Дэвид Игнатиус - Банк страха
— Можно войти?
— Да, — ответила она. — У меня для тебя сюрприз.
Хофман открыл дверь. Она сидела на постели в гостиничном махровом купальном халате, который был ей велик. Белое полотенце она обернула вокруг головы, как тюрбан. Когда Хофман сел рядом с ней, она его с торжественным видом размотала. Ее волосы снова были натурального цвета. Черные как смоль, короткие и гладкие, они гармонировали с открытыми, королевскими чертами ее лица — губами, носом, глазами, — и все вместе вызывало в памяти древние изображения Нефертити.
— Как красиво, — проговорил Хофман. — Как красиво. — Он обнял ее. Она не отстранилась, но и не обняла его сама.
— Подержи меня так, — попросила она.
Хофман стал тихонько гладить ее по спине. Она подалась к нему, и махровый халат немного спустился с ее плеч, так что рука Хофмана трогала уже не материю, а ее кожу. Он продолжал гладить ее, двигаясь рукой ниже, как вдруг остановился.
— Господи, что это? — Он наткнулся на незаживший багровый рубец вдоль ее спины — там, где по ней прошелся металлический кнут.
— Это Багдад.
Она затихла в его объятиях. Ее голова покоилась на его плече. Потом она взглянула на него.
— Это вызывает отвращение?
— Нет. Это требует любви.
— Ты можешь любить меня после того, что они со мной сделали?
— Да, — ответил он. — А ты меня?
— Я еще не знаю. Думаю, что да.
Он потянулся к ночному столику и выключил свет. В темноте он разделся и снова повернулся к ней. Она уже сбросила купальный халат и лежала под одеялом. «Иди сюда», — позвала она.
Обнимая ее, он старался не трогать рубцы на ее спине, боясь, что это будет ее смущать. Но совсем не касаться их у него не получалось. Потом тела их переплелись. Прижав ее к себе сильнее, он ощутил своей грудью незажившие раны на ее груди, потом нащупал рубцы сзади на ее бедрах. Где бы он ее ни касался, всюду она была чувствительная и уязвимая. Ему надо было держать ее осторожно, прикасаться к ней нежно, целовать — словно залечивать бальзамом. Он долго боялся трогать ее между ног, опасаясь наткнуться на ужасные последствия пыток. Но она сама взяла его руку и спустила ее к низу живота. И ему показалось, что вслед за этим движением здесь же сконцентрировался весь жар ее тела. «Я хочу тебя», — прошептала она.
Через два часа Хофман проснулся от нежного, ласкового прикосновения ее руки. С тем восторгом, с которым новые любовники смотрят друг на друга в первые ночи любви, она следила за его пробуждением.
— М-м-м-м-м, — пробурчал он, наполовину проснувшись. — Кто это?
— Му ани, аль-уави, — сказала она, хихикая, как маленькая девочка, шалость которой обнаружена.
— Что-что?
— Я сказала: «Это не я, это уави». Так говорят маленькие дети в Ираке, когда их поймают.
— Что такое уави? — сонно спросил он.
— Это такой вымышленный зверек, вроде лисы. Он живет в пустыне. Вытворяет всякие шалости.
— Спокойной ночи, — пробормотал Хофман.
Через тридцать секунд она поцеловала Хофмана в губы.
— Я не могу спать, — сказала она. Прижавшись к нему всем телом, она стала ласкаться и ворочаться, пока не оказалась на нем верхом. От этого он моментально проснулся.
— Я хочу еще, — сказала она. — О’кей?
Глава 37
Когда на следующее утро Лина и Сэм добрались до женевского района банков, он был запружен сверкающими немецкими автомобилями. В этой толчее невозможно было определить, следили за ними или нет. Смотрели на них все, и в то же время не смотрел никто. Лина быстро провела Сэма от площади Бель-Эр по рю де Банк до одиннадцатого дома, где они постучали в дверь тяжелым латунным молотком. Дверь открыла все та же блондинка. «Доброе утро, мисс Баззаз», — сказала она.
Увидев Хофмана позади Лины, она хотела сразу же захлопнуть дверь, но Лина жестом остановила ее. «Это мой адвокат», — сказала она. Блондинка отошла к своему столу, сняла телефонную трубку и шепотом сказала в нее несколько фраз. Потом, видимо, на Хофмана навели видеокамеру. Сэму показалось, что на том конце телефонного провода кто-то расхохотался. Затем блондинка вернулась к ним. «Мне разрешено провести вашего адвоката», — сказала она.
Все вместе они пошли по лабиринту, мимо кремовых стен и плотно закрытых дверей. Миновали они и последнюю дверь и еще раз повернули направо, в коридор, куда выходила всего одна комната. Это была приемная директора-распорядителя. Секретарша постучала один раз и толкнула дверь, приглашая Лину. Войдя, они первым делом увидели банкира Мерсье. А рядом с ним сидел коротенький, коренастый мужчина в костюме-тройке.
— Хе-хе-хе, — весело захихикал толстяк. Втиснутый в свой костюм, он был похож на переполненный тюбик зубной пасты.
— О Господи! — произнес Сэм Хофман.
— Привет, голубушка, — сказал толстяк, повернувшись к Лине и приподнимая воображаемую шляпу. Он был само обаяние — церемонный, хитроватый, явно навеселе. Казалось, он заполнял собой всю комнату, почти не оставляя места остальным.
— Кто это? — спросила Лина. Она обернулась к Мерсье, бесстрастно смотревшему на нее, потом к Сэму.
Сэм Хофман ощутил внезапную сухость во рту. Где-то в дальних отсеках его мозга, наверно, всегда дремала мысль о том, что он в конце концов окажется в этой комнате с этим человеком; так спящий иногда понимает, чем кончится только что начавшийся сон. Но все же, когда этот день настал, он испытал сильнейшее потрясение. Откашлявшись, он сказал:
— К сожалению, должен сказать, что это мой отец, Фрэнк Хофман.
Банкиру мало что кажется смешным, и все же на губах Мерсье заиграло подобие улыбки. Он обратился к Лине.
— Этот джентльмен как раз и есть тот американский посредник, о котором я вам говорил при нашей прошлой встрече. Именно он обладает правом подписи на документах, касающихся данного счета, от имени Правителя Ирака.
Сэм закрыл глаза.
— О черт! — пробормотал он.
Хофман-старший проигнорировал его восклицание.
— Не познакомишь ли ты меня со своей подружкой, сын? — сказал он, протягивая молодой женщине мясистую ладонь.
Лина посмотрела на Сэма и, не получив от него никакого знака, обернулась к его отцу.
— Я Сальва Баззаз, — сказала она.
— Неужели? — фыркнул Фрэнк. — Очень мило! Меня зовут Дональд Дак.
Она вспыхнула и снова взглянула на Сэма.
— Скажи ему правду, — сказал Сэм. — Он все равно знает. — Сэм отвернулся и уставился в окно на огороженный стеной садик. У него не было сил смотреть на отца.
— Меня зовут Лина Алвен, — сказала она.
— Счастлив познакомиться с вами, милочка, — сказал Фрэнк. — Вы гораздо симпатичнее, чем о вас пишут. Как вам понравилось в Багдаде?
Лина покраснела так, словно ее отхлестали по щекам; глаза ее горели. Она лихорадочно пыталась собраться с мыслями. Что все это означает? Какое отношение имеет этот старый толстяк к тому миру, из которого ей удалось бежать, — к миру Каср-аль-Нихайя? Сэм по-прежнему глядел в окно. Лина никогда не видела столько злости на его лице. Тут заговорил швейцарский банкир, до того наблюдавший всю эту сцену задумчиво и отчужденно.
— Ну, вот мы все и знакомы. Я очень рад, что сегодня мы будем жить под своими настоящими именами. — Он кивнул в сторону Лины, сверкнув своими лазурными глазами. — Так гораздо спокойнее. — Мерсье сложил ладони, соединив пальцы башенкой, и продолжал: — Я нахожусь в некотором затруднении. Когда мы в первый раз беседовали с мисс Алвен, она заявила, что представляет интересы семьи одного богатого клиента нашего банка, ныне покойного. Но, обсудив этот вопрос с мистером Хофманом-старшим, я понял, что мисс Алвен меня обманывала. Использование номеров конфиденциальных счетов с целью выдать себя за родственника клиента — дело серьезное. Я спрашиваю себя, не должен ли я вызвать полицию. Кто из вас хочет высказаться по этому поводу?
Все молчали. Наконец тишину нарушил голос Сэма. Он отвернулся от окна и пристально посмотрел на своего отца.
— Вызывать полицию было бы неразумно, — сказал он.
— Почему? Ваш отец сообщил мне, что Интерпол уже распространил требование выдать мисс Алвен британским властям. Передав ее швейцарской полиции, я просто выполню свой долг.
— Сто процентов! — вставил Фрэнк.
Сэм еще внимательнее поглядел на отца. Они сверлили друг друга глазами, стоя по разные стороны стола, разделенные несколькими метрами пространства и сорока годами времени.
— Это было бы неразумно, — медленно повторил Сэм, — потому что у нас есть два очень сильных союзника, и если вы не будете соблюдать осторожность, господин Мерсье, то вы и ваш банк можете пострадать.
Мерсье встрепенулся.
— Вы что, угрожаете мне?
— Ни в коем случае. Просто ставлю вас в известность.
— А ну, погоди-ка, крутой паренек! — вмешался Фрэнк. — Что это за херню ты несешь про своих союзников? Я знаю о твоем приятеле принце Желал-бы-обдуть-разок, все знаю! И вот что я тебе скажу: ни хрена он для тебя делать не будет! Кто следующий?
