Павел Бергер - Замок темного барона
Шеф посмотрел конверт на просвет и поддел отполированным ногтем краешек сургучной печати:
— Пауль, вас не посещала мысль узнать подробнее о последней воле своего родителя?
— Посещала, — честно сознался Пауль, — но там ведь написано: «Вскрыть в присутствии нотариуса». Полагаете, уже пора посылать за герром Лис' том — нашим городским нотариусом?
— Ни в коей мере! Это настоящая бомба замедленного действия! Завещание было написано еще до вашего рождения — нет уверенности, что в нем учтены ваши интересы! А по закону — ведь вы законный сын барона Отто — вам принадлежит треть его имущества! Вам необходимо точно знать, что там, прежде чем обнародовать этот документ!
— Но если я его вскрою, меня обвинят в подделке содержания или же признают документ утратившим силу! — испугался Пауль.
— Надо вскрыть его незаметно! Я знаю дивный способ! Пойдемте на кухню, дружище!
Надо заметить, что Пауль, во избежание преждевременной огласки, пригласил шефа Кольбаха взглянуть на находки к себе домой.
Чайник закипал на плите. Тонкая струя пара с посвистыванием вырывалась из носика, легко касалась сургучной печати — способ герра Кольбаха был прост и эффективен, как все гениальное. Печать отклеилась сама собой, и конверт открылся без малейших повреждений!
Сквозь длинные, переполненные юридическими экивоками и отжившими грамматическими формами предложения проступало истинное содержание документа.
Итак, барон Отто Йоган фон Клейст завещал свое недвижимое имущество, находящееся в Германии, а также за ее пределами, в том числе шахту по добыче изумрудов в Венесуэле, нефтеносные участки там же, четыре установленные на них вышки и принадлежащее ему предприятие по первичной переработке нефти, ценные бумаги, денежные средства, и далее по списку из двадцати одной позиции…
…Все это барон Отто в «добром здравии, здравом уме и твердой памяти, в присутствии уполномоченного нотариуса и двух свидетелей» просил в случае его смерти разделить на три равные доли. Одна для его сына от первого брака — Зигфрида фон Клейста. Другая доля — для второй жены Марты, вдовы Ратт, урожденной фон Валенштайн, и третья — для будущего ребенка барона Отто от супруги Марты Ратт-фон-Клейст, независимо от пола.
Опекуном над указанным в завещании имуществом до совершеннолетия детей назначался отец Марты фон Клейст, урожденной фон Валенштайн, — полковник Клаус Альберт фон Валенштайн, князь Шенбрау.
Вот так! Родителей не выбирают, хихикнул Пауль. Тем более не выбирают дедулю!
Герру Клаусу вменялось рачительно хранить вышеуказанное имущество и передать его детям в день совершеннолетия. Барон Отто просил своего почтенного душеприказчика Клауса фон Валенштайна дать обоим отпрыскам достойное образование и также предостеречь их от ошибок молодости, свойственных самому барону.
О каких ошибках шла речь, можно было понять по следующему положению завещания:
…В случае если завещание барона Отто фон Клейста будет оглашено после достижения детьми двадцати одного года, вся собственность должна достаться тому из них, кто еще не вступил в брак на момент оглашения завещания. В случае если в момент оглашения завещания оба ребенка окажутся состоящими в браке, сохраняют силу основные положения завещания.
— Итак, любезный барон Пауль Отто фон Клейст, — улыбнулся Шеф, подогревая сургучную печать на пламени зажигалки и возвращая конверту первоначальный вид. — Я вас поздравляю — теперь вы весьма состоятельный молодой человек!
— Куплю себе БМВ! Спортивную модель! — возопил Пауль в радостном предвкушении.
— И наймете группенфюрера в качестве шофера, — с привычной иронией ухмыльнулся Шеф. — Нефть существенно подорожала с 1917 года, так что вы вполне кредитоспособны оплатить такую маленькую прихоть. Единственное, что меня беспокоит, — завещание лишь косвенно подтверждает ваши права собственности на Замок. Я все же хочу увидеть оригинал той клятой дарственной как можно скорее…
— Полагаете, Карл, мне не следует заявлять о завещании, пока не обнаружится дарственная? — Пауль был слегка разочарован возможной проволочкой.
— Полагаю, дружище, вам лично вообще не стоит о нем заявлять. Вы рискуете быть обвиненным в подделке вашими многочисленными недоброжелателями, а то и подвергнуть угрозе свою жизнь… А она вам, рискну предположить, еще может здорово пригодиться… Нет! Этот документ должно обнаружить — по возможности случайно — и обнародовать нейтральное, но достаточно авторитетное лицо…
— Епископ Павел? — предложил пригорюнившийся Пауль. Епископ действительно казался одним из немногих лиц, способных отнестись к завещанию нейтрально и доброжелательно.
— Вполне резонно. Сойдет даже папский нунций, а на крайний случай — наш давний знакомец, пастор Грегор. Поторопимся, дружище! Пришло время задать ирландскому патеру пару вопросов насчет клетчатого чемодана! Заодно взглянем на руины ризницы и прикинем, куда можно быстро засунуть конверт, чтобы его обнаружили естественным образом: оставить завещание без присмотра даже на пять секунд в нынешних обстоятельствах — слишком рискованный шаг!
— Я не буду это обсуждать. Ни с кем. Это служебная информация, и она не подлежит разглашению! — отец Грегор поджал и без того тонкие тубы, молитвенно сложил на груди руки и стал похож на облезлого мученика с дешевого образка.
Карл Кольбах, меривший шагами периметр ризницы, остановился и вдруг резко развернулся на каблуках, оказавшись прямо перед лицом пастора:
— Служебная информация для Шорин Офиса?
— Для кого??? — отец Грегор с виноватым видом попятился назад.
— Для британских королевских спецслужб? Ваш соотечественник — герр Пенслоу — был с нами более чем откровенен… — Шеф доверительным жестом положил руку на худое плечо отца Грегора, но священнослужитель ловко вывернулся:
— Я имею мало общего с мистером Пенслоу. Он не патриот, нет! Он засланный подонок! Я же настоящий ирландец. Ирландец — это значит порядочный человек. Хотя вам, герр Полицай, трудно это понять… Порядочные люди не служат государству! Никакому..
— Вы анархист-максималист? — презрительно вскинул бровь Кольбах.
— Никоим образом! — поспешно перекрестился отец Грегор.
— Тогда извольте объяснить, кому же служат порядочные люди? — герр Кольбах весьма эффектно развернул перед самым носом священнослужителя черный балахон с алой подкладкой. — Может, они служат «силе той, что вечно хочет зла и вечно совершает благо»?36 — отец Грегор снова попятился, на этот раз под воздействием испуга, и споткнулся о кучу строительного мусора — ризницу ускоренными темпами ремонтировали после недавнего пожара. Отряхнул край рясы и деморализовано запричитал:
— Чье это? Это было в чемодане? Я думал… Поймите, я пацифист, уже много лет. Я полагал… Там ртутные взрыватели или что-то в таком духе… Я не мог знать, что это его вещи… Я не хотел его исповедовать, но я всего лишь священник, как же я мог отказаться принять исповедь?!.. Он добрый христианин, наш жертвователь… Это мой служебный долг, моя работа… Как ужасно, что я ничего не могу вам сказать! Ничего! Это не моя тайна — она принадлежит только Господу! Я связан тайной исповеди…
Штандартенфюрер Кольбах безнадежно махнул рукой в сторону отца Грегора и указал Паулю на выход. Нервно размял сигарету и закурил:
— Черт их разберет, этих попов…
Пауль спрятал зажигалку, которую только что подносил Шефу, и робко начал:
— Герр Кольбах, я знаю, что вы не сторонник протекционизма и вообще подобных методов, но все же осмелюсь предложить…
— Не до сантиментов. Валяйте, дружище!
— Если его преосвященство кардинал Фанцонни построит этого убогого отца Грегора по церковной вертикали, он про тайну исповеди в один момент забудет! Дедуля Клаус всегда говорит: мол, у католических священников иерархия жестче армейской…
— О! Теперь я понимаю, почему ваш дедушка предпочел армию монастырю, — рассмеялся Шеф. — Отличная мысль, Пауль! Придется просить вашего мудрого дедушку тряхнуть стариной… Полагаю, он еще помнит многие монастырские тайны, — штандартенфюрер вернулся в машину и защелкал устройством связи, требуя соединить его с дежурным в тюрьме. Короткие переговоры завершились ошеломляющим результатом: почетный узник муниципального каземата Клаус Валенштайн исчез, позабыв уведомить своих сторожей…
— У герра Клауса, должно быть, были веские причины для такого поступка, — Кольбах нервно прикусил губу, потянулся было за новой сигаретой, но тут же оставил это намерение, нетерпеливо щелкнул пальцами и чертыхнулся: — Вот дерьмо! Я должен был сам додуматься! Пауль, скорее припоминайте во всех подробностях, что именно рассказывал почтенный герр Клаус про еретиков-самоубийц? Расскажете мне по дороге — мы немедленно едем к нунцию, и пусть его братья молятся, чтобы мы успели…
