патри… Ты слышала о северной стране? Гиперборее?
— О ней рассказывала Мири…
— Да… Гиперборея-Арктида. О ней писал еще греческий ученый Страбон в своей «Географии». Вот послушай…
Где океан, век за веком, стучась о граниты,
Тайны свои разглашает в задумчивом гуле,
Высится остров, давно моряками забытый, —
Ultima Thule…
Остров, где нет ничего, и все только было,
Краем желанным ты кажешься мне потому ли?
Край, Валтасара наполненный силой,
Ultima Thule.
Пусть на твоих плоскогорьях я буду единым!
Я посещу ряд могил, где герои уснули,
Там, где Изгнанника стынут угрюмо руины,
Ultima Thule…[45]
— Это о Гиперборее?
