Замерзшее мгновение - Седер Камилла
— До своего совершеннолетия она находилась в закрытом лечебном заведении чуть больше года… Ее приговорили к принудительному психиатрическому лечению в девятнадцатилетнем возрасте за попытку убийства. Она пыталась убить Гуннара Селандера, своего отца… На данный момент у меня все. Будьте осторожны.
Участившееся сердцебиение было знакомо ему с тех времен, когда он работал патрульным. Обостренные чувства. Внимание к деталям: Телль заметил, что ручка мусоропровода на втором этаже наполовину оторвана и люк приоткрыт. Подъезд наполнял слабый запах гниющего мусора. Ему пришло в голову, что с тех пор, как он стал комиссаром, количество визитов в незнакомые подъезды за неделю сильно сократилось.
Он нащупал в кармане бумажник. Тяжесть пистолета придавала ощущение безопасности, как обычно, когда он надевал кобуру. Он позвонил в дверь, приложил полицейский жетон к глазку и стал ждать.
Из квартиры не доносилось ни звука. Телль обернулся и посмотрел на Бернефлуда. Тот тоже взялся за кобуру.
Бернефлуд кивнул. Телль нажал на ручку, и дверь беззвучно отворилась.
В машине по дороге сюда они обсуждали планировку квартиры: коридор — длинный и узкий упирается в ванную. Кухня расположена в дальнем конце налево, гостиная — рядом с кухней. Они сразу же отметили тот же запах: затхлый, с примесью дыма и перезрелых фруктов.
Они нашли Сульвейг Гранит там, где она и сидела, когда они уходили. Руки лежали на тощих коленях ладонями вверх. Она походила на собаку, демонстрирующую покорность. Или на брошенного человека, готового смириться с неизбежностью.
Она смотрела перед собой пустым взглядом. Осколки разбитого фарфорового голубя так и лежали на полу. Телль опустил оружие и через плечо махнул рукой Бернефлуду. Тот начал методично обыскивать квартиру в поисках следов Селандер. Они уже поняли, что ее здесь нет.
Телль присел на корточки и спокойно спросил:
— Где Каролин Селандер?
Гранит словно бы не заметила его присутствия.
— Мы все равно найдем ее, Сульвейг. Просто без вашей помощи это займет чуть больше времени. А защищая ее, вы только вредите себе.
Он решился чуть приблизиться к ней. По-прежнему сидя на корточках, собрал осколки и положил их на журнальный столик рядом с Сульвейг Гранит. Ее глаза сузились, а покрасневшие руки непроизвольно сложились в горсти, словно оберегая разбитую фигурку.
— Вы не должны защищать ее, Сульвейг.
Телль приблизился настолько, что теперь, вытянув руку, мог бы дотронуться до ее лодыжек. Но не стал этого делать.
— У вас нет сил. Кроме того, она этого не заслуживает. Она ведь бросила вас здесь, не так ли? Не взяла с собой. Так зачем вам рисковать ради нее?
Какое-то время слышался только звук открываемых и закрываемых дверей и приглушенные шаги Бернефлуда.
«Черт возьми, она даже ни разу не моргнула».
Телль сразу же увидел в ней сына. Все соответствовало словам Бернефлуда: они оба умели отключать реальность, когда та становилась невыносимой.
— Где она, Сульвейг? — снова спросил он. — Вы никого не убивали, так? Все, что произошло, — это ведь не вы сделали? Но пока мы не сможем допросить Каролин Селандер, вы единственная, у кого есть мотив и нет алиби. Так что говорите, ради себя самой.
Последние слова он произнес, вслушиваясь в нарастающий шум из глубины квартиры. Потом раздался короткий возглас Бернефлуда. Через секунду тот появился в дверях с пистолетом в руке. Он выглядел собранным и коротко сказал:
— Шеф, ты сам должен на это взглянуть.
Телль прошел мимо него в коридор. Неприятное чувство, засевшее в нем, достигло предела, и он вдруг понял, что заставило его с бешено бьющимся сердцем побить все рекорды скорости на шоссе Е6.
Сейя с ее иррациональным ощущением вины и проклятыми журналистскими амбициями. Тогда в полиции она, очевидно, хотела рассказать ему нечто связанное с Каролин Селандер. Она что-то узнала, но он слишком устал и гордился собой, чтобы выслушать. А вместо этого вынудил ее приехать сюда, в эту вонючую, темную, отвратительную квартиру с двумя ненормальными…
С мобильником у уха Бернефлуд обогнал его и молча показал на маленькую комнатку, из которой пришел. Люстра освещала темно-коричневое ковровое покрытие в коридоре.
— …женщина, около тридцати лет, — услышал он голос Бернефлуда, говорившего по телефону. — Нет-нет, она жива. Но ее чем-то сильно ударили по голове… Да, именно, связано с этим. По-моему, это одна из свидетелей, которых мы допрашивали.
Она лежала в странной позе, подвернув под себя руку. На первый взгляд казалось, что у нее проломлен затылок. Он похолодел, но потом заметил, что это не так. На пороге и под ее телом была кровь.
Вероятно, ее ударили, когда она входила в комнату, и протащили чуть вперед, чтобы она не лежала у двери. «Никто не позаботился положить ее поудобнее», — вдруг беспомощно подумал он. Сколько же времени она пролежала так в этом сумасшедшем доме?
Он опустился на колени и поправил ее руку и голову. Ее рука чуть дрогнула, когда он дотронулся до нее.
Бернефлуд, очевидно, дозвонился до комиссара криминальной полиции Буроса и издал гогочущий, совершенно неподходящий в данной ситуации звук. Раздражение Телля сменилось злобой на коллегу, который, кажется, удовольствовался тем, что проверил, живали Сейя, и принялся болтать с Бьёркманом.
— Йес! — воскликнул Бернефлуд.
Из разговора Телль понял, что на имя Каролин Селандер зарегистрирована машина, минивэн.
— Потише, черт тебя подери! — прошипел Телль. — И немедленно объявляй машину в розыск.
— Спасибо, я знаю, что делать.
Бернефлуд был по-прежнему возбужден проведенной операцией.
— Теперь чертова баба у нас в руках, Телль!
Веки Сейи чуть дрогнули, когда Телль осторожно положил ее голову себе на колени. На брюках появились пятна крови. Но в основном кровь свернулась в вязкую массу вокруг раны на голове.
— Они скоро приедут, — сообщил Бернефлуд и захлопнул крышку телефона. — Видал, какая тут чертовщина?
Он обвел рукой маленькую гардеробную, которая, очевидно, теперь выполняла другую функцию. Только теперь Телль обратил внимание на святилище Мю Гранит. Стены покрывали политические плакаты и одежда, очевидно, представлявшая разные возрасты и стили Мю. Афиши музыкальных групп — «Сестры милосердия» и «Кьюр». Одна стена была покрыта стихами и страницами из дневников.
Он подошел поближе и смог прочитать отдельные мысли, типичные для девушки подросткового возраста: большие широкие буквы с наклоном влево.
Виниловые пластинки стопками лежали на скамье вместе с книжками, школьными каталогами, иллюстрированными и музыкальными журналами. Все пестрело от фотографий и ксерокопий снимков Мю: в детстве, у надувного бассейна в саду; чуть постарше, в шортах, с длинными ногами и руками; в четырнадцать лет, с крашенными хной волосами.
На маленьком столике, накрытом скатертью, стоял горшок с пыльным букетом засохших роз. Между цветами торчала карточка: «Мю в день 18-летия». Сверху висела увеличенная черно-белая фотография Мю. Телль подумал, что это, должно быть, один из ее последних снимков. Стоя на широкой каменной лестнице, она безмятежно улыбалась. По сравнению с зажатым четырнадцатилетним подростком на фото рядом она превратилась в цветущую женщину. Это была красивая карточка. Телль понимал, почему они выбрали в качестве объекта для поклонения именно ее.
Бернефлуд снова возник рядом.
— Отвратительно, да? Как жертвенник.
В тот самый момент, когда врачи «скорой» постучались и вошли в квартиру, Сейя открыла глаза.
— Черт, — сказала она, увидев Телля.
65
Ничего не объясняя удивленным коллегам, Телль поехал в машине «скорой помощи» в больницу Буроса. Сейя была в сознании, хотя и слегка заторможена из-за сильного, как потом выяснилось, сотрясения мозга.
С помощью полицейского жетона Теллю неправдоподобно быстро удалось добиться, чтобы пришел врач и осмотрел рану на голове Сейи. Ее нужно было зашить, а потом наверняка появится гематома.