Уильям Каглин - Доказательство умысла (в сокращении)
Меня охватил прилив отцовской любви.
— А ты не хочешь рассказать мне о Нью-Йорке, Лайза? Что там произошло?
Она ненадолго задумалась.
— Нет. Пока нет. — Внезапно выражение ее лица изменилось. — Давай поговорим о деле. Ты полагаешь, что он виновен?
Я ответил тоном умудренного старца:
— Когда я только еще начинал практиковать, то из кожи вон лез в попытках догадаться, виновен мой подзащитный или нет. Однако со временем понял, с точностью никогда этого не скажешь. И со временем пришел к такому выводу: самое правильное и лучшее для меня — забыть об этом и просто исполнять свою работу как можно лучше.
Большие умные глаза Лайзы не отрывались от моего лица. Она склонила голову набок:
— Хочешь знать мое мнение? Я думаю, что он невиновен.
Я накрутил спагетти на вилку, сунул ее в рот. Вкус оказался на редкость отвратным.
— М-м! — сказал я. — Прекрасно!
Лайза, тоже решившая попробовать спагетти, немедля выплюнула их на тарелку:
— Ой!
— В Пикерэл-Пойнт, — сказал я, — есть неплохие для маленького мичиганского городка рестораны. Могу я пригласить тебя в один из них?
— Идет, — ответила Лайза. — Но хотя бы одна хорошая новость у меня для тебя есть — деньги, которые ты посылал мне для учебы на кулинарных курсах, я на пустяки не потратила.
В конце концов мы оказались в гостинице «Пикерэл-Пойнт», ресторан которой периодически — когда шеф-повар Джимми пребывает в трезвом виде — становится лучшим в городе. Гостиница «Пикерэл-Пойнт» считается достопримечательностью города, она занимает старинный, причудливой постройки дом у реки.
— Ну хорошо, вернемся к теме виновен-невиновен, — сказала Лайза, как только мы заняли столик у окна.
За темной рекой из труб нефтеперегонного завода компании «Саноко» вырывались языки пламени, бросая желтые и синие отблески на черное зеркало реки Сент-Клер.
— Ладно, давай я буду исполнять роль неуемного спорщика, — ответил я. — То, что рассказывает Майлз, выглядит смехотворно. Почему ты ему веришь?
Лайза задумалась.
— Я нутром чувствую, что он на самом деле страдает. Если это было преступление на почве страсти… — Она пожала плечами. — Вот послушай, человек день за днем бьет жену и вдруг перегибает палку и начинает рыдать, как дитя, потому что убил любовь всей своей жизни. Я знаю, такое случается каждый божий день. Однако в нашем случае никаких признаков того, что он бил ее, нет. Значит, все должно было произойти совершенно внезапно.
— Существует финансовый мотив.
— Страховка на пятьдесят тысяч? Для таких, как он, это семечки. Ему пятидесяти тысяч и на год не хватит.
— Ладно, мое нутро говорит то же самое. Однако оно порой ошибается. — Я выдержал паузу. — В этом деле — при тех уликах, которые нам предъявлены, — у нас остается, в сущности, лишь два пути. Мы можем попробовать нанять экспертов, которые пробьют брешь в заключении судебных медиков, и это даст нам возможность говорить о непредумышленном убийстве. А можем просто бороться с их заключением в надежде посеять разумные и обоснованные сомнения.
— По-моему, ты упускаешь из виду еще одну возможность.
Я тяжко вздохнул:
— Понимаю, к чему ты клонишь. А что, если ее убил кто-то другой, правильно? Все, что нам требуется, — это отыскать злодея и — вуаля — освободить невиновного.
Глаза Лайзы вспыхнули:
— А что в этом такого уж глупого?
— Да ничего. Просто так не бывает. Защитникам никогда, никогда не удается проделать что-либо подобное. Даже если предположить, что ее убил кто-то другой, ты хотя бы отдаленно представляешь себе, во что обойдется наем команды детективов на полный рабочий день?
— Ну хорошо, давай просто подумаем, — предложила Лайза. — Если Майлз невиновен, зачем он состряпал такие явно лживые объяснения случившегося?
— Вот ты мне и скажи. Вижу, ты успела поразмыслить об этом.
— Он кого-то выгораживает. Думаю, Леон Праути действительно видел человека, выходившего из дома Майлза. И думаю, что Майлз знает, кто убил его жену. Но по какой-то причине считает себя обязанным защитить его.
Мысль была привлекательной. Хотя, разумеется, юридический ландшафт усеян телами защитников, которые потерпели фиаско, купившись на подобные россказни.
— Лайза, я не хочу лишать тебя праздника, но мы сильно ограничены в средствах. Каждый цент, который мы потратим на бесплодные поиски, мы могли бы израсходовать на свидетеля-эксперта. А если нам и удастся выиграть этот процесс, то только с помощью таких свидетелей.
— У тебя ведь есть я, — сказала Лайза. — Я и буду твоим детективом.
— Существует масса других дел, в которых я мог бы использовать твои таланты с куда большей пользой.
— Брось, пап. Дай мне всего-навсего две недели. Какой от этого может быть вред?
Я вздохнул:
— Неделю. И ни днем больше.
Лайза, потянувшись через стол, поцеловала меня в щеку:
— Ты самый лучший отец в мире!
— Завтра прямо с утра нам нужно будет поговорить с Майлзом, — сказал я. — Это поможет тебе выяснить, с чего лучше начать.
Преступления в округе Керри случаются нечасто, и потому окружная тюрьма занимает лишь одно крыло ведомства шерифа. Уже в десять утра мы с Лайзой сидели напротив Майлза за столом, в сыром помещении без окон — комнате для допросов.
— Майлз, — начал я, — мы вдвоем ведем ваше дело, и нам обоим необходимо узнать побольше о вашей прежней жизни. Расскажете?
Майлз пожал плечами:
— Родился здесь, в Пикерэл-Пойнт. Родители — нищие работяги. Папаша работал в доках, на соляном заводе, ну и так далее. Мама была уборщицей. Я дождаться не мог, когда мне удастся выбраться из этого вшивого городишки.
В шестнадцать бросил школу. Разъезжал по стране. Мыл машины и ресторанные столики, водил грузовики. И все время писал. Однажды, оказавшись в небольшом городке, сочинил пару рассказов или половину романа, уже не помню, послал это дело в издательство, тут у меня кончились деньги, и я перебрался в другой город — как раз когда мне начали присылать отказы. В 68-м добрался до Нью-Йорка и там наконец продал свой первый роман. Встретил Диану. Женился.
— Давайте остановимся на этом, — сказал я. — Когда это произошло?
— Продажа первого романа? По-моему, в 69-м.
— А на Диане вы женились…?
— В том же 69-м.
— Как приняла вас ее семья?
Он снова пожал плечами:
— Скажем так, от радости они не умерли. Отказались от Дианы. Вот так, хлоп и все. — Он щелкнул пальцами. — Это свора богатых эгоистичных подонков. Впрочем, все они уже умерли. Кроме Роджера.
— Роджера?
— Ее брата. Гад первоклассный. Гротон, Гарвард, Кембридж, мистер Культура, мистер Я-Объехал-Весь-Свет. За всю жизнь палец о палец не ударил. Он обошелся с Дианой как с дерьмом, а вот она всегда его любила. — Майлз начал злиться. — Нет, неправильно. Там, скорее, было что-то вроде любви, переходящей в ненависть. Очень тесная связь.
— А после того, как он — ну, скажем, отвернулся от нее?
— Она почти не упоминала его имени. А если упоминала, в глазах у нее появлялось странное выражение.
— После того, как родные от нее отказались, ее финансовое положение изменилось?
— У нее имелся небольшой трастовый фонд, на который они не могли наложить лапы, но в остальном Диана осталась без денег. Послушайте, мы не можем поговорить о чем-нибудь другом? Меня эти семейные дела вгоняют в дурное настроение.
— Хорошо. Итак, вы поженились, жили в Нью-Йорке. Что дальше?
— Это было самое счастливое время моей жизни. Я писал, мои книги издавались. Книги расходились не совсем как горячие пирожки, однако меня это устраивало. Я и не думал никогда, что окажусь таким везучим, преуспевающим сукиным сыном, каким стал сейчас. — И Майлз обвел тюремную комнату руками в наручниках.
— А почему вы вернулись сюда?
— А почему бы и нет? — улыбнулся он. — Я вернулся большим человеком, господином над людишками, которые унижали меня, когда я был мальчишкой. В середине 70-х денег у меня было полно. Я купил большой старый дом на Риверсайд. Мы много путешествовали — Индия, Африка, Япония.
Майлз уставился в потолок.
— Мы были хорошей парой. Я сочинял, Диана… Диана возилась в саду, читала, стряпала, писала акварелью. Хотя по большей части мы просто жили. Каждый наш общий день я воспринимал как подарок. — На миг он нахмурился. — Вот чему научила меня Диана — любое мгновение может быть маленьким драгоценным камнем. Потому я и чувствую себя, прожив с ней тридцать лет, человеком, которому выпало великое счастье.
Лайза вытерла глаза тыльной стороной ладони:
— Как это прекрасно.
— Обвинитель считает деньги мотивом убийства, — сказал я. — Расскажите нам о страховке.
Майлз презрительно поморщился:
— Это же смешно. Я купил ей этот страховой полис двадцать лет назад. Пятьдесят косых. Если бы я собирался убить Диану ради денег, я застраховал бы ее жизнь — ну, хоть на миллион, что ли.
