Игорь Атаманенко - Шпион судьбу не выбирает
— Ты, ты… Ты — негодяй, Винсент! Или как там тебя зовут?! Ты — лгун. Ты — насильник! Ты воспользовался моей неискушенностью, чтобы вовлечь меня в какие-то свои грязные игры! Я знаю, что все это подстроил ты, ты, ты!! Но за что?! Что плохого я тебе сделала?! Ну почему ты такой злой?!
Мальвина потеряла контроль над собой и ситуацией. Сказывалось напряжение последних дней и особенно часов. Разумеется, одного укола транквилизатора было недостаточно, чтобы заглушить все ее переживания и вернуть ей природный оптимизм. Дель Веккьи это прекрасно понимал, поэтому по-хозяйски уселся на место следователя, всем своим видом демонстрируя полную бесстрастность и непоколебимую готовность выслушать любые обвинения в свой адрес. Наконец, уловив в словах девушки откровенные стенания, он подошел к шкафу, вынул бутылку коньяка, наполнил доверху фужер и подал его Мальвине. Она тут же осушила его и попросила сигарету.
— Послушай, красавица! Заметь, я произношу это слово не в порядке дежурного комплимента, я просто констатирую факт… Ты действительно красива! Так вот. Все то, что ты успела мне наговорить, — ошибочно… Да-да, ошибочно! Потому, что ты видишь возникшие вокруг тебя проблемы через призму своей неустроенной жизни… Не спорю, жизнь дается тебе нелегко, и честь тебе и хвала, что у тебя хватает сил, чтобы с нею справляться. Более того, ею управлять! Но об этом позже…
Ты вляпалась в историю, сценаристом и режиссером которой был не дель Веккьи, твой искренний поклонник… Отнюдь! Мы знаем тех, кто подложил тебе одеколон и духи… Подложил, чтобы при выходе из «Лафайет» выкупить их у тебя… Да-да, ты не ослышалась — выкупить, шантажируя тебя! Если бы не сработала сигнализация и ты спокойно миновала контроль, они, настоящие воры, встретили бы тебя у выхода и предложили бы сделку: ты возвращаешь им флаконы, а они платят тебе треть их реальной стоимости… за риск. За риск, которому они тебя подвергли! Затем приобретенные у тебя духи появились бы в каком-нибудь маленьком бутике, но, конечно, уже по реальной цене или, наоборот, заниженной… Ну, а не согласись ты на сделку, они бы попросту силой отобрали у тебя товар… В худшем случае подняли бы шум, показали тебя охране магазина, которой бы ничего не стоило доказать, что ты — воровка, ведь на упаковке отпечатки твоих пальцев… Ясна схема? Жулья в Париже хватает, уж мне ли об этом не знать! Как видишь, дель Веккьи здесь ни при чем… Более того, он готов выступить в роли твоего ангела-спасителя!
— Так ты — полицейский?! Ну, а как же твои магазины в Париже, дом в Милане? Значит, ты мне врал! И не говори, что это не так! Я знаю, знаю, что ты следил за мной! Однажды, когда меня в очередной раз ограбили, мне показалось, что рядом был ты! Ты, ты, ты! Теперь я в этом уверена… Но почему?! Зачем ты делал все это?!
— Что ж, девочка, придется тебя просветить… Я — не полицейский, я — контрразведчик. Не скрою, с тех пор как мы с тобой посетили ту омерзительную эротическую дискотеку, я имею на тебя виды… Может быть, мое откровение тебе поможет понять, почему я сейчас пытаюсь вмешаться и предотвратить судебную ошибку… А она неминуемо произойдет, поверь моему опыту! Группа жуликов, которые сначала подложили тебе духи в сумку и использовали тебя в качестве вьючного мула, а затем поджидали у выхода из «Лафайет», они ведь не задержаны… И вряд ли будут… Но зато задержана ты! Чувствуешь разницу?.. А бездушной судебной машине, этой душедробилке под названием французское правосудие нет никакой разницы, кого стереть в порошок! Ты попалась — сотрут тебя. Попадись те, кто тебя подставил, твоя участь досталась бы им… А в выигрыше останется только наше хваленое правосудие, оно занесло бы себе в актив еще одну поимку и наказание злоумышленника… Я достаточно прояснил ситуацию, и что ждет тебя?
— А почему ты намерен вызволить меня из беды? Я зачем-то нужна тебе? — к Мальвине вернулось самообладание.
— Вот это, милая моя, уже разговор по существу! Признаться, я рад. Рад за тебя, что ты не обманула моих надежд. Впрочем, и за себя тоже, потому что не ошибся в тебе! Ну что? Будем говорить, как взрослые люди, которые, кстати, имеют взаимную симпатию и заинтересованность друг в друге, или оставим все как есть? Предпочтешь последнее — пеняй на себя, потому что ни один адвокат не сумеет вытащить тебя из дерьма, в которое ты вляпалась, Мальвина!
От внимания девушки не ускользнуло, что итальянец впервые за время их знакомства назвал ее по имени. Да и кто другой здесь, в Париже, когда-либо называл ее по имени?! Она вдруг испытала к итальянцу необъяснимую нежность. Она вновь вскочила со стула и прильнула к его груди.
— Винсент! Неужели ты не понял, что я влюбилась в тебя еще там, в Клубе?! Ты слепой, что ли?! Что бы ты ни предложил мне, я на все соглашусь, зная, что об этом просишь ТЫ! Говори, предлагай, приказывай — я в твоем распоряжении…
Дель Веккьи, внешне сохраняя абсолютное спокойствие, ласково, но твердо отстранил от себя прильнувшую к нему всем корпусом девушку и усадил на стул.
— Красивая умная женщина — это в наше время профессия, — начал он издалека. — Да-да, это в полной мере относится к тебе. Ты умна, сексапильна, решительна, предприимчива, тебя не пугают трудности, связанные с обустройством на новом месте. Я не ошибаюсь, оценивая твои жизненные приоритеты, — выгода для тебя важнее морали. Ведь для того, чтобы покончить раз и навсегда со своей прежней жизнью, чтобы сжечь мосты, ты пустилась даже на заключение притворного брака с гомосексуалистом… Ты готова резко изменить сложившийся уклад, однако приходишь к этому не спонтанно, а после основательного взвешивания и оценки всех «за» и «против». Это свидетельствует о твоем аналитическом уме, а это уже большое достоинство для любого, работающего в контрразведке или на нее. У тебя есть еще одно качество, которое чрезвычайно важно в нашей деятельности — непреходящая тяга к новым знакомствам. Не только с мужчинами! Твоя любовь к ним мне уже известна…
— Этот вывод ты сделал после того, что было между нами в Клубе? — процедила Мальвина сквозь зубы.
— Не только. Я делаю этот вывод на основании полученных данных из других источников… Хотя к этому мы вернемся позже… Ты — в меру чувствительна и сентиментальна, но вместе с тем очень прагматична, не так ли? В общем, все перечисленные мной качества дают мне уверенность, что со временем под моим руководством ты сумеешь постигнуть искусство разведчицы. Ты просто рождена для этого, как птица для полета!
— Разведчицы?! Ты не ошибся, Винсент?
— Нисколько! Думаю, что для начала, чтобы заработать стартовый капитал для последующего обустройства в Париже, тебе просто необходимо немного поработать на нашу разведку или на… контрразведку!
— Но я не умею даже стрелять!
Дель Веккьи искренне рассмеялся.
— Девочка моя, у тебя пещерные представления о работе разведчика! Никто не собирается заставлять тебя убивать людей, ночью выпрыгивать из самолета с парашютом или высаживаться в предрассветной мгле с подводной лодки где-нибудь в районе Мурманска или Владивостока. Это все в прошлом… Истории, рассказанные невзыскательному читателю дилетантами от литературы в дешевых детективах и шпионских боевиках. Впрочем, нет! И сегодня в небольших дозах это допустимо, но для этого существуют другие люди — военный спецназ, в чьи обязанности входит, выражаясь профессиональным языком, «убрать с поля неугодный объект». Мне же, «охотнику за головами» — вербовщику, нужны люди с твоим интеллектом и твоей внешностью… Теперь тебе ясно, что требуется сегодня от разведчика вообще и от тебя лично?
— Дорогой Винсент, для меня все эти слова: «разведчик», «контрразведчик», «военный спецназ» — ничего не значат… Может, ты имеешь в виду шпионов? Если «да», то могу тебя заверить, каждый гражданин СССР начиная с детского сада знает, кто такие шпионы…
— Ты очень внимательна, Мальвина! Похвально! Да, действительно, «разведка», «контрразведка» — эти понятия весьма абстрактны для непосвященного человека… Если тебе доступнее слово «шпион», что ж, так тому и быть — будем употреблять его… Тебе же я предлагаю оказать посильную помощь мне и нашим службам, занимающимся шпионажем… А чтобы тебя не коробило слово «шпион», то поясняю: означает оно вторую древнейшую профессию… По поводу «первой древнейшей», надеюсь, мне тебя просвещать не придется? — в оливковых глазах итальянца вспыхнули лукавые искорки.
— Нет-нет, Винсент, погоди! — в панике Мальвина замахала руками. — Если ты хочешь предложить мне быть разведчицей, то есть твоим шпионом там, в «совке», то знай, я этого не сделаю ни за какие коврижки… Уж лучше парижская тюрьма!
— Неужели я до сих пор выгляжу извергом в твоих глазах, Мальвина? Никто не собирается возвращать тебя туда навсегда или надолго! Ты только подумай: ведь я таким образом лишаю себя общения с тобой! Общения, которым, как бы это ни казалось тебе странным, я очень дорожу! Мы вместе с тобой можем и здесь неплохо работать… А к себе на родину ты будешь изредка выезжать в качестве туристки или в составе какой-нибудь делегации, наконец, по приглашению твоей мамы… И всего-то лишь на каких-нибудь пару-тройку дней, и лишь для того, чтобы повидать человека, на которого я тебе укажу или мы выберем вместе. Заметь, при этом за твоей спиной — французское правительство, ведь ты — гражданка Франции! Но произойдет это не завтра, а лишь после соответствующей подготовки, которой мы с тобой и займемся. Возможно, не только я, но и другие специалисты. Имей в виду — ты ничем не рискуешь! Мы очень дорожим и нашими помощниками и бережем их, поверь. Ставить их под удар — не в наших традициях. Ладно, что-то я разоткровенничался… Ты, наверное, заметила, что я предельно искренен с тобой? Знай, что того же я всегда буду требовать и от тебя… Надеюсь, ты не против такой взаимности?
