Роберт Маккаммон - Королева Бедлама
— Жидкий ленч? — с деланным сочувствием осведомился Мэтью. — Понимаю. Ведь правда же неприятно, когда твой клиент оказывается убийцей?
Примм сделал долгий, так нужный ему глоток. Глаза у него увлажнились и заблестели.
— Я думаю, это его мать, — продолжал Мэтью. Конечно, шаткая догадка, потому что отчего бы леди не отреагировать на имя сына? — Он ее спрятал в Уэстервике и организовал гибель трех человек. Но на самом деле у меня другой вопрос: что случилось с его отцом?
— Самсон! — прохрипел Примм, сперва обжегши горло еще одним глотком жидкого огня. Чернобородый бугай вернулся к столу — половицы тряслись от его шагов. — Этот молодой человек мне докучает. Если он скажет еще хоть слово, я просил бы вас выбросить этого нью-йоркского хама вон.
— Будет сделано, мистер Примм, — библейским басом ответил Самсон, глядя Мэтью в лицо с расстояния в четыре дюйма. И прищелкнул костяшками здоровенных рук, как стенами иерихонскими.
Мэтью решил, что еще одно слово не стоит потери многих хороших зубов. Коротко улыбнувшись, он поклонился Примму, повернулся и вышел. Дальше по улице он увидел вывеску другой таверны, гласившую: «Арфа и шляпа». Он подошел к двери, но прежде чем войти, открыл саквояж, оттуда вытащил новый свернутый лист бумаги — копию портрета Королевы Бедлама. Мэтью попросил Берри повторить портрет — на случай, если пальцам Примма не понравится первый.
Он вошел в таверну с портретом леди и с надеждами, что ее кто-нибудь узнает.
Вскоре он вышел с несбывшимися надеждами, поскольку никто из посетителей понятия не имел, кто это такая. Прямо напротив на другой стороне Честнат-стрит была гостиница «Сквайрз-инн», о которой говорил Хэвестро. Мэтью вошел туда, держа портрет в руках, и тут же к нему прилип какой-то пьяный, утверждая, что эта вот леди — его мать, и он не видал ее с тех пор, когда был еще во-от таким крошкой. Поскольку этому человеку было за шестьдесят, поверить ему было трудно. Владелец таверны, вполне дружественный джентльмен лет под тридцать, сказал, что женщина, кажется, выглядит знакомо, но имени ему не вспомнить. Мэтью сказал всем спасибо, извинился за беспокойство и двинулся своим путем.
Когда он дошел до третьей таверны под названием «Старое ведро» на Волнат-стрит, уже почти настало время ленча и с десяток человек праздновали обеденный перерыв. Молодой человек с каштановыми усами, остроконечной бородкой, в рыжевато-буром сюртуке взял рисунок и внимательно его рассмотрел у стойки, где ел колбасу с жареной картошкой, запивая портвейном. Потом он подозвал посмотреть своего приятеля, еще более сельского вида, и вместе они стали рассматривать портрет в кольце столпившегося народа — всех заинтересовало, что там показывают.
— Кажется, видел я эту женщину на Фронт-стрит сегодня утром, — решил наконец молодой человек. — Это та, что собирает деньги, пока девчонка играет на бубне?
— Да нет! — горячо возразил его приятель и так резко потянул бумагу на себя, что Мэтью испугался, как бы этот портрет не постигла участь первого. — Это же не она! Это же вдова Блейк! Сидела сегодня утром и из окна своего дома на меня смотрела.
— Это точно не вдова Блейк! — вмешался крепко сбитый владелец таверны, он же бармен, подставляя пустой кувшин под кран винной бочки за стойкой. — У вдовы Блейк лицо толстое, а эта худая.
— Да она это, она! Ну точь-в-точь! — Сельского вида джентльмен с неотесанными манерами посмотрел на Мэтью подозрительно. — А послушайте, чего это вы тут портрет вдовы Блейк таскаете?
— Не она это, — возразил владелец.
— Она в беду, что ли, попала? — задал вопрос молодой человек с остроконечной бородкой. — Денег задолжала кому?
— А я говорю, не она это. Дайте я гляну! — Толстые сильные пальцы бармена чуть не оторвали уголок рисунка, потянув на себя. — Не, худая слишком. Тут еще кто-нибудь думает, что это вдова Блейк? — Он поднял картинку, показывая всему залу. — Если кто так думает, значит, уже перебрал!
Мэтью считал, что ему повезло, когда он выбрался из таверны с неповрежденным рисунком, и никто не бежал за ним с дубиной, приняв за выколачивателя долгов. Той группе он сказал, что просто ищет пропавшую, на что деревенский тип, усмехаясь до ушей, сообщил, что вдова Блейк жива, и все это знают, и с чего бы ей пропадать?
Он попробовал останавливать на улице прохожих, но никто лица не узнал. Дальше по Волнат-стрит, где фермеры продавали с телег фрукты и овощи, расположились две таверны друг напротив друга. Та, что справа, носила название «Кривая подкова», а слева была гостиница «Семь звезд». Не веря, что кривая подкова может оказаться счастливой, Мэтью решил поручить свою судьбу звездам.
Опять-таки обеденный наплыв — в основном мужчины в строгих деловых сюртуках, но и несколько хорошо одетых женщин тоже. В меню, как увидел Мэтью, жареные куры, какой-то мясной пирог, овощи — наверное, свежие, с тех самых телег. В зале было чисто, в окна лился яркий свет, слышалась оживленная речь. На стене за стойкой нарисованные семь белых звезд. Такая же гостеприимная и приятная таверна, как «С рыси на галоп», и ощущение собственной уместности в этой обстановке. Мэтью подошел к стойке, остановившись по дороге, чтобы пропустить служанку с подносом тарелок, и почти сразу же седой бармен, наливавший вино посетителю, обратился к нему:
— Что желаете, сэр?
— Вы извините, я понимаю, что вы очень заняты, но не глянете ли вот на это?
Мэтью положил на стойку портрет Королевы.
— А можно спросить, зачем мне это показывают?
— Я из Нью-Йорка. Представитель юридического агентства. — Невинная ложь? Да нет, просто некоторая переформулировка. — Наш клиент желает установить личность этой женщины. Мы думаем, что у нее есть в Филадельфии корни. Вы узнали это лицо?
Бармен приподнял портрет.
— Погодите-ка, — сказал он, вытаскивая откуда-то очки. Потом поднес рисунок к свету, отраженному от полированного дерева стойки.
Мэтью увидел, как он нахмурился, как сошлись седые брови.
— Из Нью-Йорка, говорите?
— Да, оттуда. Приехал сегодня утром.
— Вы адвокат?
— Строго говоря, нет.
— А кто вы, строго говоря?
— Я… — Как найти правильное слово? Дедуктор? Нет, не годится. Дедуктив? Абсолютно неверно и звучит отвратительно. Его работа — решать проблемы. Решатель? Проблемщик? Ну уж нет. Он должен считать себя просеивателем догадок. Весовщиком улик. Детектором правды и лжи.
Подойдет.
— Я детектор, — сказал он.
— Кто-кто? — Седые брови нахмурились еще сильнее.
Не годится, подумал Мэтью. Если хочешь, чтобы тебя воспринимали как профессионала, должен хотя бы уметь назвать свою профессию.
Он на месте придумал слово и произнес его с неколебимой уверенностью:
— Я — детектив.
— Так я же и спрашиваю: кто-кто?
Но тут, к счастью, внимание бармена отвлекла красивая седая женщина примерно тех же лет, зашедшая за стойку через другой вход.
— Лизбет! — попросил он. — Погляди-ка и скажи, кто это, по-твоему.
Она отставила кувшин, который хотела наполнить, и присмотрелась к портрету. Мэтью увидел, что и она нахмурилась. У него екнуло сердце: это означало, что она что-то наверняка знает. Испытующие карие глаза посмотрели на Мэтью, потом она отвернулась к бармену:
— Это Эмили Свенскотт.
— Вот и я так подумал. Этот молодой человек говорит, что приехал из Нью-Йорка. Он там этот… ну, какой-то юрист. И говорит, что его клиент желает опознать женщину на портрете.
— Эмили Свенскотт, — повторила Лизбет, обращаясь к Мэтью. — Можно ли спросить, кто ваш клиент и откуда у вас этот рисунок?
— Боюсь, что вынужден буду хранить конфиденциальность, — ответил Мэтью, стараясь говорить как можно более дружелюбно. — Сами понимаете, закон требует.
— Пусть так, но где миссис Свенскотт?
— Минутку. Вы абсолютно уверены, что узнали в этой даме Эмили Свенскотт?
— Так же, как в том, что сейчас вижу вас. Миссис Свенскотт выходила мало, но я однажды встретила ее на кладбище у церкви Христа. Я пришла навестить могилу сестры, а миссис Свенскотт клала цветы на могилы сыновей.
— Цветы? — Он хотел на самом деле спросить «Могилы?», но слово застряло в горле.
— Да. Она была очень доброжелательна, рассказала мне, какие цветы лучше привлекают бабочек. Кажется, ее старший сын, тот, который утонул, любил их ловить.
— Вот как, — сказал Мэтью, полуоглушенный. — Старший сын.
— Ужасный случай, — вступил в разговор бармен. — Одиннадцать ему было, когда утонул, насколько я помню.
— А сколько у нее было сыновей?
— Вот эти двое, — ответила Лизбет. — Младший умер от лихорадки, когда ему было… сейчас…
— Еще и шести не было, — подсказал мужчина. Мэтью подумал, что он, наверное, муж Лизбет, и «Семью звездами» они владеют совместно.
