Данил Корецкий - Расписной
– Боже мой… – Хозяин побледнел и обессиленно опустился на табуретку. – Кто вы такие?
Первый штатский поднес к его лицу удостоверение.
– Я так и понял… Но как вы узнали, где я?! Ни один человек не знает, куда я переехал!
– Посмотрите, что мы нашли, – капитан милиции занес на кухню потертую папку с тесемками. – Здесь какие-то документы, расписки…
– Неужели вы не уничтожили свою бухгалтерию, Потапенко? Этого я даже не ожидал, – удивился второй штатский.
– Что вы от меня хотите?
– Нас интересует Сокольски. Ваши дела с ним. Те расписки, которые вы подделывали, – спокойно сказал первый штатский.
– Если вы хотите облегчить свою вину, придется подробно рассказать про все это, – добавил его напарник, просматривая документы.
– Неужели Фогель раскололся? Через столько лет… Невероятно! – Хозяин обхватил голову руками.
За окном завывал ветер.
* * *– Наши пациенты часто слышат голоса… Обычно угрожающие или оскорбляющие, побуждающие к поджогу, убийству или самоубийству… Отличительная особенность шизофрении, паранойи, мании преследования и всех других навязчивых состояний – деструктивность зрительных и слуховых галлюцинаций…
Знакомого Александры Сергеевны звали Виктор Федорович. Доктор психиатрии, профессор, крупный мужчина лет сорока, с роскошной, прошитой сединой шевелюрой. Ухоженный, знающий себе цену, с вальяжными манерами, он производил располагающее впечатление и внушал доверие. Внимательно выслушал Вольфа, осмотрел татуировки, даже поводил по ним острой иголкой и навел лупу…
– Но осмысленные диалоги, предупреждения об опасности, дельные рекомендации – это не из нашей сферы. Помню, сказочным героям помогали микроскопические консультанты, спрятавшиеся в волосах или ушной раковине. Психиатрии такие добрые советчики неизвестны. К тому же предварительный осмотр показывает, что вы не принадлежите к числу наших пациентов. Хотя… Постстрессовый синдром, истощение нервной системы… Среди моих коллег найдется немало менее квалифицированных специалистов, которые оценят ваш рассказ совершенно по-иному. Поэтому советую ни с кем не откровенничать на эту тему! Вы понимаете, о чем я?
Вольф кивнул:
– Да, доктор, спасибо. Но… Что же все это значит?
Тот снял халат и сел в глубокое кожаное кресло, знаком указав Вольфу место напротив.
– Есть два объяснения. Первое вполне укладывается в рамки материалистической диалектики: ваш собственный опыт, обостренные органы чувств, безошибочная интуиция – они-то и предостерегают вас об опасностях. Хотя по каким-то причинам у вас все это связывается с котом, пиратом и рыцарем.
Доктор замолчал.
– А второе объяснение? – спросил Вольф.
– Второе ни в какие рамки не укладывается! – Виктор Федорович развел руками. – Рисункам часто приписывают мистическое значение. Оживающие портреты, забирающие жизнь у своего оригинала или принимающие на себя его грехи и пороки… Особенно много мистики вокруг рисунков на теле. В японской литературе есть рассказ о том, как на спине женщины вытатуировали огромного паука. Очень талантливо и красиво. Конечно, в той мере, в какой может быть красивым паук… И женщина превратилась в паука. Не буквально, а по личностным свойствам. Хотите выпить?
Отказываться было неудобно, и Вольф кивнул. Виктор Федорович вышел и вернулся с бутылкой коньяка и двумя пузатыми бокалами. Плеснув в каждый золотистой жидкости, он зажал свой бокал в ладони.
– Согрейте его, вот так, и понюхайте, вы почувствуете, как резкая нота уходит и появляется мягкий нежный аромат, требующий хороших сигар или трубочного табака, опять же хорошего… Чему вы улыбаетесь?
– Извините, – смутился Вольф. – Боюсь, я мало в этом разбираюсь. Последние годы в основном я ел солдатскую кашу, тушенку и сухой паек. Пришлось питаться и тюремной баландой.
– И как? – Виктор Федорович смотрел с искренним интересом.
Глаза у него были черные и блестящие, как влажные маслины в «Метрополе». Вспомнив «Метрополь», Вольф подумал, что несколько сгустил краски своей жизни. Впрочем, ненамного.
– Как вам баланда? – интерес психиатра усилился.
– Нормальному человеку ее невозможно есть. Вы бы не стали.
– А вы? – Виктор Федорович даже отставил бокал и наклонился вперед, внимательно рассматривая Вольфа.
– Приходилось, когда не было ничего другого. Впрочем, мне приходилось есть даже змей и лягушек.
– Во Франции и Китае?
– Нет. В обычном советском лесу, – Володя отхлебнул из бокала. – Это была не еда, а жратва. Вижу, что это не простое любопытство, а профессиональный интерес.
Виктор Федорович кивнул и снова стал греть коньяк в ладони.
– Нарисованный на женщине паук изменил ее личность. Я пытаюсь понять, изменили ли вас эти картинки?
– Не знаю. Разве такое возможно?
– Вы слышали про акупунктуру? Раздражая иглой определенные точки на теле, удается вылечить многие болезни, продлить молодость. То есть изменить человека! А ведь что такое татуирование? То же самое иглоукалывание! Только не по медицинской методике, а по художественному замыслу. Так, может, изображение паука и должно превратить его носителя в насекомое? А тюремные наколки привить аппетит к тюремной пище?
Вольф почувствовал раздражение.
– Это полная… В общем, это не так! Я не привык к тюрьме и не полюбил баланду. Хотя… Кое-что во мне действительно изменилось.
– Что? – насторожился доктор.
Действительно, что? В двух словах этого не расскажешь. Особенно постороннему человеку.
– Да нет, ничего… Значит, я здоров?
– Практически да. Вам надо отдохнуть и восстановить силы.
– А что надо делать, чтобы избавиться от голосов?
Психиатр снова развел руками:
– Это область не науки, а мистики. В мистике, к сожалению, я не силен. Но ведь они вам не очень досаждают?
– Ну, как сказать…
– Если их подсказки несколько раз спасли вам жизнь, то, по-моему, все неудобства окупились с лихвой. Не так ли?
– Пожалуй, так.
– Тогда научитесь сосуществовать с вашими картинками. И постарайтесь максимально использовать ту пользу, которую они могут принести. Я бы с удовольствием встретился через полгода-год и поговорил с вами на эту тему.
Вольф встал.
– Спасибо за консультацию, доктор. Может быть, я еще зайду к вам.
Психиатр пожал ему руку.
«Правильный мужик, ты его слушайся», – сказал кот.
* * *В восемнадцатиэтажной крестообразной башне на Юго-Западе ничего не изменилось, даже код замка остался прежним. Светлые площадки, стерильная чистота просторных коридоров. Все как тогда, когда празднично наряженный, с чистой белой кожей, Вольф первый раз пришел к Лауре, зажав в кулаке купленные в подземном переходе розы. Кажется, что это было сто лет назад. Сейчас Вольф маскировался под сантехника: старая стеганка, черный комбинезон, фибровый чемоданчик с инструментами. На руках коричневые вязаные перчатки, скрывающие знаки принадлежности слесаря к уголовному миру.
На шестнадцатом этаже кремовую чистоту панелей оскверняли грубые черные числа, крупно выписанные на высоте человеческого роста. 884, 884, 884 – то ли заклинание, то ли кабалистические знаки. Четверки были одинаково кривоватыми, с непонятными хвостиками сверху. Всмотревшись, опытный сантехник понял, что цифровой оболочкой закамуфлировано ключевое слово советской настенной живописи, обозначающее отношение к жизни и окружающему миру значительной части россиян.
«Хороший цифровой код для радиообмена, – подумал Вольф. – На нереальную задачу передаешь руководству: „884“ – и все понятно… Если бы я в свое время ответил Петрунову: идите-ка вы, друзья, на 884, глядишь, и ходил бы с неиспорченной шкурой…»
Рядом с дверью бывшей квартиры Лауры стояли мешки с песком и цементом. Значит, ремонт вот-вот начнется… А может, уже идет и плитка в ванной сбита. Тогда тайник раскрыт, а значит, бриллианты и пистолет попали в чужие руки… Чьи? Ремонтников? Хозяев? А может, хозяева заявили в милицию, и уголовный розыск ждет, кто придет за закладкой?
Он приложил ухо к замочной скважине. Тишина. Похоже, никого нет дома. Лаура говорила, что в сорок третьей квартире живет редкая сплетница, Вольф позвонил туда. Когда он жил здесь, то с соседями не общался, к тому же в таком виде вряд ли кто-то его узнает.
– Кто там? – послышался женский голос.
– Сантехника вызывали? Воду отключать для ремонта?
– Мы нет, это, наверное, соседи, – дверь распахнулась, низенькая полная дама в синем халате указала на мешки. – Вот грязь разведут!
– Стучат, небось, целыми днями? – сочувственно спросил сантехник.
Соседка махнула рукой. Ей было около сорока, крашеные волосы, выщипанные брови, отвисшие щеки, подвижный рот, недовольное выражение лица.
– Пока тихо… Когда начнут, голова развалится!
Вольф перевел дух и оценивающе вгляделся в лицо источника информации. С ним продуктивно работать на негативе.
